Теперь ясно, что Метанка – коллективная галлюцинация, а вовсе не первая ласточка моей собственной белой горячки. Ну что ж, лишь бы на этот мираж в мини-юбке клюнул и Рогволод-Посвист…
– Кстати, а где мой друг и напарник Гнедан? – вдруг поинтересовалось мне. – Я хочу обсуждать с ним план операции…
– Клухе допоможе коров выдаивать, – сообщил Лито, присаживаясь на край лежанки и распутывая веревку на штанах. Он, натурально, был незамысловатый парень. Он собирался снимать штаны в присутствии Метанки.
– А штаны можно бы оставить на месте, – немедленно возникла ведьма. – Я, конечно, втайне фетишистка, но от грязных носков не возбуждаюсь…
Меня начала угнетать ее манера высказывать вслух мои мысли. Как будто сам с собой общаешься. Вот сейчас – не я буду – она кстати вспомнит о стриптизе…
– Ты правильно сделал, Лито, что перестал зарабатывать на жизнь стриптизами. Тут нужны данные – а тебе, наверное, лучше попробовать себя в шахматах.
Лито невозмутимо стащил штаны и бросил их в угол.
– Чемо шуметь, постирала бы, – сказал он кратко и улегся рядом с Гаем на лежанку. – Устал я, браче, – а вечером вновь на дело спешить…
Метанка фыркнула – очень тщательно, презрительно очень. Но никто этого не услышал – в сенях раздался грохот, и дверь, реагируя на удар ноги, распахнулась. Всем сразу стало ясно, что в нашу компанию вернулся Гнедан – удерживая в обеих руках жбан с парным молоком, он аккуратно перешагнул через высокий порог. За ним виднелась Клуха с полотенцем в руках – и тут Метанка снова оказалась у меня на коленях. Я почувствовал, как она вцепилась когтями в плечо – и только потом понял, чего именно она испугалась.
Клуха была уже на середине комнаты. Лицо ее было ужасно. Будь я Репин, писал бы с нее, как Иван Грозный убивает сына. Даже Гай не успел перехватить ее – взмахнув мокрым от молока полотенцем, Клуха со страшной силой стеганула меня по плечу, качественно задев левое ухо, шею и предплечье. Глухо взвизгнув, Метанка свалилась с моих колен и метнулась к окну. Тут только я пришел к выводу, что удар полотенцем предназначался не мне – круто изменив курс, Иван Грозный рванулся вслед за исчезающей ведьмой.
– Чу-у-ур-р-р! Чу-у-ур-р-р меня! – ревела Клуха. Страшное полотенце взметнулось ввысь, веером рассыпая капли молока по потолку и стенам, – но было уже поздно: выдавив наружу драгоценный бычий пузырь, Метанка кувыркнулась из окна на улицу.
…Долго еще не стихал в нашем доме трубный глас Клухи. Она, оказывается, была правоверной язычницей, почитательницей древних богов. И не могла смириться с присутствием в своем доме девушки с подмоченной репутацией полуденицы. Жрецы Мокоши приписывали полуденицам тайную склонность к насыланию болезней и лихорадок – а следовательно, гнать их полотенцами!
– Аида, что ли, наверх, – сказал Гнедан, когда мы вышли на улицу, оставив Клуху наедине с ее справедливым негодованием. – Ненадоба Клюшку гневить – тоже придумали: Метанку в хату притащили! Теперь вою-то будет! Травко, поди-ка сыщи девку – не сразилась ли, из окна-то спрыгнув?
Травень с готовностью побежал искать под окном Метанкин труп, а мы тронулись «наверх» – на любимый Гнеданов чердак под крышей сенного сарая. Только тут я понял, почему Гнедан так похож на панка. Будь я панком, все отдал бы за такой чердак. Даже, наверное, курить бы бросил. Или постригся бы. Гнеданов пентхаус навевал атмосферу панкующих восьмидесятых – эх, сюда бы пару ржавых раскладушек, трехлитровую банку для окурков, фотографию Билли Айдола на стену – и можно жить.
Я даже в образ вошел – со мной это бывает. Облюбовав объемную кучу сена в дальнем углу чердака, прямо под кровлей, я завалился на несчастное сено животом кверху и цинично плюнул в потолок. Попал.
– Эх-х-х… Пивка бы, братки, а? Братки-и-и… – сказал я протяжно и горестно.
