Однажды он слышал по радио, как какой‑то недоумок музыкальный критик расхваливал этот рэп и рассуждал об особом стиле в искусстве. Джимми, конечно, в искусстве не очень‑то смыслит, но ему очень хотелось заехать в морду этому безмозглому и, по‑видимому, безъяичному критику, прямо в его белую ученую морду. Если этот рэп – особый «стиль в искусстве», то добрая половина уголовников, с которыми в свое время знался Джимми, – деятели искусства. То‑то они удивились бы, если б им такое сказать!
Может быть, он просто стареет. Он знал, что первый признак того, что ты и твое поколение сходят со сцены, это когда перестаешь воспринимать музыку молодежи. И все же в глубине души он знал, что это не так. Просто рэп этот – мерзость, самая настоящая, а то, что Вэл слушает эту мерзость или что он разъезжает в такой машине – две стороны одной медали: питает слабость к заведомой ерунде, вещам нестоящим.
Они подъехали к «Пышкам Данкина» и, пошвыряв крышечки в мусор еще в дверях, стали пить свой кофе, прислонившись к спойлеру, прицепленному к кузову спортивной машины.
Вэл сказал:
– Мы тут вчера вечером порасспрашивали кое‑кого, как ты велел.
Джимми легонько ткнул кулаком в кулак Вэла:
– Спасибо, старина.
Вэл точно так нее ткнул его в ответ:
– Это не за то, что ты меня выручил два года назад, Джим. Ведь Кейти была мне племянницей.
– Знаю.
– Может быть, и не по крови и всякое такое, но я любил ее.
Джимми кивнул:
– О таких дядьях, как вы, ребята, можно только мечтать.
– Нет, правда?
– Правда.
Некоторое время Вэл в молчании прихлебывал кофе.
– Что ж, знаешь, похоже, насчет О'Доннела и Феллоу копы правы. О'Доннел был тогда задержан, Феллоу был на вечеринке, и мы лично переговорили чуть ли не с десятком парней, которые за него ручаются.
– Парни верные?
– Во всяком случае, пяток из них. Еще мы навели справки – в последнее время никаких сговоров на улице не было и уж года полтора, Джим, как здесь никого не заказывали, о таком мы бы слышали. Понимаешь?
Джимми кивнул и отпил кофе.
– Теперь полиции сюда набежала тьма‑тьмущая, за горло всех взяли – и в барах, и на улице возле «Последней капли». Каждая б…, с которой я беседовал, уже ими допрошена. Каждый бармен. Все, кто только не был в ту ночь в «Макджилсе» или в «Последней капле». Я про то, что закон на страже, Джим. И не дремлет. И каждый силится что‑нибудь припомнить.
– Ты говорил с такими, что припоминают?
Вэл, не отрываясь от кофе, поднял вверх два пальца.
– Одного ты, наверное, знаешь. Томми Молданадо?
Джимми покачал головой.
– Родом из Бейсин, малярит. Так или иначе, он уверяет, что видел, как кто‑то торчал на парковочной площадке «Последней капли» как раз перед тем, как оттуда вышла Кейти. Не коп, нет, в этом он уверен. Машина иностранная, с вмятиной на переднем крыле со стороны, противоположной водителю.
– Так.
– И еще одна странная штука. Я тут побеседовал с Сэнди Грин. Помнишь ее в школе?
Перед глазами Джимми возникла русоголовая девочка с косичками и кривыми зубами, которая вечно так сильно грызла карандаши, что ей потом приходилось выплевывать грифель.
– Ну, помню. Что она поделывает?
– Занимается проституцией, – сказал Вэл. – Старая. Страшная. Она же наших лет, правда? А выглядит – что краше в гроб кладут. Ну, да я не об этом. Она там вроде за старшую, в том районе вокруг «Последней капли». И говорит, что мальчишку этого она пригрела. Приблудный он, тем же ремеслом пробавляется.
– Мальчишка?
– Ну да, лет эдак одиннадцати‑двенадцати.
