Я решительно воспрянул духом, наблюдая, какие гримасы выделывает его лицо, как таращится он на меня, задыхаясь от бессильной ярости. Я снова подмигнул ему. Этого он был уже не в силах вынести, он отвернулся в сторону, его партнёрша, в которой я узнал розовую индюшку, что-то сказала ему, но он не ответил, от сильного потрясения перестав, по-видимому, реагировать на окружающее. Когда он проходил мимо, я заметил, как проступили на щеках его из-под слоя пудры красные пятна. Я ликовал.- Даже смотреть на меня не хочешь?Я вздрогнул.- Что ты там увидел?Всё это время я шёл, держа её руку в своей руке и даже не догадался взглянуть! Я боялся посмотреть на неё.- Что ты так смутился?- Я... не решаюсь,- пробормотал я.- Вот как. Отчего же?- Разве я... ты... не знаешь, что я...- Догадываюсь,- сказала она со вздохом. Я поднял на неё глаза. Сердится?Поклон. Реверанс.- Я виноват перед тобой.- Виноват,- согласилась она.- Но не стоит так мучить себя, ведь ты не хотел ничего плохого. Ты хотел сделать мне приятное, ведь правда?- Да,- сказал я, пытаясь понять, о чём она говорит.- Я... не думал, что так получится.- Для меня это было не меньшей неожиданностью,- сказала она,- уверяю тебя. Я предполагала, конечно, что-нибудь в этом духе, но такое...- Я и сам... не ждал,- сказал я робко.Она удивилась.- Вот как?Поклон. Реверанс.- Да... ведь это правда... я...- Ко мне заявляются и говорят: "Это ваши люди?"- и показывают мне двоих. "Мои",- отвечаю.- "Позвольте, однако, спросить, какова их провинность, что вы привели их ко мне". "Да вот",- говорят,- "их застали за кражей цветов. Эти мошенники стали отпираться, нагло врать, заявляя, что делают это по вашему приказанию. Столь наглое враньё привело всех в крайнее возмущение, и мы почли за должное привести этих негодяев к вам". "Благодарю вас",сказала я.- "Вы поступили совершенно правильно. Я прикажу наказать их". Каково же оказалось моё положение.Поклон. Реверанс.- И что я должна была подумать?Я подавленно молчал.- Благо, дело это, кажется, не получило огласки, что могло бы быть чревато для тебя весьма неприятными последствиями. Как ты вообще мог отважиться на подобное безумие?- Я люблю тебя.- Ты опять?- сказала она строго.- Но это правда!- Я не желаю об этом слышать.- Но...- Ты слышишь? Отвечай, ты слышишь?- Да,- сказал я.- Вот так,- сказала она.- И благодари судьбу, что всё ещё так кончилось.- Об этом рано говорить.- Что?- сказала она.Музыка оборвалась. Поклон. Реверанс. Всё заполнилось шарканьем ног, гулом голосов, ряды смешались.- Ты хочешь уйти?- Не знаю, нет. Ты что-то сказал, мне кажется?- Да. Я сказал, что рано говорить том, что всё кончилось. Посмотри вон туда.- Куда?- Видишь вон того человека? На нас смотрит.- Да. Вижу. Кто это?- Посмотри, он не спускает с меня глаз.- Ты хочешь сказать... он следит за тобой? Смотри, он уходит.- Не сомневаюсь, что стоит мне теперь покинуть этот зал, как я буду немедленно арестован. Если только мне снова не удастся ускользнуть.- Ты сказал, снова? Вот как.Она задумалась.- И ты предлагал мне уйти?- Я всего лишь спросил, не хочешь ли ты уйти.- Ты хоть понимаешь, что это очень серьёзно?- Догадываюсь.- И что ты собираешься делать?- Сейчас объявят танец.Только я сказал это, заиграла музыка, зал расчистился, и пары, выстроившись в ряды, замерли. Поклон. Реверанс.- А когда танцы кончатся?- О!- улыбнулся я.- У меня в запасе целая ночь.Она поджала губы.- Ты очень легкомысленно относишься к этому.- Если разобраться,- сказал я,- то что, собственно, произошло? Кто сможет опознать меня? Ведь в коридоре было очень темно, и едва ли кто-то мог разглядеть меня как следует, хотя...- я вспомнил негодяя лакея, ведь кто-то сказал ему!- Хотя, ладно. Пусть даже кто-нибудь опознает меня.
