- Замолчите, Людовик, - приказал король, стукнув ладоньюпостолу.-
Соблаговолите лучше сказать нам, какую кару вы считаете нужным применить к
вашей супруге?
- Пусть сдохнет! - воскликнул король Наваррский. -Онаиобедругие
тоже. Все три пусть сдохнут. Смерть, смерть и смерть!
Слово "смерть" он произнес даже с каким-то присвистом ирубанулрукой
по воздуху, точно напрочь отсекая воображаемые головы.
В разговорвмешалсяФилиппПуатье.И,спросивукоролявзглядом
разрешение высказаться, он произнес:
- Вас ослепило горе, Людовик. А на душе уЖаннынеттакоговеликого
греха, как на душе у Маргариты и Бланки. Не спорю, она виновата,иочень
виновата, ибо потакала преступному увлечению своих невесток,вместотого
чтобы разоблачить их, и она много потеряла в моем уважении. Но ведь мессир
Ногарэ,которыйсумелдобитьсямногого,несмогвсежеполучить
доказательств, что Жанна изменила супружескому долгу.
- А ну-ка, пусть Ногарэ ее самолично допросит, и тогда мыувидим,как
она не признается! - закричал Людовик. - Она помогала втаптыватьвгрязь
мою честь и честь Карла, и, если вы нас действительно любите, какнераз
уверяли, вы сами должны потребовать по отношению к ней той же кары, чтои
к двум остальным шлюхам.
Граф Пуатье возразилбрату,иегоответ,которыйвдругихустах
прозвучал бы злой иронией, как нельзя лучше характеризовал его нрав:
- Ваша честь, Людовик, мне бесспорно дорога; но не менее дорогомнеи
Франш-Конте.
Присутствующие удивленно переглянулись, аФилипппродолжалразвивать
свою мысль:
- Вы владеете Наваррой направахвашейсобственности,Людовик,она
перешла к вам от нашей покойной матушки,и,возможно,впоследствиивам
будет принадлежать Франция - молю Бога, чтобысвершилосьэтокакможно
позже. У меня же есть только Пуатье, которое мнесоизволилподаритьнаш
отец, и я даже не пэр Франции. Но через Жанну я получил титулпфальцграфа
Бургундского и титулсираСалэнского,аСалэнскиекопиприносятмне
большую половину моих доходов; кроме того, послесмертиграфиниМагоя
унаследую все Конте. Понятно? Пусть Жанну заточат в монастырь, и пусть она
проживет там до тех пор, пока все не забудется, пусть дажеостанетсятам
до конца дней своих, ежели это необходиморадичестикороны,нопусть
сохранят ей жизнь.
Его высочество Людовик д'Эвре, который до сих пор не проронил ни слова,
неожиданно встал на сторону Филиппа.
- Мой племянник прав, как перед лицом Господа Бога, так ипередлицом
королевства, - сказал он. - Смертьслишкомсерьезнаявещь,онагрозит
каждому из нас и каждому будет мукой, и не нам посылатьнасмертьсвоих
близких в ослеплении гнева.
Людовик Наваррский метнул на дядю ненавидящий взгляд.
В королевской семье существовало два клана, и так повелосьужедавно.
Дядюшка Валуа пользовался расположением двух своихплемянников:старшего
Людовика и младшего Карла.
Слабые, легко подпадавшиеподчужоевлияние,
оба они восхищались его краснобайством, его жизнью, полной приключений,и
подвигами на поле брани, даже его вечной погоней за престолами, которые то
ускользали из-под самого носа Валуа, то сновасилойоружиявозвращались
ему.АФилиппПуатьебылсторонникомдядид'Эвре,спокойного,
рассудительного и прямодушного человека, который, будь на товолясудеб,
стал бы одним из справедливых, но не популярных правителей. Притязания его
были невелики, и он вполнедовольствовалсясвоимипоместьями,которыми
управлял весьма разумно. Он легко поддавался страху смерти,иэтобыла,
пожалуй, основная черта его характера.
Присутствующие ничуть не удивились, что в семейном споре Людовик д'Эвре
встал на сторону любимого племянника: их близость была известна.
Куда больше удивило их поведениеВалуа,которыйпослепылкихречей
вдруг круто повернул и, оставив бесценного своего Людовика Наваррского без
поддержки, также высказался против смертной казни для преступных принцесс.
Заключение в монастырь, по его словам, было слишком легким наказанием,но
заключение в темницу, пожизненноезаключениевкрепость(оннастаивал
именно на пожизненном заключении) - вот какой совет позволит он себе дать.
Подобное решение было продиктовано отнюдь неприроднойжалостливостью
императора Константинопольского. Он действовал так по простому расчету,а
расчет этот основывался на слове "незаконнорожденная", которымобмолвился
в припадке гнева Людовик Наваррский. И в самом деле...всетроесыновей
Филиппа Красивого не имели потомства мужского пола. У ЛюдовикаиФилиппа
было по дочке; но ведь на крошке Жанне,дочерикороляНаваррского,уже
лежало серьезнейшее подозрение в незаконнорожденности, а этомоглостать
непреодолимым препятствием для еебудущеговосшествиянапрестол.Обе
дочери Карла умерли в раннеммладенчестве...Есливиновныеженыбудут
казнены, трое наследных принцев поспешат вступить во второй брак, и,чего
доброго, у них еще родятся сыновья. А ежели заключить принцесс пожизненно,
королевские сыновья будут считаться женатыми, не смогут вступитьвновые
брачные союзы, а следовательно, не будут иметь и потомства. Конечно, можно
добиться расторжения брака... хотя супружеская измена не достаточный мотив
для этого... Все эти соображения с быстротой молниипронеслисьвголове
Валуа,наделенногоизлишнеживымвоображением.Подобнотемвоякам,
которые, отправляясь на поле брани, перебирают в уме все мыслимыеслучаи,
при каких вышестоящие начальники будут поголовноперебиты,иужевидят
себя в чине главнокомандующего, так и дядюшка Валуа, поглядывая навпалую
грудь своего возлюбленного племянника Людовика инанеестественнохудую
фигуру своего нелюбимого племянника Филиппа,думал,чтотутбудетчем
поживиться внезапному недугу. Да и мало ли бываетнесчастныхслучаевна
охоте, мало ли ломается не вовремя копийнатурнирах,малолилошадей
сбрасывают всадников; асколькодядюшекблагополучнопереживаютсвоих
племянников.