Все замолчали. Каждый старался для вида чем-то заняться. И Леон, как ловкий режиссер, предложил самой многолюдной группе:
- Хотите домино?
Это был способ произвести шум, занять руки. Домино, повернутые вверх черной стороной, были смешаны на мраморной доске столика. Хозяин сел возле комиссара.
- Я заставил их замолчать, - прошептал он, - потому что тот тип в левом углу-отец парнишки. Понимаете?
- Какого парнишки?
- Юнги Жана Мари. Того, что упал за борт на третий день плавания.
Этот человек прислушивался. Если он и не различал слов, он понял, что речь идет о нем. Он сделал знак официантке наполнить его стопку и, сморщившись, залпом осушил ее.
Он был пьян. Его выпуклые светло-голубые глаза уже помутнели. Комок жеваного табака оттопыривал левую щеку.
- Он тоже ходил к Ньюфаундленду?
- Прежде ходил. Теперь у него семеро детей, и зимой он ловит сельдь.
Зимой ведь плавание короче: сначала месяц, потом все меньше и меньше, по мере того как рыба спускается к югу.
- А летом?
- Летом он рыбачит самостоятельно, ставит тройные сети, клетки для ловли омаров.
Человек этот сидел на той же скамье, что и комиссар, только с другого края. Мегрэ наблюдал за ним в зеркало. Он был маленького роста, широк в плечах. Типичный моряк с Севера-коренастый, упитанный, с короткой шеей, розовой кожей, светлой бородой. Как и у большинства рыбаков, руки его были покрыты шрамами от фурункулов.
- Он всегда так много пьет?
- Они все пьют. Но особенно он напивается с тех пор, как погиб парнишка. Ему очень тяжело видеть "Океан".
Теперь этот человек смотрел на них с наглым видом.
- Что вы от меня хотите? - заикаясь, обратился он к Мегрэ.
- Ровно ничего.
Матросы следили за сценой, продолжая партию в домино.
- Нет, вы должны сказать! Что, я не имею права выпить?
- Да нет, почему же!
- Только скажите, что я не имею права пить! - повторил он с упорством пьяного.
Взор комиссара упал на черную повязку, которую он носил на своем красном свитере.
- Тогда чего же вы прилипли ко мне и все время про меня говорите?
Леон сделал Мегрэ знак, чтобы тот не отвечал, и направился к своему клиенту.
- Послушай, перестань скандалить, Каню. Господин комиссар говорит не о тебе, а о парне, который пустил в себя пулю.
- Так ему и надо! Он что, умер?
- Нет. Может быть, его еще спасут.
- Тем хуже! Пусть они все подохнут!
Эти слова произвели сильное впечатление. Все лица повернулись к Каню.
И у того появилась потребность прокричать еще сильней:
- Да, все, сколько их тут есть!
Леон встревожился. Он смотрел на всех умоляющими глазами и, повернувшись к Мегрэ, развел руками, показывая, что он бессилен.
- Послушай, иди спать. Жена тебя ждет.
- Плевать мне на это!
- Завтра у тебя не будет сил вытащить твои тройные сети.
Пьяница усмехнулся. Малыш Луи в это время позвал Жюли.
Малыш Луи в это время позвал Жюли.
- Сколько с нас?
- Два раза всем по стопке?
- Да, запиши это на мой счет. Завтра я получаю аванс, а потом ухожу.
Он встал, и бретонец, который не отставал от него ни на шаг, поднялся за ним, как автомат. Луи притронулся к фуражке. Притронулся второй раз, повернувшись к Мегрэ.
- Подлецы! - проворчал Каню, когда оба они проходили мимо него. - Все вы подлецы.
Бретонец сжал кулаки, хотел было ответить, но Малыш Луи потащил его за собой.
- Иди ложись спать! - твердил Леон. - Все равно сейчас будем закрывать.
- Уйду тогда, когда все уйдут. Что я, хуже других, что ли? - Взглядом он искал Мегрэ. Казалось, он хочет затеять ссору. - Вот этот толстяк, например, что он во всем этом понимает?
Он говорил о комиссаре. Леон чувствовал себя как на горячих углях.
Оставшиеся в зале посетители следили за сценой, уверенные, что сейчас что-то произойдет.
- Ладно! Лучше я уж уйду. Сколько с меня?
Он пошарил у себя под блузой, вытащил кожаный кошелек, бросил на стол жирные ассигнации, встал, качнулся, пошел к двери, которую с трудом отворил.
Он ворчал что-то неясное - ругательства или угрозы. Выйдя на улицу, прильнул лицом к окну, чтобы в последний раз посмотреть на Мегрэ, и нос его расплющился на затуманенном стекле.
- Это для него страшный удар, - вздохнул Леон, возвращаясь на свое место. - У него был только один сын. Все остальные-девочки. Они, можно сказать, в счет не идут.
- А что здесь рассказывают? - спросил Мегрэ.
- О радисте? Да они ничего не знают. Вот и выдумывают всякую ерунду.
- Что именно?
- Да не знаю. Все о дурном глазе.
Мегрэ почувствовал, что на него устремлен чей-то взгляд. Это был взгляд главного механика, сидевшего за столом, напротив него.
- Ваша жена вас больше не ревнует? - спросил Мегрэ.
- Да ведь мы завтра уходим. Пусть теперь попробует привязать меня к Ипору!
- "Океан" отплывает завтра?
- Да, в час прилива. Не думаете же вы, что судовладельцы оставят его плесневеть в гавани?
- Нашли кого-нибудь на место капитана?
- Пенсионера, который вот уже восемь лет как не плавал. И командовал всего лишь трехмачтовым барком. Хорош капитан...
- А радиста?
- Взяли одного мальчишку из училища. Он приедет завтра утром. Из Школы искусств и ремесел, так ее называют.
- Старший помощник вернулся?
- Вызвали телеграммой. Прибудет завтра утром.
- А команда?
- Как обычно. Собрали тех, что болтались в порту.
- А юнгу нашли?
Главный механик вскинул на него острый взгляд.
- Да, - сухо бросил он.
- И вы рады, что уходите?
Ответа не последовало. Главный механик заказал еще стакан грога. А Леон вполголоса сказал:
- Только что получили известие о "Мирном", который должен был вернуться на этой неделе. Это судно той же серии, что "Океан". Оно затонуло за три минуты, после того как наскочило на скалу.