– Мальчишка?
– Ну да, лет эдак одиннадцати‑двенадцати.
– Господи…
– Да, такова жизнь. В общем, мальчишку этого по‑настоящему зовут Винсент. Все кличут его «Крошка Винчи», все, кроме Сэнди. Она сказала, что ей больше нравится имя Винсент и что он куда старше его двенадцати лет, понимаешь. Профессионал, как и она. Сэнди говорит, что мальчишку этого тронуть лучше и не пытаться, что на этот случай при нем всегда бритва имеется или еще что‑нибудь. И что работал он шесть вечеров в неделю. До этой субботы.
– Ну а что с ним случилось в субботу?
– А никто не знает. Только он исчез. Сэнди говорила, что он иногда заваливался к ней домой. Так вот, возвращается она в понедельник утром, а его и след простыл. Ударился в бега.
– Стало быть, ударился в бега. Может, это и хорошо. Остепенился, решил покончить с прошлой жизнью.
– Вот и я так сказал. А Сэнди говорит, да нет, уж очень он к этому пристрастился.Говорит, вырастет, будет жуткий тип. А пока‑то он ребенок и ремесло свое любит. Если, говорит, он в бега ударился, это могло быть только по одной причине – из страха. А стало быть, было чего бояться, потому что Винчи этот не из пугливых.
– Разведать пробовал?
– А как же. Только нелегко это. Детишки эти работают сами по себе, неорганизованно, понимаешь? Пошляются‑пошляются, поживут на улице, заработают несколько долларов уж чем там придется – и поминай как звали, когда им это в голову взбредет. Но я попросил ребят поискать его. И мы разыщем этого парнишку Винсента, потому что, думаю, он может знать что‑нибудь про того мужика на парковочной площадке «Последней капли», а может, он даже видел, как убивали Кейти.
– Это в случае, если к этому причастен тот, в машине.
– Молданадо сказал, что ему шибко не понравился этот тип. Что‑то было в нем нехорошее, хоть и темень стояла и разглядеть его он толком не мог, а что‑то нехорошее чувствовалось даже на расстоянии.
Нехорошее, подумал Джимми. Да уж, зацепка что надо!
– И было это как раз перед тем, как Кейти вышла из бара?
– В аккурат перед тем. Полиция, правда, забаррикадировала площадку еще в понедельник утром. Работает там целая бригада. Скребут асфальт.
Джимми кивнул:
– Стало быть, что‑то случилось на этой площадке.
– Ага. И этого‑то я как раз не понимаю. Ведь Кейти‑то бежала с Сидней‑стрит. А это от «Последней капли» кварталов десять, не меньше.
Джимми осушил свою кофейную чашечку.
– А что, если она вернулась?
– А?
– В «Последнюю каплю» вернулась. Мне известно, что все считают так: завезла, мол, Ив и Дайану, ехала по Сидней, где все и произошло. Но может, она перед этим опять вернулась в «Последнюю каплю»? Вернулась и там напоролась на этого парня. Он хватает ее, силком заставляет ехать назад, к Тюремному парку, а там уж все, как и решила полиция.
Вэл покрутил в руках свою пустую чашечку.
– Возможно. Но зачем ей было возвращаться в «Последнюю каплю»?
– Не знаю.
Подойдя к мусорной урне, они кинули туда пустые чашечки, и Джимми спросил:
– Ну а про этого парня, сына Простого Рея, ты что‑нибудь узнал?
– Расспрашивал, что он такое. Паренек, судя по всему, тихий, как мышка. Мухи не обидит. Если б не смазливое его лицо, не всякий, и встретив‑то его, запомнил. Но Ив с Дайаной в один голос говорят, что он любил ее, Джим. По‑настоящему любил, как любят, может, раз в жизни. Если хочешь, я возьму его в оборот.
– Нет, пока выждем, – сказал Джимми. – Посмотрим, а там и до него очередь дойдет. Ты попробуй выследить этого мальчишку Винсента.