Ноги его сводила мучительная судорога, и он кричал:
- Клещи! Уберите их, пощадите!
Точно так же кричали братья д'Онэ в подземелье замка Понтуаз...
Кошмар, навалившийся на Ногарэ, который он пытался сбросить с себя, был
его собственной жизнью, тойжизнью,чтобезжалостнораздавиластолько
жизней.
- Я ничего не делал для себя! Я служил королю, одному только королю!
Этот законник передпоследнимсудилищем,наложесмерти,всееще
старался обелить себя по всей форме.
К одиннадцати часам вечера опочивальня опустела. У одра Ногарэ остались
только лекарь, цирюльник и старый слуга. Королевские гонцы, закутавшисьв
плащи, мирно спали, прикорнув на полу прихожей.Родняудалиласьнебез
сожаления. Какой-то родич незаметно сунул слуге тяжелый кошель.
-Смотрипредупреди,когдавсекончится.Бувилль,явившийсяза
новостями, расспрашивал сидевшего у постели лекаря.
- Все средства испробованы, - сказал тот вполголоса. -Рвота,правда,
почти утихла, но бред не прекращается. Нам остается лишь ждать, когдаего
призовет к себе Господь Бог. Разве что чудо...
Один только Ногарэ, хрипевший на подушках, одинтолькоонзнал,что
там, во мраке, его ждут тамплиеры.
Они проходили перед ним, кто в полном рыцарском облачении, кто с трудом
волоча перебитые на допросах ноги; они шлиишлипопустыннойдороге,
окруженной бездонными пропастями и освещенной пламенем костров.
- Эймон де Барбонн... Жан де Фюрн... Пьер Сюффе... Брэнтеньяк...Гийом
Бочелли... Понсар де Жизи...
Тени ли бросали на ходу свои имена или их выговаривали уста умирающего,
который уже не понимал собственных слов?
- Сын катаров! [катары - члены религиозной секты,распространеннойна
юге Франции в конце XII и начале XIII в.; родители Ногарэпринадлежалик
этой секте, отрицавшей плотскую жизньипрактиковавшейсамоубийство]-
раздался голос, покрывший все остальные. И из самой густойтьмывозникла
крупная фигура папы Бонифация VIII, заполнив тонеобъятноепространство,
которым стал сам Ногарэ, вмещавший в себя горы и долы, гдешествовалина
Страшный суд несметные толпы.
- Сын катаров!
И голос Бонифация VIII вызвал в памяти Ногарэ самуюстрашнуюстраницу
его жизни. Он увидел себя ослепительно ярким сентябрьским днем, какими так
богата Италия, во главе шестисот всадников и тысячи ратников поднимающимся
кскалеАнаньи.ЧиарраКолонна,заклятыйврагБонифация,тот,что
предпочел участь раба и три долгих года,закованныйвцепи,нагалере
неверных скитался по чужеземным морям, лишь бы его не опознали, лишь бы не
попасть в руки папы, - этот Чиарра Колонна скакал с ним бок о бок.Тьерри
д'Ирсон тоже участвовал в походе. Маленький город открыл перед пришельцами
ворота; дворец Гаэтани был захваченвмгновениеока,и,пройдячерез
собор, нападающие ворвались в священные папские палаты. В просторнойзале
не было ни души, только сам папа, восьмидесятишестилетний старец стиарой
на голове, подняв крест, смотрел,какприближаетсякнемувооруженная
орда.
И на требования отречься от папского престола отвечал: "Вот вамвыя
моя, вот голова, пусть я умру, но умру папой". Чиарра Колоннаударилего
по лицу рукой в железной перчатке.
- Я не позволил его убить! - кричал Ногарэ из той бездны,чтозовется
агонией.
Город был отдан на потокиразграбление.Аещечерезденьжители
переметнулись во вражеский лагерь, напали на французские войскаиранили
Ногарэ; он вынужден был бежать. Но все же он достиг цели. Разум старика не
устоял перед страхом, гневомитяжкимиоскорблениями.КогдаБонифация
освободили, он плакал, как дитя. Его перевезли в Рим, где он впал в буйное
помешательство,поносилвсех,ктокнемуприближался,отказывался
принимать пишу и на четвереньках,какзверь,передвигалсяпокомнате,
охраняемой надежной стражей. А ещечерезмесяцфранцузскийкорольмог
торжествовать - папа скончался, прокляв и отвергнув вприпадкебешенства
Святые Дары, которые принесли умирающему.
Лекарь, склонившись над Ногарэ, пристально смотрел на это тело, которое
неуловимыми для глаз движениями боролось против отлучения от церкви, давно
уже отмененного.
- Папа Климент... рыцарь Гийом де Ногарэ... король Филипп. ГубыНогарэ
еле шевелились, они покорно повторяли вслед заВеликиммагистромслова,
внезапно всплывшие в мозгу.
- Жжет! - вдруг сказал он.
В четыре часа утра явился архиепископПарижскийсобороватьхранителя
печати. Церемониябылакороткойипростой.Надбесчувственнымтелом
прочитали молитву, присутствующие, дрожа от усталости исмутногостраха,
опустились на колени.
Архиепископ ушел не сразу. Стоя вногахпостели,онмолчамолился.
Ногарэ лежал неподвижно, и тело среди разбросанных простынь казалось таким
невесомо-плоским, словно уже давила нанеготяжестьнадгробногокамня.
Архиепископ вышел из комнаты, ивсерешили,чтонасталконец;лекарь
приблизился к смертному одру, но Ногарэ был еще жив.
Окна, в которые робко заглянула заря, посветлели, инадругомберегу
Сены - на другом конце света - осторожно зазвонилколокол.Старыйслуга
приоткрыл ставень и стал жадно глотать свежий воздух. Благоухание весныи
цветовокутывалоПариж.Городвставалотосна,ипробуждениеего
сопровождал неясный гул.
Вдруг раздался шепот:
- Сжальтесь!
Все обернулись. Ногарэ был мертв, из ноздрей его вытекла и ужезасохла
последняя струйка крови.
- Господь призвал его к себе, -торжественнопроизнеслекарь.Тогда
старик слуга достал из пачки, присланной недавно мэтромАнжельбером,две
длинные белые свечи, вставил их в подсвечники и поместил укровати,дабы
освещали они последний сон хранителя печати Французского королевства.
3. АРХИВЫ ОДНОГО ЦАРСТВОВАНИЯ
Едва только успел хранитель печати испустить дух, какмессирАлэнде
Парейль от имени короля прониквдомНогарэ,чтобыналожитьрукуна
имеющиеся там документы, дела и бумаги.