Уайти приоткрыл было рот, но словно забыл, что именно он хотел сказать.
– Да, это следует из вашего же отчета, сержант. Там говорится, что по крайней мере дважды мисс Маркус предпочла не бежать, а спрятаться. Она спряталась в питомнике. И она спряталась под мостом. Мне это говорит о двух вещах: во‑первых, что она бежала быстрее, чем ее преследователь, иначе она не смогла бы даже
– Но если это так, а в начале нашего сегодняшнего заседания мы согласились, что выстрел был одиночный и с некоторого расстояния, тогда единственная разумная возможность – это признать, что выстрелил второй преступник в момент, когда Кэтрин Маркус ударила его сообщника дверцей. Следовательно, стрелял один, а жертвой его оказалась запаниковавшая пьяная женщина, возможно, ослабевшая от потери крови, утратившая способность ясно мыслить и к тому же очень неудачливая.
– Но вы, конечно, не будете сбрасывать со счетов и мою теорию, – сказала Мэгги Мейсон, горько усмехнувшись и не поднимая глаз от стола.
– Конечно, – сказал Уайти. – Пока что, ей‑богу, я готов принять все, что угодно. Ладно, убийцу она знала. Но всех подозреваемых с логически оправданным поводом к убийству пока пришлось отбросить. И чем больше анализируешь, тем больше склоняешься к тому, что нападение было непредумышленным. Дождь уничтожил две трети следов, девчонка Маркус не имела ни заклятых врагов, ни финансовых секретов, ни наркотической зависимости; не была она и свидетельницей какого бы то ни было из известных нам преступлений. Ее убийство, насколько нам это известно, никому не приносило выгоды.
– Кроме О'Доннела, – сказал Берк, – не желавшего, чтобы она уезжала из города.
– Кроме О'Доннела, – сказал Берк, – не желавшего, чтобы она уезжала из города.
– Кроме него, – согласился Уайти. – Но его алиби весьма прочное, а на заказное убийство это не похоже. Так кто же остается в качестве врага? Да никто.
– И все же она мертва, – сказал Фрил.
– Мертва, – сказал Уайти. – Почему я и думаю, что убийство было непредумышленным. За вычетом таких возможных мотивов, как любовь, ненависть и деньги, нам остается не много. Какой‑нибудь полоумный, вышедший на девушку через интернетовский сайт или что‑нибудь столь же идиотское.
Фрил поднял брови.
– Мы проверили это, сэр, – вмешался Шайра Розенталь. – Пока полный нуль.
– Итак, вы не знаете, кого ищете, – произнес после паузы Фрил.
– Конечно, – сказал Уайти, – парня с пушкой. Да, и с палкой.
Оставив Дейва на крыльце и осушив слезы, Джимми второй раз за день принял душ. Потребность вновь заплакать не покидала его, он чувствовал ее в себе. Она распирала ему грудь, надуваясь в нем, как шар, пока не наступало удушье.
Он пошел принять душ, потому что жаждал уединения на случай, если слезы хлынут потоком – не так, как было на крыльце, когда он пролил всего несколько слезинок. Он боялся задрожать от рыданий, запрудить слезами все вокруг, заплакать безудержно, как плакал в детстве в темноте спальни, уверенный в том, что его появление на свет чуть было не стоило жизни его матери и именно поэтому его отец так его ненавидит.
Стоя под душем, он опять ощутил, как накатывается на него эта волна, это до боли знакомое грустное чувство, что в будущем его ожидает трагедия, тяжелая, как глыбы известняка. Как будто ангел поведал ему его будущее, когда Джимми был еще в материнской утробе, и он появился на свет, крепко помня слова ангела, хотя и не признаваясь в этом.
Джимми поднял глаза вверх, туда, откуда лились водяные струйки, и молча сказал, что в глубине души он уверен: в гибели дочери повинен и он. Он чувствует это. Неизвестно как, но повинен.
И спокойный голос произнес:
Потом поймешь.
Скажи мне сейчас.
Нет.
Черт тебя дери.
Я приду опять.
Ох.
И ты поймешь.
И прокляну себя?
Это уж как пожелаешь.
Понурившись, Джимми вспомнил о Дейве, видевшем Кейти незадолго до ее смерти. Видевшем ее живой, навеселе, танцующей. Танцующей и счастливой.
Вот именно это осознание, что кто‑то другой, а не он, Джимми, запомнил ее потом, позже той, какую запомнил он, и вызвало у него первые слезы.
В последний раз Джимми видел Кейти по окончании ее субботней смены, когда она уходила. Было пять минут пятого, и Джимми висел на телефоне – он беседовал с поставщиком, делая заказ, и был занят и рассеян, когда Кейти, наклонившись, поцеловала его в щеку, сказав:
– Пока, папа.
– Пока, – отозвался он, глядя, как она выходит из подсобки.
Нет. Ерунда. Он вовсе не глядел на нее. Он лишь услышал,что она уходит, а глаза его были устремлены на листок заказа, лежащий перед ним на конторской книге.
Так что, по правде говоря, последнее, что он видел, это ее профиль, когда, прикоснувшись губами к его щеке, она сказала: «Пока, папа».
Пока, папа.
И Джимми понял, что это «пока» и то, что было позже вечером, и есть последние минуты ее жизни и это будет мучить его всего сильнее. Если бы он был там, если бы он провел с дочерью побольше времени в тот вечер, может быть, в памяти его и остался бы другой ее образ, более поздний.
Но этого не произошло.