Представляете себе мое удивление, когда я открыл дверь и оказался нос к носу с ней?
— Что она хотела?
Он с горечью качает головой. Его горло издает стон, а избитая физиономия выражает большую душевную боль.
— Мой отец возглавляет много различных фирм и компаний. Он чудовищно увеличил свое состояние.
— Не жалуйтесь, дружище, — насмешливо замечает сэр Хаггравент.
— Он стоит во главе фирм, ведущих общественные работы, транспортных компаний, разводит овец, выращивает рожь и ячмень, а также контролирует пароходную линию Шотландия-Ирландия. Ею руковожу я. Это моя игрушка. Он передал ее мне, потому что она работает как часы, сама, а моя роль состоит только в том, чтобы зайти время от времени в кабинет и выкурить там сигарету.
— Хорошая игрушка.
— Отец считает меня полным ничтожеством, — жалуется сэр Конси.
— Вы сказали, что Синтия пришла к вам. Что она хотела?
— Она узнала, что я возглавляю эту компанию, и попросила меня взять туда на работу одного ее друга, француза, с которым познакомилась в Канне. Это было очень сложно, потому что иностранцы не могут занимать офицерские должности в нашем флоте, даже торговом, не получив британского подданства.
— И что же вы сделали?
— Я все-таки нанял того парня, и мы закрыли глаза на этот случай.
— Каковы его обязанности в компании?
— Он первый помощник капитана одного из наших судов, “Рози Лиф”, которое ходит между Дублином и Айром.
— Его имя?
— Фелисьен Делер.
Я записываю. Мне становится понятно, откуда берутся наркотики.
В Ирландии находится один из крупнейших в Европе аэропортов, Шэнон, промежуточный пункт линий Америка-Европа. Эти люди, очевидно, получают героин из Штатов по воздуху, Делер переправляет его морем из Ирландии в Шотландию, а здесь его обрабатывают известным нам способом и отправляют на экспорт…
Мы осушаем уже третий стаканчик виски, когда звонит Мак-Орниш.
Глава 17
В комнату сэра Конси входит Мак-Орниш, еще более круглый, более розовый и более любезный, чем всегда.
Когда он замечает меня, его лицо освещается счастливой улыбкой.
— Я думал, вы вернулись во Францию, дорогой мистер Сан-Антонио.
— Я сгонял туда-обратно, мой добрый друг. Шотландия похожа на ее виски: если раз попробовал, уже не забудешь…
Говоря, я подхожу к толстяку и в тот момент, когда он менее всего этого ожидает, произвожу. захват. Мак-Орниш оказывается на полу с заломленной за спину рукой и, болтая своими короткими ножками, отчаянно вопит:
— Да что на вас нашло! Какая неудачная шутка! Господа, что это такое?
— Заткнись! — говорю я по-английски. Одновременно я ощупываю карманы директора. В них только бумажник и деньги.
— Это нападение. О господи! — возмущается толстяк.
— Куда вы дели свой револьвер? — спрашиваю я, отвесив ему удар ребром ладони по физиономии.
— У меня нет никакого револьвера! — стонет он.
— Пузырь надутый! На ужине он у вас был!
Он садится на пол, достает платок и вытирает лоб.
— Это правда, — признает он, не особо смущаясь, — но на следующий же день я отнес его шерифу.
— Простите?
Его пухлая физиономия становится фиолетовой от волнения. Он смотрит на Сан-А, на сэра Конси и его друга.
— Ну да. Я нашел этот револьвер во дворе завода и сунул в карман, потому что такие предметы лучше не оставлять на дороге, тем более он был заряжен. На следующий день я отнес его в полицию. Если не верите мне, можете сходить туда и убедиться.
Он со стонами поднимается на ноги.
— Что за манеры, — протестует он. — Обращаться со мной как с каким-нибудь бандитом! Джентльмены, вы потеряли голову или пьяны? А этот телефонный звонок посреди ночи? Гм!
Он сильно возмущен. Его история с пушкой кажется мне правдоподобной. Итак, у меня стало еще одним подозреваемым меньше.
Тогда я открываю ему, кто я такой и зачем приехал сюда. Он не может прийти в себя.
