Согбенный возрастом, с корой, отполированной дочерна десятками морозных зим и знойных лет, одинокий дуб вызывал почтение. Он вскинул ветви, будто возмущаясь участью собратьев, однако порча коснулась и его: желтые нарывы размером с дыню расползались по стволу. Наросты походили на ссадины, что оставляют осиные гнезда, однако Ни'лан не предполагала, что они могут быть столь велики.
Нифай осторожно притронулась к коре, стараясь не задеть болячки. Закрыв глаза и склонив голову, она всей душой подалась навстречу древнему великану.
«Пробудись и услышь меня, старец. О совете тебя прошу».
Ни'лан ждала ответа, пытаясь уловить то особое движение духа внутри ствола, по которому узнала бы, что услышана. Бывает, вековые деревья погружаются в сон и тогда неохотно прерывают общую песнь своего лесного дома. Но сейчас дело обстояло иначе – она не уловила даже отзвука рожденной дубом мелодии, даже намека на музыку растений.
Внутри похолодело: лишь однажды она ощущала схожее мертвенное безмолвие. Тогда молчали земли Лок'ай'херы – ее родины, уничтоженной болезнью.
– Ни'лан, – донесся откуда‑то издали голос Элены. – Почему ты плачешь?
– Лес… Он не болен. – Голос Ни'лан сорвался. – Он мертв. Отравлен, как мой родной край.
– Почему же? – вмешался Эр'рил. – Посмотри, на ветках набухают вполне здоровые почки.
– Нет. Дух дерева заводит свою песнь в момент рождения и смолкает только в минуту смерти.
Нифай посмотрела на спутников, благоговейно касаясь ладонью холодного ствола.
– Я не слышу его песни, – прошептала она. – Духи ушли.
– Однако дуб все еще дает побеги, – не сдавался воин.
– Они ложные. Что‑то прогнало истинных духов и захватило лес. Не он лежит перед нами, а нечто иное.
Элена подошла к Эр'рилу поближе.
– Да кто способен на такое? – Ее глаза широко распахнулись.
– Я не… – Ни'лан осеклась.
Казалось, воображение, потворствуя ее желанию расслышать шевеление духа, сыграло злую шутку: на мгновение почудилось знакомое прикосновение. Легкое покалывание за ушами развилось в едва различимую мелодию – словно зазвонили на ветру хрустальные колокольчики. Она не смела надеяться, но уже в следующее мгновение дуб потянулся к ней, словно пытаясь вынырнуть из ядовитого моря.
Старец страдал от невыносимой боли, но все же он был жив.
– Ни'лан? – робко окликнула Элена.
– Тише, он очень слаб.
Отвернувшись от обеспокоенных спутников, нифай положила руки на шишковатый ствол.
«Приди ко мне, старик, – взмолилась она. – И да придаст тебе сил песнь моя».
Женщина тихонько затянула знакомую с детства мелодию. Осторожно, словно опасаясь чего‑то, дух приблизился к ней. Ни'лан распахнула душу: «Увидь мой свет, не бойся». И тут он откликнулся – едва различимый шепот постепенно превратился в полный отчаяния страстный крик. Как давно дерево не общалось с собратьями? Песня, сплетаясь с мелодией Ни'лан, обняла ее, словно руки давно потерянного друга. Однако нифай чувствовала: в некогда могучем великане жизнь почти угасла. Красивая, исполненная звучной глубиной, какая приобретается только по прошествии многих зим, песня стихала с каждой нотой. Дух дерева отдавал последние силы на разговор с ней.
Ни'лан не могла допустить, чтобы его усилия пропали даром.
Она запела в унисон его мелодии боли и потерь, умоляя: «Поведай, что случилось с теми, чьи корни сплетались с твоими, древний. Нам необходимо знать».
Старый дуб звучал, но голос его таял: «Орда».
О чем он?
Ни'лан умоляла объяснить, описать злодея, но тщетно: единственный свидетель тех событий быстро ускользал в небытие.
