— У золовки юбилей, хотелось бы успеть…
Пропади ты пропадом со своей салфеткой, вяжи сколько душе твоей угодно, только скажи что-нибудь такое, что сразу же прольет свет на дело!
— Если вам так будет удобнее, Тамара Александровна, — елейным голосом ответил Леля.
— Мне будет удобнее. И потом — вязание успокаивает…
— Когда вы обнаружили тело? — Пальцы старухи назойливо лезли ему в глаза, и, чтобы хоть как-то избавиться от этого наваждения, Леля принялся осматривать нишу в стене, возле которой они устроились.
— Сегодня утром… И сразу же позвонила вам. Сразу же!..
— Вы присматриваете за домом?
— Можно сказать и так… Герман Юлианович — это хозяин. Он платит мне… Сумма, конечно, небольшая, но дает ощутимую прибавку к пенсии. Сами понимаете, какая она у бывшей учительницы начальных классов.
— И как часто вы здесь… м-м… убираетесь?
— Раз в восемь-девять дней… Это если Герман Юлианович не приезжает. Но иногда он наведывается и чаще. А за сутки до приезда звонит. Очень деликатный человек. Деликатный и пунктуальный. Тогда я развожу камин, протапливаю дом, прибираюсь, меняю постели.
— Он приезжает не один?
Крючок в пальцах старухи на секунду застыл.
— Я не знаю. Но, думаю, это его личное дело. Мне ведь платят не за то, чтобы я подсчитывала количество его гостей, правда? У меня, конечно, есть ключ, я никогда не злоупотребляю им, чтобы посмотреть, что здесь происходит. Я очень порядочный человек.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — заверил Тамару Александровну Леля, а она отставила салфетку и вынула из кармана старой кофты ключ.
С затейливой бородкой. Такую бородку Леля узнал бы из тысяч других. Брат-близнец этого ключа проходил теперь в качестве вещественного доказательства по делу об убийстве Радзивилла.
— Вы позволите? — шепотом попросил ключ следователь.
— Я не могу вам его дать. Сначала нужно поставить в известность хозяина.
— Да, я понимаю… Кстати, о хозяине. Его что, не было больше недели и на сегодня, так сказать, была назначена генеральная уборка?
— Да.
— А когда он был здесь последний раз?
— Значит, так, — Тамара Александровна закатила глаза. — Он позвонил мне второго вечером и сказал, что следующую ночь проведет здесь…
— Следующую ночь? — Леля занялся арифметическими подсчетами. — Получается с третьего на четвертое?
— Именно.
— Простите, Тамара Александровна… Вы обычно дожидались владельцу дома или уходили раньше?
— Обычно он приезжал к десяти, а я уходила в девять. Это тоже было оговорено заранее. А если управлюсь заранее — посижу повяжу, музыку послушаю. Хозяин разрешал мне пользоваться музыкальным центром. Я очень люблю Стравинского. Особенно «Весну священную». А вы?
— Мое любимое музыкальное произведение, — вдохновенно соврал Леля. — Скажите, Тамара Александровна, вы никогда не видели его гостей?
— Я уже говорила вам, молодой человек. Я не видела здесь никого.
— Значит, вы пришли сегодня утром и обнаружили мертвую девушку.
— Да, — железобетонная Тамара Александровна даже не оторвалась от крючка. — Я и заметила-то ее не сразу. Только когда раздвинула шторы и принялась разводить огонь. Она сидела в кресле, эта девица. Я сразу поняла, что она мертва. И сразу позвонила. Сначала вам, а потом хозяину. Я — законопослушный человек.
— Вы позвонили хозяину…
— И мне сказали, что его нет. И бросили трубку. Очень невежливо.
— А по какому телефону вы звонили?
Старуха покопалась в бездонных карманах кофты и вытащила бумажку с двумя телефонами: один из них был номером квартиры Радзивилла на Ланском. Второй — номером мобильника.
— А раньше вы когда-нибудь звонили ему?
— Никогда. Он просил беспокоить его только в экстренных случаях. Но никаких экстренных случаев не было. Этот первый.
— А раньше вы когда-нибудь видели эту девушку?
