Сложная штука жизнь: еще вчера все шло хорошо, у него не было забот, он выиграл подряд две партии в триктрак у такого сильного противника, как капитан, отведал поистине божественную мокеку [Мокека - блюдо, приготовленное из тушеной рыбы, рачков и креветок с оливковым маслом и перцем] из сири [Сири - ракообразное, водится в Бразилии] у Марии Машадан и обнаружил эту новенькую Ризолету... А сегодня с самого раннего утра ему пришлось столкнуться с трудностями... Вот свинство! Сумасшедшая старуха... По правде говоря, он уже жалел об ее уходе, вспоминая ее чистоплотность, утренний кофе с кукурузным кускусом, сладким бататом, жареными бананами и бейжу [Бейжу - сладкие пирожки, приготовленные из теста, замешанного на муке тапиоки или маниоки]. Ему будет тоскливо без ее материнской заботы, без ее внимания, даже без ее воркотни.
Когда однажды у него был сильный жар - в то время в округе свирепствовал тиф, а также малярия и оспа, - она не выходила из его комнаты, спала прямо на полу. Где он теперь достанет такую кухарку?
Дона Арминда появилась в окне.
- Шико уже встал, сеньор Насиб. Он моется.
- Пойду-ка и я умоюсь. Спасибо.
- Потом приходите пить кофе. У нас, правда, скромный завтрак. Я хочу рассказать вам сон, я видела покойного мужа. Он мне говорит: "Арминда, старушка моя, дьявол завладел умами жителей Ильеуса.
Здесь думают только о деньгах да о богатстве. Это кончится плохо... Скоро начнется такое..."
- Для меня, дона Арминда, уже началось...
С отъездом Филомены. Да, для меня уже началось. - Он сказал это в шутку, но знал, что так оно и есть.
Пароход поднял лоцмана на борт и теперь маневрировал, разворачиваясь в направлении к гавани.
О ХВАЛЕ ЗАКОНУ И ПРАВУ,
ИЛИ О РОЖДЕНИИ И НАЦИОНАЛЬНОСТИ
Поскольку у всех вошло в привычку называть Насиба арабом и даже турком, следует сразу же устранить всякое сомнение относительно его подданства. Он должен считаться урожденным бразильцем, а не натурализованным иностранцем. Правда, он родился в Сирии, но попал в Ильеус уже в возрасте четырех лет, прибыв в Баию на французском пароходе. В те времена на запах сулившего богатство какао в город с разнесшейся повсюду славой ежедневно стекались по морю, по реке и по суше, на пароходах, баркасах, парусных судах и лодках, верхом на ослах и пешком, продираясь сквозь чащи, сотни и сотни бразильцев и иностранцев из самых различных мест: из Сержипе и Сеары, из Алагоаса и Баии, из Ресифе и Рио, из Сирии и Италии, из Ливана и Португалии, из Испании и различных гетто. Рабочие, торговцы, молодые люди, стремившиеся завоевать себе положение, бандиты и авантюристы, пестрая толпа женщин и даже неведомо откуда взявшаяся чета греков. И все они - и белокурые немцы с недавно основанной шоколадной фабрики, и высоченные англичане, работавшие на строительстве железной дороги, - стали жителями зоны какао; они приспособились к обычаям этого еще полуварварского края с его кровавыми столкновениями, засадами и убийствами. Они прибывали и вскоре становились настоящими ильеусцами, истинными "грапиунами" [Грапиуны - прозвище, которое жители сертана (засушливых областей) в штате Баня дают городским обитателям.], которые насаждают плантации, открывают лавки и магазины, прокладывают дороги, убивают людей, посещают кабаре, пьют в барах, строят быстро растущие поселки, штурмуют страшную селву, выигрывают и проигрывают большие деньги и чувствуют себя такими же ильеусцами, как и самые старые жители этого города, принадлежащие к семьям, обосновавшимся здесь еще до появления какао.
Благодаря этим людям, таким несхожим между собой, Ильеус постепенно терял вид лагеря жагунсо и становился городом. Все они - даже последний бродяга, приехавший, чтобы выманить деньги у разбогатевших полковников, способствовали поразительному прогрессу зоны.
