Обретение счастья - Вадецкий Борис Александрович 22 стр.

– Да ведь земли-то тоже не видно! Льды одни… Зна­ешь ли, что ждет вас? – спросил Алексей Лазарев.

– Что бы ни ждало, ваше благородие, а братьям лег­че вместе-то! – твердил свое боцман, сочувственно погля­дывая на лейтенанта.

Разговор этот происходил на стоянке кораблей на рей­де города Санта-Круц.

Передавая об этом разговоре брату, Алексей вздохнул:

– И впрямь вместе бы легче! А ведь трудно, Миша, матросам пояснить, какую землю вы ищете. Во льды, в тартарары, сказал бы иной, идем, и все тут. А у тебя лю­бой конопатчик и канонир цель корабля знает!

– Только один у меня в цели нашей мало сведущ, поэтому на провидение большие надежды возлагает, – смеясь, ответил Михаил Петрович. – Это – отец Диони­сий, иеромонах. Ему куда бы ни плыть, коли повелел царь, лишь бы плыть. «Ежели писах – писах!..» Не хочешь ли послушать, что читает он матросам?

Из трюма доносилось:

…Царь, как странник, в путь идет

И обходит целый свет.

Посох есть ему держава,

Все опасности – забава.

Для чего ж оставил он

Царский сан и светлый трон?

Для чего ему скитаться,

Хладу, зною подвергаться?

– Для чего ж? – весело заинтересовался Алексей, узнав голос иеромонаха. – Послушаем-ка!

И в ответ раздалось торжествуя:

Чтоб везде добро сбирать,

Ум и сердце украшать

Просвещения цветами,

Трудолюбия плодами.

Чтобы мудростью своей

Озарить умы людей,

Чад и подданных прославить,

И в искусстве их наставить.

О, великий государь,

Первый, первый в мире царь!

Всю вселенную пройдете,

А такого не найдете!

– Видишь, как помог Карамзин нашему плаванию, а больше отцу Дионисию. Это ведь его стихи. И впрямь, будто царь Александр плывет с нами на корабле, – сме­ялся Михаил Петрович. – Напоминает нам отец Диони­сий: не забывайте, мол, – царь идет с вами, на вашем ко­рабле.

– Завидую я тебе! – сказал Алексей, почти не слу­шая о монахе.

– Чему бы?

– Власти твоей над людьми. Тому, как экипаж себе подобрал! Головнин бы понял…

– Ну, а на «Благонамеренном»?

– Там я не командир, там не моя воля!

– Что-то ты горячишься, – заметил брат. – А на доб­ром слове спасибо. И прямо скажу: особый надо иметь экипаж, чтобы южный материк искать. Фаддей Фаддеевич мне нынче слова Крузенштерна напомнил: «Матросу во­ображение, как сноровка, нужна». Мертва та Южная зем­ля и всем неведома, а матрос должен ее заранее вообра­жением схватить и в добрый час не сплоховать во льдах!

– Ну, как же готовишь, как рассказываешь команде о неведомом? – заинтересовался брат.

– Приходи, Торсона послушай! – вместо ответа пред­ложил Михаил. – Послушай, как он с матросами толкует.

– Что же, приду! – согласился брат.

В день, когда лейтенант Торсон собирался заняться с матросами географией, рассказать о сферичности земли и о Птоломеевом меридиане, некогда принятом астролога­ми, на корабль явился английский офицер в чине коман­дора. Был он в парике, в зеленом камзоле, мягких туфлях, так наряжались и сейчас дипломатические чиновники, дер­жался просто и пожелал говорить с командиром. Мичман Новосильский проводил его к Лазареву. Англичанин, бы­стро оглядев неказистую, тесную каюту, свет в которую проникал лишь через застекленный люк в потолке, пред­ставился и попросил выслушать его наедине.

О том, куда держат путь корабли, уже стало известно в Портсмуте, и Лазарев не удивился, когда гость его за­говорил об Антарктиде, называя ее так, как обычно в то время, – южным материком. Командор расспрашивал его о корабле, о том, что может здесь потребоваться экспеди­ции, и Михаил Петрович думал, направить ли его к Бел­линсгаузену или сперва выслушать.

