Полицейские порой бывают на редкость назойливыми. Они хотят сделать как лучше, но
так хотел и мальчик, который метнул камень в кролика, а угодил в глаз сестре.
Флора проскользнула мимо меня в комнату. Карл Дрю, похоже, тоже стремился внутрь, и я посторонился, пропуская его. За ним вошел и Стеббинс,
метнув на меня свирепый взгляд. Тут кто то потянул меня за рукав, и я обернулся.
– Замечательная речь, – вставила Эмми Торн. – Я бы захлопала в ладоши, если бы знала, что вы закончили.
– Рад, что вам понравилось. Заметьте, я не репетировал. Экспромт, так сказать.
– Чудесно. Если хотите побеседовать наедине, то моя комната в конце коридора. Вон там.
Комната Эмми Торн размерами оказалась с две предыдущие, в которых я побывал, и в ней не было ни женщин, ни одежды. На столе не громоздились
папки или бумаги, а рядом с ним стояли два стула. Я подождал, пока сядет Эмми, после чего уселся сам.
– Флора говорит, вы хорошо танцуете, – проговорила она.
– Молодец, девчонка. Я также мастер чесать языком.
– А я, признаться, не очень. – Ее левый глаз показался мне более голубым, чем правый; впрочем, возможно, так падал свет. – Что вы там наплели
про письма от Сары Йер?
– Со мной, должно быть, что то не так, – ответил я. – То ли галстук перекошен, то ли пиджак испачкан, не знаю. Но сначала со мной резко говорил
мистер Дрю, потом мистер Галлент едва не запустил в меня пепельницей. А теперь вот вы. Почему простой вопрос, который, заметьте, я задаю в
вежливой и уважительной форме, вызывает здесь подобную реакцию?
– Я, пожалуй, неверно выразилась. Вместо «наплели» мне следовало сказать: «вешали лапшу на уши». Какое право вы вообще имеете приходить сюда и
задавать вопросы? Вежливо или нет.
– Никакого. Это вовсе не право, а свобода. Свобода поступать как мне вздумается. Например, я не вправе пригласить вас отужинать со мной сегодня
вечером, хотя это было бы неплохо, но я волен высказать свои мысли, а вы вольны ответить, что скорее согласились бы отужинать в обществе бабуина
или, скажем, орангутана, хотя это и не слишком вежливо. Более того, если я спрошу вас, не получали ли вы каких либо писем или иных посланий от
Сары Йер, вы вольны сказать, чтобы я катился ко всем чертям, если находите вопрос предосудительным. Правда, могу добавить, что я волен катиться
не ко всем чертям, а только к одному, например – к чертячке. Или чертихе. Вы получали какие либо письма или иные послания от Сары Мер?
Эмма Торн расхохоталась. Зубки оказались ровные и беленькие. Она перестала смеяться и утерла слезы.
– Господи, – она покачала головой, – никогда так не хохотала. А ведь думала, что по крайней мере год вообще не смогу смеяться. Сначала этот
вчерашний кошмар, а потом Сара… Нет, я не получала от нее писем. Вам не придется катиться ко всем чертям. Или чертовкам. – Она посерьезнела, а
голубые глаза, внимательно смотревшие на меня, светились живым умом. – Что вас еще интересует?
И вновь мне пришлось бороться с искушением. Если в случае с Дрю искушение было чисто профессиональное, то с ней – лишь частично профессиональное
и лишь частично чистое. Кремер сказал, что Эмми Торн отвечает в фирме за связи; по моему, еще одна связь ей бы совсем не помешала.
Но я устоял и поэтому отрицательно помотал головой.
– Больше ничего, если вы сами не хотите сообщить мне что нибудь заслуживающее внимания. Например, не получал ли кто другой от нее писем?
– Нет. – Она изучающе смотрела на меня. – Но, конечно, мне очень любопытно. Если я подобрала правильное слово.