Но и тогда я сумею представить всё таким образом, что это примет характер самый невинный.- Это будет нелегко сделать,- возразила она.- Не думаю,- сказал я.- Ты слишком самоуверен,- сказала она.- Возможно,- сказал я.- А может быть, и нет.- Вот именно,- сказала она.- Ты не можешь знать, как обернётся это дело. Очень может быть, что найдутся люди, которым выгодно будет представить его в самом скверном для тебя виде, ты не знаешь, какие силы, задействованы в этом, и какие силы противостоят тебе. Тебе всё представляется очень простым, а это не так.- Ты права,- сказал я.- Стоит только объявить игру, а уж игроки-то найдутся.- Вот именно,- сказала она.- Всё можно представить совсем иначе, нежели было на самом деле. Ты сам, как мне кажется, собирался сделать это, но даже не задумался, что подобная мысль может прийти в голову ещё кому-нибудь. Ты ввязался в игру, о которой даже не догадываешься.- Что же мне делать?- сказал я.- Я подумаю, как можно помочь тебе.- По крайне мере, одно меня утешает,- сказал я.- Что же?- спросила она.- То, что мы будем танцевать всю ночь. О бесподобная ночь, какое блаженство меня ожидает! За такую ночь и жизнь отдать не жаль.- Ты опять?- сказала она.- И потом, разве я обещала тебе все танцы? Напомни мне, когда это было?Я прикусил язык.- Неужели ты думаешь, что я буду оставаться здесь до самого утра!- она содрогнулась, как будто представив себе это.- И потом, разве ты не понимаешь, что оставаясь здесь с тобой, я ничего не смогу предпринять для твоего спасения? Ты рассуждаешь как ребёнок.- Прости,- сказал я.- Наверное, я похож на ребёнка.- Ну конечно,- сказала она.- Думаешь, что я должна оставаться с тобой, чтобы охранять? От дурного глаза?Она помолчала.- Пока ты здесь, тебе ничего не грозит. Оставайся здесь и не выходи. Пока ты в этом зале, ты в безопасности.- Да,- сказал я.- До тех пор, пока в этом зале танцуют.- А я попробую что-нибудь предпринять.
...- Желаю тебе приятно повеселиться,- сказала она на прощанье.
Я двигался как бы в чаду, и эта музыка, и эти люди вокруг, и то, что я делал, и то, что делали они, казалось мне порождением чудовищного бреда, кошмаром, который всё длился и длился, и никак не мог кончиться, и я силился вырваться из него, проснуться, и не мог, и всё глубже затягивала меня эта страшная паутина, и сама надежда высвободиться из неё, разорвать эти путы становилась всё призрачнее, и я терял её из виду, и свет казался мне мраком, и мне становилось трудно дышать, мысли мои начинали беспорядочно метаться, то вдруг цепенели, и тогда я становился подобен заводной кукле или марионетке в театре кукольника, и он дёргал за невидимые нити, и члены мои совершали движения танца без участия с моей стороны, как будто тело моё уже не принадлежало мне, и жизнь моя пресеклась; а такие минуты сознание моё почти совершенно гасло, и чувства притуплялись настолько, что я переставал сознавать, где я нахожусь, и что всё это значит, и я слышал голоса и не знал, обращаются ли они ко мне или к кому-то другому и проносятся мимо, и есть ли кто-нибудь вокруг, и есть ли вообще что-то, я не знал этого, я был подобен сомнамбуле, я забыл, откуда я пришёл, танец управлял мною, и я никуда не шёл, это было танцем. Мои партнёрши сменяли одна другую, а я порою даже не замечал этого, двигаясь и мысля по инерции или вовсе перестав мыслить, и они говорили мне что-то, спрашивали и смеялись, и просили меня шутить, они непременно желали растормошить меня, чтобы я шутил с ними, и обижались, когда это им не удавалось.