Старый дуб звучал, но голос его таял: «Орда».
О чем он?
Ни'лан умоляла объяснить, описать злодея, но тщетно: единственный свидетель тех событий быстро ускользал в небытие. Она попыталась вернуть его целебной мелодией надежды, но напрасно – старый дуб умер, оставив в ее сердце лишь отзвук своей песни. Ни'лан прижалась лбом к стволу.
«Да дарует тебе Добрая Матушка мир и покой», – простилась нифай. Однако когда старик уже уплывал в пустоту, она уловила последний четкий образ.
Потрясенная предсмертным посланием дуба, Ни'лан вздрогнула и отпрянула от дерева. Нет! Только не это! По щекам катились слезы.
– Что? – спросила Элена.
Ни'лан попыталась заговорить, сражаясь с непослушным языком. Какой тусклой и серой казалась людская речь в сравнении с полнозвучной мелодией корней. Она тряхнула головой, отгоняя оцепенение.
– Мы должны…
– Назад! – Эр'рил схватил нифай за плечо и оттащил от ствола.
Приплясывая на месте в попытке сохранить равновесие, она обернулась на то, что так напугало станди, и ее рука метнулась к губам в приступе отвращения: едва дерево испустило дух, желтые наросты зашевелились с мерзким жужжанием.
– Назад, быстрее! – закричал Эр'рил, но они и без того уже мчались прочь.
Неожиданно, точно созревшие стручки молочая, нарывы лопнули, и из них посыпались крошечные красные пауки, мгновенно облепившие ствол и ветки. Из нутра дерева, где поселилась скверна, потянуло гнилым мясом. Доли секунды спустя насекомые уже покачивались на окутавших ветви тончайших нитях, колышемых вечерним ветерком.
– О Матушка! Это что за дрянь? – вскричал Эр'рил.
– Орда, – ответила Ни'лан.
Пауки, будто саваном, укрывали дерево своей пряжей. Казалось, они растут прямо на глазах: крошечные тела распухают, точно кровавые нарывы, а черные лапки вытягиваются и утолщаются. Отвратный вид существ наталкивал на единственную мысль: их ядовитые укусы смертельны.
– Как теперь быть? – спросила Элена. – Мы не сможем пройти через лес.
– Нет. Сможем, – ответила Ни'лан изменившимся голосом.
Она вспоминала последние ноты песни древнего дуба. То, о чем он ее попросил, было святотатством по самой сути и противоречило основам существования нифай, но теперь крошечная женщина поняла, что волю старца выполнить необходимо.
– Что ты предлагаешь? – спросил Эр'рил.
Ни'лан закрыла глаза, вызывая образ, расцветший в предсмертной мелодии: «Пламя лижет дерево, корчатся листья».
– Мы проложим путь огнем, – отрезала нифай тоном, вобравшим всю жажду мести.
Элена прикусила нижнюю губу и пошевелила правой рукой, разглядывая в закатных сумерках рубиновую кисть. Солнце уже скрылось за пиками Зубов, оставив лишь мерцающие тени на границе мертвого леса.
Она стояла позади фургона, и никто из спутников, увлеченных обсуждением ближайших планов, не нарушал ее уединения. Единогласно удалось решить только один вопрос – не входить в лес в темноте. Они стали подальше от деревьев и договорились, что всю ночь лагерь по очереди будут охранять два стража.
Товарищи спорили, ничего вокруг не видя, и рядом с девушкой осталась только Дымка. Элена рассеянно провела левой рукой по гриве лошади, уткнувшейся в мешок с кормом, и выудила несколько веточек да колючек. Она попыталась причесать кобылу, но получалось не слишком хорошо: взгляд был прикован к кроваво‑красным завихрениям магии, резвящимся на правой ладони.
Девушка сосредоточенно смотрела на пятно, вспоминая наставления Эр'рила: «Позволь магии проявиться, но не выпускай ее». Элена задышала глубже, стараясь замедлить биение сердца.