Иребенокпоявилсяна
свет лишьпослетого,какэтотсамыйФилиппд'Онэсталлюбовником
Маргариты... Значит, моя маленькая Жанна... моя дочь... может быть,вовсе
и не моя..." Дальнейшего чтения допроса оннеслушал,онповторялпро
себя: "Моя дочь не моя... моя дочь не моя..." Кровь гулко стучала у него в
висках.
В отличие от брата, граф Пуатье старалсянепропуститьнисловаиз
того, что читал Ногарэ. ХранителюпечатиНогарэ,несмотрянавсеего
старания, так и не удалось вырвать у братьев д'Онэ признанияотносительно
графини Жанны: оба отрицали, что у нее есть любовник, не могли назвать его
имени. А ведь они призналисьвовсем,и,следовательно,еслибыони
что-нибудь о ней знали, они бы, несомненно,подпыткойсказалиправду.
Конечно, она играла гнусную роль сводни, сомнения в этом быть немогло...
Филипп Пуатье размышлял...
Ногарэ, закончив чтение, положил пергаментный свитокнастол.Филипп
Красивый заговорил первый:
- Мессир де Ногарэ, вы достаточно ясно осветили нам прискорбныефакты.
Когда мы примем решение, вы уничтожите все это, -онпоказалназапись
допроса, - дабы не осталось никакого следа, кроме того,чтомынавсегда
похороним в нашей памяти. Ступайте, вы действовали как должно.
Ногарэ поклонился и вышел.
Воцарилось молчание, которое нарушил чей-то вскрик:
- Нет!
Это крикнул Карл, вволненииондажеподнялсясместа.Онснова
повторил: "Нет!" - как бы не желая принимать жестокуюправду.Подбородок
его дрожал, щеки пошли пятнами, и на глаза навернулись слезы, хотя онизо
всех сил старался их удержать.
- Тамплиеры... - произнес он с испуганным видом.
- Что такое? - нахмурившись, спросилФилиппКрасивый.Оннелюбил,
когда при нем говорили о тамплиерах. Каждый невольновспоминал:"Проклят
весь наш род до тринадцатого колена..." Но Карл и недумалопроклятиях
Жака де Молэ.
- В ту самую ночь, - запинаясь, пробормотал он, - в ту самуюночьони
были вместе.
- Карл, - холоднопрервалегокороль.-Каксупругвыпроявляли
излишнюю слабость, так сумейте хотя бы внешне сохранить обличье, достойное
принца.
И сын больше не услышал от отца ни единого слова утешения и поддержки.
ЕговысочествоВалуадосихпорнераскрывалрта,а,какуже
говорилось,хранитьмолчаниебылодлянегогорькоймукой.Он
воспользовался подходящей минутой, дабы излить свой гнев.
- Клянусь Богом! - завопил он. - Странные вещи творятся вофранцузском
королевстве даже под кровом самого короля.Рыцарствоумирает,государь,
брат мой, и вместе с ним умирает честь.
Засим воспоследоваладлиннейшаяречь,нанизывалисьодназадругой
фразы, пышущие благородным негодованием, а подспудно так ипроскальзывали
ядовитые намеки. Для КарлаВалуаодновытекалоиздругого:советники
короля (имени Мариньионненазвал,новсепоняли,кудаонметит)
разгромили рыцарские ордены и тем же ударом уничтожили все моральные устои
общества.
Для КарлаВалуаодновытекалоиздругого:советники
короля (имени Мариньионненазвал,новсепоняли,кудаонметит)
разгромили рыцарские ордены и тем же ударом уничтожили все моральные устои
общества. Государственные мужи "темного происхождения" изобретают какое-то
новое право, основанное на римском праве, иподменяютимдоброестарое
феодальное право,которымпрекраснообходилисьнашипредки.Иплоды
налицо. А во время крестовых походов жену можно было безбоязненно оставить
дома хоть на десять лет - она умела хранить честь, и ни одинвассалдаже
помыслитьнесмелпосягнутьначужуюсупругу.Асейчасповсюду
распущенность, бесстыдство. Подумать только! Двое каких-то конюших...
- Один из этих конюших принадлежит к вашейсвите,братмой,-сухо
прервал его король.
- Равно как другой из свиты вашего сына, -возразилВалуа,кивнувв
сторону графа Пуатье. Тот развел руками.
- Каждый из нас, - наставительно произнес он,-можетбытьодурачен
людьми, которым он доверился.
- Именно поэтому, - закричалВалуа,которыйславилсясвоимумением
извлекать аргументыдажеизвозраженийпротивника,-именнопоэтому
нетерпимо, когда вассал совершает тягчайшее из преступлений - осмеливается
соблазнить и похититьчестьженысвоегосюзерена,особенноеслиона
супруга короля или королевская дочь. Конюшие д'Онэ дошли до того...
- Считайтеихужепокойниками,братмой,-перебилегокороль,
пренебрежительно махнув рукой:этоткороткийрезкийжестстоилсамой
пространной обвинительной речи и безвозвратно вычеркивал изспискаживых
двух братьев д'Онэ. - Да иневэтомдело.Мыдолжнырешитьучасть
принцесс-прелюбодеек... Позвольте, брат мой, - добавил он, видя, что Валуа
собирается разразиться новой речью, -разрешите,насейразяспрошу
сначала мнение своих сыновей. Говорите, Людовик.
Людовик Наваррский открыл было рот, но на него напал приступкашля,и
нащекахвыступиликрасныепятна.Кровьбросиласьемувголову.
Присутствующие молча ждали, пока он отдышится.
- Скоро начнут говорить, что моя дочь незаконнорожденная, - произнес он
наконец, придя в себя. - Вот что будут говорить. Незаконнорожденная!
- Если вы первыйбудетеобэтомкричатьнавсехперекрестках,-
недовольно сказал король, - другие не преминут повторять за вами.
- Конечно, конечно, - подхватил Карл Валуа,которыйещениразуне
думал о такойвозможности,ивеговыпуклыхсинихглазахзаблестел
странный огонек.
- А почему быинекричать,разэтоправда?-спросилЛюдовик,
окончательно теряя самообладание.
- Замолчите, Людовик, - приказал король, стукнув ладоньюпостолу.-
Соблаговолите лучше сказать нам, какую кару вы считаете нужным применить к
вашей супруге?
- Пусть сдохнет! - воскликнул король Наваррский.