— Леди Мак-Геррел замешана в торговле наркотиками! Даже не думайте об этом!
— Леди Мак-Геррел умерла двадцать пять месяцев назад, джентльмены, и не от закупорки кишечника.
Восклицания, изумление.
— Объяснения позднее, — останавливаю я их. — Мак-Орниш, у вас есть ключи от завода?
— Естественно!
— Тогда поехали туда!
— Что?
— Быстро!
Сказано-сделано. Мак-Орниш, двое парней в смокингах и я, единственный и всегда любимый сын Фелиси, садимся в мою катафалкообразную “бентли”.
По дороге я забрасываю директора вопросами. Он дает удовлетворительные ответы, которые меня просвещают. Например, я узнаю, что по бутылкам разливают один бак в день и иногда по приказу миссис Дафны дневную продукцию увозит грузовик, который якобы доставляет ее друзьям старой леди (чему я охотно верю).
— Старая пройдоха была в курсе разлива скотча из баков по бутылкам?
— Каждый вечер миссис Мак-Геррел указывает мне, из какого бака следует завтра разливать виски. Я всегда считал это старческим маразмом.
Странный маразм! Это просто-напросто ключ к разгадке подпольного бизнеса. Ночью Синтия или другой сообщник высыпал героин в указанный бак. За ночь наркотик растворялся, а на следующий день виски с приправой, разлитое по бутылкам, забирали другие сообщники, которые посылали его потребителям. Однажды произошла ошибка и месье Оливьери получил ящик виски с наркотиками. Роковая ошибка (роковая главным образом дли Оливьери) и позволила раскрыть всю хитрость.
— Почему вы хотите осмотреть завод в такой час? — беспокоится Мак-Орниш.
В такой час! Сколько раз я слышал это возражение! С ума сойти, как люди беспокоятся о времени!
— Я хочу не осматривать завод, а только заглянуть в подвал.
Мы направляемся туда спортивным шагом. Под ошеломленными взглядами моих спутников иду прямо к баку с трупом. Возле него огромная лужа.
Я залезаю на него и издаю крик отчаяния.
Мою дырку заделали. Поверх нее теперь набит деревянный диск. Я просекаю все в одну секунду. Эти гады схватили Берю, убили его, как того типа, и решили, что они составят друг Другу компанию. Проклятье! Три раза проклятье! Мой бедный Берю! Придя открывать бак, они увидели, что я выпилил дырку в крышке…
— Быстро! Клещи, долото, молоток!
Господа в смокингах протягивают мне инструменты. Это зрелище я никогда не забуду.
Я срываю деревянный диск, потом крышку. Мои предчувствия оправдываются. Вместо одного в виски плавают два трупа: человека с кобурой и Берюрье.
Я кричу остальным, чтобы они помогли мне. Ударами кувалды мы разбиваем верх бака. Я беру Берюрье за одну руку, сэр Конси за другую. Мы вынимаем его из этого странного саркофага и кладем на пол.
По моим щекам бегут слезы.
Мой храбрый, мой верный Берю! Умер утопленный! Правда, в виски, но все равно утопленный! Значит, конец его словесным ляпам, его ругани, его обжорству и бесценным замечаниям?
И вдруг сквозь застилающий глаза туман я вижу, как огромная мокрая масса шевелится, а пьяный голос затягивает песню: “Чешите шерсть, мы же матрасники”. Да, это Берю…
"Мы матрасники, братцы, мы матрасники”. Я не знаю автора этого шедевра французского фольклора, но будь он благословен за ту радость, что доставил мне своей песней!
Закутанный в. одеяло и удобно лежащий на диване в кабинете Мак-Орниша, Толстяк щелкает зубами. Его тошнит, и он периодически пачкает пол. Бедняга проглотил, должно быть, не меньше двух литров скотча!
— Что с тобой случилось? — спрашиваю я. Его снизу доверху сотрясает дрожь, и он смотрит на меня налитыми кровью глазами.
— А, ты вернулся, комиссар хренов! — булькает он. — Не слишком… ик!.. быстро. Слушай, я… ик!.. тебе скажу одну вещь. Нельзя зарекаться на будущее, но… ик!..