Честное слово, вдруг почувствовал себя усталым, давно не мытым студентом факультета почвоведения. Не будь я испанским летчиком, точно подался бы в почвоведы.
– Ну, сказывай, Славко, како Метанкин поясок сыскался, – радостно сказал Лито, усаживаясь на пол и неприлично игнорируя мой вопрос насчет пива. – Вот удача! Ну, коли поясок нашли – теперь Рогволоду не жить!
Он внимательно вытаращил в моем направлении незрячие глаза. Зеленые, как кожа у жабы. Или как бутылочное стекло… Кстати – о стекле:
– А… пивка нет у тебя, а? – поинтересовался я. Нас, панков, хлебом не корми – дай пивка попьянствовать. – Не, браток, я ж серьезно: пивка бы щас… а?
– Оставь сие! – строго сказал Лито. – Сроком тебе о деле мыслить, да нам приказы давать – а не пьянствовать.
– Опаньки! Э-эх, братки-и… – разочарованно сказал я. – Козлы вы, братки, – не знаете главных ценностей в жизни.
– Слышь, Летка, мою речь, – вмешался Гнедан, обращаясь к эльфу. Рыжая голова пастуха появилась в отверстии люка, через который хозяева проникали на чердак. – Часом послать бы кого в устье Сольцы – поглазеть на протоку, на засаду Рогволодову… Мыслю, лодьи алыберские наскоро к нам будут – не проспать бы.
– Добро, – согласился Лито. – Кликни этого… Травка. Пусть его возьмет кобылку в моей клети, да спеет к Сольце… Спроси, знает ли место. Залечь бы ему в кустах, да на Рогволодову западню поглядеть – а како лодьи свидятся, тотчас и горлинку нам послать – с грамоткой известной.
– А не споймают ли парня? – озаботилась Гнеданова голова и тряхнула рыжей шевелюрой. – Рогволодовы разбитчики хитры, и Плескун с ними – не почует ли нашего дозора? Може, самому мне сгонять на реку?
Лито секундно призадумался и тут же покачал головой:
– Зови лепше Травка! Никак он дружинник – почище нас с тобой будет по воинской части. Пожди, я те голубка выну.
Приятно было наблюдать, как парни самостоятельно решают проблемы. Стоит начальству расслабиться, прикинуться панком – и тут же дело идет на лад: подчиненные проявляют инициативу и начинают трезво мыслить. У меня, например, именно такой стиль руководства. Очень эффективный.
Лито поднялся на ноги и, нащупав некий ящик, подвешенный вверху под кровлей, приоткрыл крышку.
– Гли-гли-гли, – сказал он нежно и засунул руку внутрь. В ящике возникла легкая возня, кто-то сдавленно запищал – и вот уже рука вылезла обратно из ящика, а в руке – серый и ужасно обиженный голубь. Он, честно говоря, как раз собрался поспать, и только безграничное уважение к хозяину мешало ему возмутиться и клюнуть Лито в палец.
– А, эво Горлан – он поток добрый, скорый! – узнал птичку Гнедан, упорно не вылезавший из своего люка. – Тяни его сюда, я его приласкаю. Подь сюда, Горлаша. Горла-аш…
Голубь сделал недоуменное лицо и заморгал черными глазками. Гнедан шумно поцеловал его в темя и засунул за пазуху – через секунду голова снова исчезла: рыжий панк побежал отдавать приказания Травеню насчет дозора. Итак, алыберские коммерсанты были уже на подходе – не исключено, что через несколько часов разведчик Травень увидит их паруса на Керженце. А значит, придется просыпаться, залезать на сумасшедшего Харли и снова ломиться сквозь мрачный ночной лес… Тяжкая, тяжкая жизнь! Беспокойная.
– Братки-и! – простонал я, страдая, из своего угла. Обидно: забыли про меня, будто вовсе не я командир банды. Надо, пожалуй, проявить инициативу.
– Эй, хиппак! – сказал я, тяжело переворачиваясь на живот и подминая под головой сено. – Ты мне вот что скажи: ты Гая лечил?
– Вестимо, лечил, – ответил Лито, обрадовавшись пробуждению начальства к жизни.
– И что?
– К утру поздоровится… Сроком ходить ему не сметь, а тако все ладно, без гноя.
– Ты мне мозги-то не взмучивай.