— Никогда, — отрезала Тамара Александровна. — Не думаю, что у такого приличного человека, как Герман Юлианович, есть знакомые наркоманы.
Скорее всего забралась в дом, чтобы уколоться. Что ж, она сама в этом виновата.
— Я вас очень попрошу, Тамара Александровна. Сейчас вас проводят, снимут показания, и вы напишете все, что говорили мне.
— Это обязательно? — недовольным голосом спросила Тамара Александровна: очевидно, салфетка к юбилею золовки горела синим пламенем.
— К сожалению. Юридические формальности.
Старуха в сопровождении одного из оперативников проплыла на кухню, а Леля принялся осматривать обстановку.
Уютное гнездышко, ничего не скажешь. К тому же свитое вдали от жены и двоюродной сестры. Что ж, логика Радзивилла понятна: в кровать к жене девочку не затащишь, у нее у самой мальчик. С Агнешкой Радзи-вилл тоже все понятно, пример Никольской навсегда отвратил покойного банкира от родных пенатов. Так что Герману Юлиановичу ничего не оставалось, как прикупить это скромное бунгало. Тем более что средства позволяют.
Китайский домик для утех, вот как это называется.
На первом этаже коттеджа расположились небольшая кухонька, каминный зал с нишей, в котором он сейчас находился и в котором Тамара Александровна Кучеренко обнаружила труп. К креслу, на котором сидела смотрительница, прилепился маленький столик с деревянным блюдом. На блюде лежало несколько мотков шерсти, три или четыре пары спиц и устрашающего вида крючок для вязания — милые семейные развлечения Кучеренко в час отдохновения от уборки. Должно быть, Радзивилл сам разрешил ей держать здесь свое хозяйство.
Рядом с нишей располагалась стойка мини-бара, чуть дальше — еще одно кресло. И книжные стеллажи, украшенные, впрочем, отнюдь не книгами: несколько расписных блюд, несколько грузинских керамических кувшинов, две низкие японские вазы и одна египетская, в виде священного быка Аписа. В голову несчастного животного были воткнуты стебли бессмертника.
Леля подошел к эксперту Курбскому, все еще колдовавшему над телом покойной Литвиновой, и тихо спросил:
— Ну как?
— Смерть наступила дней восемь назад. И была естественной. Передозировка. Покойная увлекалась героином, в ее сумочке нашли направление к наркологу. Собственно, по этой бумажке ее личность и установили.
— Значит, смерть была естественной?
— Вскрытие покажет, но у меня на этот счет уже сейчас никаких сомнений.
Склонив голову набок, Леля рассматривал мертвую девушку Она совсем не показалась ему красивой — на фотографии все было куда естественнее. Впрочем, Литвинова сидит в этом кресле уже восемь дней, и к ней потеряли интерес не только жизнь, но и смерть: запущенные волосы, запущенное лицо, следы уколов на сгибе локтя…
У Литвиновой не оказалось жгута, и она использовала ремень от сумки.
А все содержимое этой сумки уже упаковал рачительный эксперт Курбский: немного мелочи, несколько смятых сотенных купюр, косметичка, пудреница и перочинный нож.
Интересно, что делает в этой девичьей коллекции перочинный нож?
Кто-то больно сжал его ладонь, и Леля обернулся: конечно же, это была Регина. Она, не отрываясь, смотрела на тело подруги, и по ее лицу снова текли совершенные слезы.
— Успокойся, прошу тебя… Не нужно смотреть, — прошептал Леля.
— Дашка, Дашка… Ничего, я в порядке, милый…
— Принести тебе воды?
— Не стоит. Как она оказалась здесь?
— Я не знаю… И, думаю, никто не знает. Все действующие лица драмы мертвы. — Лицо Регины было так близко, что он с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее.
Он был готов это сделать, черт возьми!..
И когда он уже решился, раздался голос Сани Гусалова:
— Петрович! Иди-ка сюда!
Через минуту Леля уже поднимался на второй этаж, в спальню. Гусалов и один из оперативников возились с одной из дверей. Вторая дверь вела в ванную и туалет.