Король никогда не моргал, и свойство это делало его взглядстоль
странным, что каждый невольно испытывал страх.
Мариньи повернулся к королю, всем своим видом приглашая его вмешаться и
положить конец бесполезному спору.
Приподняв голову, Филипп сказал:
- Брат мой, ведь сегодня мы обсуждаем совсем другой вопрос -вопросо
тамплиерах.
- Пусть будет так, - согласился Валуа,хлопнувкулакомпостолу.-
Займемся тамплиерами.
- Ногарэ, - вполголоса произнес король.
Хранитель печати поднялся с места. С первых же минут он стал задыхаться
от ярости, которая ждала только подходящего случая, дабы излитьсянаружу.
Фанатичный защитник общественного блага игосударственныхинтересов,он
считал дело тамплиеров своим личным делом ивносилвнеготустрасть,
которая не знает ни сна, ни отдыха,ниграниц.Впрочем,высокимсвоим
положениемНогарэбылобязанименноэтомупроцессу,ибововремя
трагического заседания Совета в 1307 году тогдашний королевскийхранитель
печатиархиепископНарбоннскийотказалсяскрепитьордернаарест
тамплиеров, и король, взяв печать из недостойных рук,вручилеетутже
Ногарэ.Костистый,черномазый,свытянутымдлиннымлицомиблизко
посаженнымиглазами,онвсевремянервическиперебиралпуговицы
полукафтанаилижесосредоточенногрызсвоиплоскиеногти.Онбыл
страстен, суров, жесток, как коса в руках смерти.
-Сир,произошлочудовищное,ужасноесобытие,окоторомстрашно
подумать,страшнодажеслышать,-заговорилонскороговоркой,но
приподнятым тоном, - оно свидетельствует отом,чтовсякоемилосердие,
всякое снисхождение к этим пособникам дьявола естьслабость,ислабость
эта обращается против нас.
- Бесспорно, что милосердие, к которому нас призывали вы, брат мой, и о
котором просила меня всвоемпосланиимоядочь,королеваанглийская,
милосердиеэтоотнюдьнепринеслодобрыхплодов,-сказалФилипп,
поворачиваясь к Валуа. - Продолжайте, Ногарэ.
- Этим смрадным псам оставили жизнь, коей они нимало не заслуживают.И
вместо того чтобы благословлять судей, они воспользовались их милосердием,
дабы поносить Святую церковь и короля! Тамплиеры - завзятые еретики...
- Были, - бросил Карл Валуа.
- Что вы изволили сказать, ваше высочество? -нетерпеливопереспросил
Ногарэ.
- Я сказал "были",мессир,ибо,еслипамятьмненеизменяет,из
пятнадцати тысяч тамплиеров, насчитывавшихся воФранции,ввашихруках
имеется всего лишь четверо... правда, всечетверодостаточнодокучливые
субъекты, тут я с вами вполне согласен: подумать только,послесемилет
следствия они еще осмеливаются утверждать, чтоневиновны!Помнится,что
прежде, мессир Ногарэ, вы были проворнее в исполнении своихобязанностей,
ведь вы умели когда-то с помощью одной оплеухи убирать пап с престола.
Ногарэ задрожал, иеголицо,окаймленноесеребристо-белойбородой,
угрожающепотемнело.ЭтооннизложилпапуБонифацияVIII,
восьмидесятишестилетнего старца, дал ему пощечину истащилзабородус
папскогопрестола.Врагиканцлерапользовалисьлюбымслучаем,чтобы
напомнить ему об этом эпизоде. ЗаизлишнийпылНогарэбылотлученот
церкви. Филиппу Красивому пришлосьупотребитьвсесвоевлияние,чтобы
заставить папу Климента V снять отлучение.
- Намхорошоизвестно,вашевысочество,-язвительноотпарировал
Ногарэ, - что вы всегда поддерживали тамплиеров. Нет ни малейшего сомнения
в том, что вы рассчитывали наихвойско,дабыотвоевать,пустьценой
разорения Франции, Константинопольский престол, который, увы, лишьхимера
и на который вам до сих пор не удалось сесть.
Отплатив оскорблением за оскорбление, Ногарэ успокоился, и буро-красное
лицо его приняло обычный цвет.
- Проклятье! - завопил Валуа, вскакивая с кресла, котороеопрокинулось
на пол.
В ответ на раздавшийся грохот из-подстолавдругпослышалсясобачий
лай.Всеприсутствующиевздрогнулиотнеожиданности,кромеФилиппа
КрасивогоикороляЛюдовикаНаваррского,которыйоглушительно
расхохотался. Это залаяла та самая борзая, которую Филипп Красивыйпривел
с собой; пес еще не успел привыкнуть к таким шумным сценам.
- Людовик, да помолчите вы, - сказал Филипп Красивый, устремив насына
ледяной взгляд. Потом, прищелкнув пальцами, позвал:
- Ломбардец, ко мне! - и, ласково погладив собаку, прижалеемордук
коленям.
Людовик Наваррский, уже втевременапрозванныйСварливым,человек
неуживчивый и скудный разумом, потупил голову, стараясьподавитьприступ
неудержимого и неуместного смеха. Людовику исполнилось двадцать пятьлет,
но по умственному развитию онничемнеотличалсяотсемнадцатилетнего
юноши. От отца он унаследовал светлые глаза, но бегающийвзглядЛюдовика
выражал слабость; волосы его в отличие от отцовских кудрей быликакого-то
тусклого цвета.
- Сир, - начал Карл Валуа, когда Бувилль, первый королевскийкамергер,
пододвинул ему кресло, - государь, брат мой, Бог свидетель,чтоярадею
лишь о ваших интересах и вашей славе.
Филипп Красивый медленно повернул глаза к брату,иКарлВалуавдруг
почувствовал, что его оставляет обычная самоуверенность. Тем неменееон
продолжал:
- Единственно о вас, брат мой, пекусь я,когдавижу,каксумыслом
разрушают то, что составляет силу королевства. Когда небудетбольшени
Ордена тамплиеров, ни рыцарства,каксможетевыпредпринятькрестовый
поход, буде такой потребуется?
На вопрос Валуа ответил Мариньи.
- Под мудрым правлением нашего короля, - сказал он, - нам оказалисьне
нужны крестовые походы как раз потому, что рыцарство хранилоспокойствие,
ваше высочество, и не было нужды посылать его в заморскиестраны,стем
чтобы рыцари могли там израсходовать свой пыл.