Родственники Насиба - Ашкары - были не просто натурализованными бразильцами, они стали настоящими ильеусцами - и внешностью, и душой.
Ашкары участвовали в борьбе за землю, причем их подвиги были одними из самых героических, и слава о них жила очень долго. Подвиги эти можно сравнить лишь с теми, которые совершили Бадаро, Браз Дамазио, знаменитый негр Жозе Нике и полковник Амансио Леал.
Один из братьев Ашкаров, по имени Абдула, третий по старшинству, погиб в игорном зале кабаре в Пиранжи, где он мирно играл в покер. Он пал, убив трех из пяти подосланных к нему жагунсо. Братья отомстили за его смерть так, что об этом долго помнили. Чтобы узнать подробности о богатых родственниках Насиба, достаточно покопаться в архивах суда, прочесть речи прокурора и адвокатов.
Арабом и турком его называли многие - и почти все они были его лучшими приятелями и делали это ласково, по-дружески. Однако Насиб не любил, когда его называли турком, раздраженно отмахивался от этого прозвища и даже иногда свирепел:
- Не обзывайте меня турком!
- Но, Насиб...
- Как угодно, только не турком. Я бразилец, - он хлопал огромной ручищей по своей волосатой груди, - и сын сирийца, благодарение богу.
- Араб, турок, сириец - не все ли равной...
- Как все равно?! Да ты что! Совсем ничего не понимаешь? Не имеешь никакого понятия ни об истории, ни о географии? Турки ведь бандиты, самая отвратительная нация на свете. Для сирийца не может быть оскорбления страшнее, чем когда его называют турком.
- Да ты не сердись, Насиб! Ведь я не хотел тебя обидеть. Все эти восточные национальности для нас одинаковы...
Возможно, этим прозвищем он был обязан не столько своему восточному происхождению, сколько большим, черным, висячим, как у свергнутого султана, усам - он их обычно крутил во время разговора. Эти густые усы росли на толстом добродушном лице с непомерно большими глазами, загорающимися при виде каждой женщины, с крупным чувственным ртом, легко расплывающимся в улыбке. Это был огромный бразилец, высокий и толстый, с приплюснутой головой и богатой шевелюрой, с солидным брюшком, точно "на девятом месяце", как язвил капитан, когда проигрывал Насибу партию в шашки.
- На родине моего отца... - так начинались все истории, которые Насиб любил подолгу рассказывать вечерами, когда за столиками бара оставался лишь узкий круг друзей. Ибо своей родиной он считал Ильеус, веселый приморский город в плодороднейшем краю какао, где он вырос и возмужал. Его отец и дяди, следуя примеру Ашкаров, прибыли сюда сначала одни, оставив семьи в Сирии. Насиб приехал позднее с матерью и старшей сестрой, которой было тогда шесть лет. Ему не было и четырех. Он смутно помнил путешествие в третьем классе и порт в Баие, где отец поджидал их.
Потом переезд на пароходе в Ильеус, на берег их доставили в лодке, поскольку тогда здесь не было даже причала. О Сирии, о его родной земле, у Насиба не осталось никаких воспоминаний, настолько он сжился с новой родиной, настолько стал бразильцем, ильеусцем. Насибу всегда казалось, будто он родился в момент прибытия парохода в Баию, когда его со слезами обнял отец. Впрочем, первое, что сделал бродячий торговец Азиз по прибытии в Ильеус, - он свез детей в Итабуну, называвшуюся тогда Табокас, и отвел в нотариальную контору старого Сегисмундо, чтобы зарегистрировать их бразильцами.
Почтенный нотариус быстро оформил акт натурализации с полным сознанием долга, выполненного за несколько мильрейсов. Не обладая задатками стяжателя, он брал дешево, сделав доступной для всех законную операцию, превращавшую детей иммигрантов, а то и самих иммигрантов, прибывших работать в краю какао, в истинно бразильских граждан, и продавая им солидные, не вызывавшие никаких сомнений свидетельства о рождении.