– Но, конечно, мне очень любопытно. Если я подобрала правильное слово. Я очень любила Сару, и мне
интересно знать, что привело вас к нам. Вы сказали мистеру Дрю, что Ниро Вулф проводит расследование, но отказались сказать, кто его нанял.
– Верно – сказал и отказался.
– Значит, вы и мне не скажете. Мне ведь и все мое очарование не поможет, да? Или нет?
– Увы… – Я встал. – А жаль – я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как это у вас получится. Должно быть, это очень здорово.
Выйдя в коридор, я двинулся к лифту, но у двери в кабинет Галлента приостановился и навострил уши. Я услышал кваканье (это был Пэрли), звонкое
сопрано (Анита Принс) и, наконец, воинственный баритон (Галлент). Но никаких слов из за толщины двери расслышать не удалось.
Выйдя из здания, я повернул налево, зашел в телефонную будку на Мэдисон авеню, набрал самый знакомый и до боли привычный номер, наткнулся на
Фрица и попросил, чтобы соединили меня с Вулфом.
В ухо ворвался родимый рык:
– Да, Арчи?
– Рыбы так и кишат. Роятся. Целые косяки. Сара Йер два года заказывала здесь платья, и все ее обожали. Писем она им, судя по всему, не писала.
Все хотят знать, кто вас нанял и зачем, особый интерес проявляет Флора Галлент. Я не обедал и голоден как волк, но остановился позвонить, чтобы
узнать, нет ли чего срочного. В самый неподходящий миг ворвался Стеббинс и, разумеется, захотел знать, какого черта я там делаю.
– Ты ему не сказал?
– Нет, конечно. Когда он заявил, что выведает у кого нибудь из остальных, я собрал их вместе и произнес пылкую речь, смысл которой сводился к
тому, что мозг человека – это его крепость, сами понимаете… Впрочем, любой из них может проболтаться, вот я хочу предупредить вас, чтобы это не
нарушило вашего плана. Если он у вас есть, конечно.
– Не нарушит. Я продолжаю. У меня есть новые указания. Ты должен…
– Нет, сэр. Бурю в желудке я еще успокоить смогу, проглотив сандвич и запив его стаканом молока, но вот дальше ни шага не сделаю, прежде чем вы
мне не объясните, что задумали. Если хотите, можете сказать сейчас, по телефону.
– Нет. Хорошо, это не очень срочно. Фриц разогреет тебе обед. Возвращайся домой.
– Хорошо. Через пятнадцать минут.
Я повесил трубку и остановил такси.
Глава 5
Обычно мы с Вулфом обедаем в столовой, но, оставаясь в одиночестве, я предпочитаю трапезничать на кухне. Вернувшись домой, я сразу прошел туда и
в один присест расправился с запоздалым обедом из солянки с грибами, цыплячьего паштета, белого вина и тертого сыра; Фриц извинился, что сыр
перегрелся, поскольку я слишком задержался. Налив себе кофе, я взял чашечку и отправился в кабинет.
– Вот, теперь совсем другое дело, – заявил я Вулфу. – Жаль, что Пэрли здесь нет. Как желаете – от начала и до конца?
– Нет. – Вулф отложил книгу в сторону. – Ты уже сказал мне все, что мне нужно знать.
– Так вам ничего не нужно? Как же насчет моей выдающейся речи?
– Можешь ее отпечатать и поместить в архив. Чтобы сохранить навеки. У меня есть для тебя поручение.
– Я понял. – Я прихлебнул кофе. – Оно потерпит десять минут?
– Пожалуй, да.
– Тогда повторю свой вопрос. Почему?
Вулф откинулся на спинку своего необъятного кресла.
– Как я тебе уже говорил утром, я считаю, что меня провели как мальчишку, и я хотел в этом убедиться. Вполне возможно, что представление,
которое вчера здесь устроили, – подозвали нас к телефону как раз в ту минуту, когда случилось убийство, – было лишь ловким трюком.