- Что тебе нужно от Гекамеды Тенедосской?
- Царь приказал доставить ее в покои Идея.
- Он с тобой? - Голос Гекамеды звучал спокойно и твердо - вопросы следовали один за другим, словно от обвинителя в суде.
- Кто - царь Приам? - недоуменно осведомился начальник стражи.
- Нет, Идей.
- Я здесь, - ответил я вместо него.
- Вот как? И ты дал согласие на это жестокое деяние?
- Более того - я попросил о нем, - ответил я, полагая, что, если сделан первый шаг, лучше смело двигаться дальше.
- Хорошо, я иду, - спокойно отозвалась Гекамеда. Ворота открылись, и она шагнула к нам.
Из темноты послышался голос Елены:
- Это насилие! Я не ожидала от тебя такого, Идей!
- Я беру лишь то, что мне принадлежит, - ответил я, собрав всю свою решимость. Не тратя времени на дальнейшие разговоры, я взял Гекамеду за
руку и повел ее во дворец в сопровождении стражи.
Расстояние казалось мне слишком коротким, ибо я со страхом ожидал того момента, когда мне придется остаться наедине с Гекамедой в моих
покоях. Я не мог обращаться с ней как с рабыней - мои действия полностью зависели от ее поведения. Эта головоломка была для меня чересчур
сложной.
Как она себя поведет? Начнет сразу же бунтовать, предпочитая невольничий рынок пребыванию со мной?
Вздохнув, я перестал об этом думать, так как мы подошли к внешним воротам дворца и начальник стражи удалился, почтительно отсалютовав.
Гекамеда и я бок о бок поднимались по широкой лестнице. Она не произнесла ни слова с тех пор, как мы покинули дом Париса. Когда мы подошли
к двери моих покоев, я шагнул в сторону, пропуская ее вперед, потом последовал за ней в комнату и направился к подставке из черного дерева,
чтобы зажечь светильник.
Повернувшись, я увидел, что Гекамеда стоит посреди комнаты, опустив руки и глядя перед собой, как солдат, занявший стойку "смирно".
- Это твой дом, - сказал я, стараясь говорить как можно более естественным тоном. - Что ты о нем думаешь? Пройдись по комнатам.
Гекамеда не двинулась с места.
- Ты ошибаешься, - ответила она. - Это моя тюрьма.
Я подошел к ней и взял ее за руку - она молча позволила отвести себя к мраморной скамье в нише окна, выходящего во двор.
- Умоляю тебя, Гекамеда, - заговорил я, садясь рядом с ней, - оставь свою враждебность. Это вовсе не тюрьма - ты заключена в моем сердце.
Не стану повторять, что я люблю тебя, - ты отлично это знаешь. У меня честные намерения - могу ли я доказать это лучше, чем попросив тебя стать
моей женой?
- Я твоя рабыня, - не поворачивая головы, бесстрастно отозвалась Гекамеда. - Как я могу быть твоей женой?
- Это всего лишь игра словами.
- Нет. - Она впервые посмотрела мне в глаза. - Выслушай меня, Идей. Ты унизил и опозорил меня в глазах Трои. За это я ненавижу тебя и
всегда буду ненавидеть. Ты забрал меня из дома Елены, чтобы сделать своей рабыней, - да будет так. Но я скорее выйду замуж за твоего слугу-
эфиопа или за бездомного пса, чем за мужчину, которого глубоко презираю!
- Лучше выбирай слова! - вскричал я. - Если ты моя рабыня, не забывай, что в моей власти наказать тебя плетью!
- Незачем напоминать мне об этом, - спокойно сказала Гекамеда, но я заметил, как по ее телу пробежала дрожь.
- Если ты моя рабыня, не забывай, что в моей власти наказать тебя плетью!
- Незачем напоминать мне об этом, - спокойно сказала Гекамеда, но я заметил, как по ее телу пробежала дрожь. - Такого обращения и следовало
ожидать от труса вроде тебя!
При этих словах я вскочил, охваченный яростью, но, с трудом сдержавшись, остановился, глядя на нее сверху вниз.
- Это была всего лишь пустая угроза, Гекамеда. - Мой голос стал хриплым от волнения. - Ее произнес мой гнев, а не я. Твои белые плечи не
созданы для троянской плети, да и я не смог бы смотреть, как тебя наказывают. Твои речи слишком дерзки, но слова не ломают кости. Знай: я не
собирался и не собираюсь оскорблять тебя или причинять тебе вред. Напротив - я буду защищать тебя даже против твоей воли. Я не сделал ничего,
что могло бы заставить тебя ненавидеть и презирать меня, - твои слова исходят из твоего черствого, не умеющего прощать сердца.
Я умолк. Гекамеда молчала. Какой же прекрасной она выглядела с накинутым на плечи покрывалом, вздымающейся грудью и гневно сверкающими
глазами! Слова мольбы вертелись у меня на языке, но я сдержал их, поклявшись, что если она и станет моей, то только по собственной воле.
Поэтому я удалился, сославшись на обязанности, которыми пренебрегал несколько дней. Гекамеда даже не подняла взгляд, но, подойдя к двери, я
внезапно услышал ее голос:
- Ты не сказал мне, что я должна делать.
- Что ты должна делать? - недоуменно переспросил я.
- Да. Разве я не твоя рабыня? Твое приобретение окажется неудачным, если я буду праздной. В чем состоят мои обязанности?
Я невольно улыбнулся:
- Твои обязанности - развлекаться и беречь свою красоту. Я привез тебя в Трою не ради твоего усердия, а ради твоих больших глаз, белых рук
и стройной фигуры. Служанок хватает с лихвой - я хочу, чтобы ты не готовила мне пищу и постель, а делила их со мной.
Я был доволен своими последними словами, видя, что напугал ее, и нисколько о том не жалея. Выйдя из комнаты, направился в просторное
помещение в задней части дворца на том же этаже, что и мои покои, где хранились царские архивы.
Именно там мне нанесла визит Елена в день моего введения в должность вестника.
Но менее чем через пять минут я ощутил жгучее желание вернуться к Гекамеде. Желание это было явно нелепым, и я посмеялся над собой, думая о
том, какой радушный прием меня бы ожидал. Стараясь отвлечь себя работой, я отнес кипу пергаментов на стол из слоновой кости и начал
разворачивать один свиток за другим, но никак не мог сосредоточиться.
Наконец я оставил тщетные попытки и задумался о собственных делах.
Похоже, я окончательно запутался в отношениях с Гекамедой. Что же мне делать? Обращаться с ней как с настоящей рабыней? Но в таком случае я
навсегда потеряю надежду завоевать ее любовь - хотя именно этого она от меня и ожидает. Впрочем, сама мысль об этом вызывала у меня отвращение -
я никогда не понимал, какое удовольствие может получать мужчина от близости с женщиной, которая навязана ей силой.
Мои мысли вернулись к Гортине. Но по отношению к юной греянке я мог лишь придерживаться политики настороженного ожидания. Если ей придет в
голову воспользоваться религиозными законами о семье, это может доставить серьезные неприятности.
Ну, я успею побеспокоиться об этом, когда придет время.