Разговор их, однако, не принял делового, официального характера. Сам командор предупредил, что пришел по­просту, по-домашнему, не имея ни от кого полномочий.

– Вы понимаете, господин Лазарев, никого не может так интересовать южный материк, как Англию.

– Помимо того, что это вопрос вашего престижа, – подсказал Михаил Петрович, заметив нерешительность, с которой приступил к разговору командор.

– Престижа Кука! – резко поправил его англичанин. Но, впрочем, тут же согласился: – Кук – это Англия. Вы не знаете, господин Лазарев, как любят в народе этого «замечательного боцмана», так называют его у нас.

– Чтить память Кука обязаны мы все, – тихо заме­тил Лазарев. – И нашу почтительность нисколько не ума­лит наше сомнение в некоторых его утверждениях.

Командор возвысил голос, сказал назидательно:

– Человек, открывший Ново-Зеландию (Лазарев не подал вида, что удивлен) и окончательно дорогу в Индий­ское море, человек, умевший в большом и малом быть на­ходчивым, – вспомните, господин Лазарев, как сохранил он наплаву свой корабль, как прилепил к днищу с наруж­ной стороны парус с нашитой на нем паклей и покрытый овечьим пометом, – такой человек не может оставить це­лый материк в положении Terra incognita. Кук – это са­ма доблесть!

– Государство, пославшее меня, не ставило цели вредной для морского или иного престижа Англии, – от­ветил Лазарев примирительно.

Не раз при нем английские офицеры невольно порочи­ли славу Кука неуместным перехваливанием, приписывая ему открытия, совершенные не им.

– Но мнение мое – мнение моряка, – перебил коман­дор. – Ни вы, ни я, господин Лазарев, даже не попытаем­ся сравниться с Куком. И если ваше морское министерство не дало вам иных задач, кроме поисков южного материка, то я обязан предупредить вас о неосуществимости этой задачи.

– Это надобно проверить, господин командор, – отве­тил Лазарев и, кинув взгляд на стопку книг и журналов, лежащих на тумбочке возле койки, что-то вспомнил: – Вы утверждаете, что мнение Кука о южном материке не­оспоримо. Однако до сих пор в Англии спорят, существу­ет ли этот материк, столь нужный на земном шаре хотя бы для равновесия, как утверждали раньше… Да и о са­мом Куке разное пишут!

– Вы совершенно правы, мой капитан, – поспешно сказал англичанин. – Правительству даже пришлось вме­шаться и пожелать, чтобы многие книги о Джемсе Куке и южном материке не были в ходу у населения. Преврат­ность толкований жизни великого человека, а вместе с тем и ложные суждения о мироздании – это так обычно вез­де… Если вы, господин лейтенант, захотите прочесть о Ку­ке, я рекомендовал бы сочинения Анны Мор, Елены Вильмо, изданные в то время, когда королевское географиче­ское общество отчеканило в память Кука золотые медали, одна из которых была преподнесена императрице Екате­рине Второй.

Гость откланялся. Проводив его до трапа, Лазарев по­дошел к группе матросов, собравшихся на юте вокруг Торсона. Среди матросов Михаил Петрович заметил Киселева.

– Господин лейтенант, – спрашивал он, – а верно ли, что последняя будет эта Южная земля, которую русскому человеку открыть остается?

Лазарев отошел, не желая мешать беседе.

…Двадцать девятого августа матрос Киселев записал в своем дневнике, который по совету Новосильского и Алексея Лазарева решил вести: «Пошли из Англии в путь». И четырнадцатого сентября: «Пришли к острову Гишпанскому, в город Сан-Круц, по-русски Святой Крест. Есть превеликая гора, которая с моря видна за 150 верст. Тут мы стояли пять дней и расцветали флагами для коро­нования его императорского величества».

И уже на подходе к экватору засвидетельствовал:

«Опускали в воду градусы за 300 сажен для пробы холоду, и было холоду 22 градуса, не доходя екватору. Спускали в воду тарелки для узнания светлой воды. Было видно тарелку за четырнадцать сажен, не доходя екватору.