Его заинтересовали седые букли, и он сообщает свои наблюдения вполголоса, нисколько не стесняясь местом, в котором он находится. Очевидно, четырнадцать градусов по Реомюру привели его в игривое настроение, и он, несмотря на знаки старого товарища, продолжает весело хихикать...
Эта веселость окончательно сгубила мальчика. "Милостивые государыни" находят, что перед ними испорченный мальчик. (Секретарь давно уже это нашел.) Они совершенно забывают, что у многих из них есть дети, и помнят только, что перед ними всклокоченный, грязный мальчишка, с бойкими глазенками между впалых щек и дерзким смехом.
- К сожалению... мы не имеем права помочь и мальчику!.. - говорит секретарь.
- Без рекомендации? - иронически подсказывает старик.
- Да-с! - резко заметил секретарь и, как бы говорит взглядом: "Можете теперь убираться если не к черту, то, во всяком случае, на улицу, где восемнадцать с половиной градусов мороза".
Старик резко дергает мальчугана за руку, делает несколько шагов, затем останавливается и говорит:
- Милостивые государыни!.. Я вас прошу (голос его становится глуше, и на испитом лице сказывается большое страдание)... я вас прошу... Помогите мальчику... У него нет пристанища. У него нет одежды... Помогите мальчику!
Все вдруг притихли. Всем вдруг стало как-то совестно. Притих и мальчик. Он не смеется, а испуганно смотрит на своего товарища. В его испуганном взгляде и страх и любовь.
- Дедушка, что с тобой?.. Что ты? - говорит он, заглядывая на него снизу...
Многие полезли в карманы. Девица с английской складкой и добрым сердцем давно сидела на своем кресле, точно на угольях. При последних словах она вскакивает с места, роняет кресло, конфузится, подходит к мальчику и сует ему маленькое портмоне.
Старик сперва ни слова не говорит, потом, будто спохватившись, шепчет:
- Будьте спокойны, сударыня... Его денег я не пропью... Будьте спокойны, сударыня!..
Он благодарит теплым, ласковым взглядом девицу и уходит из залы.
- Ваш адрес... адрес ваш! - конфузливо шепчет девица.
Но ответа нет. Старик уж скрылся.
Белокурая девица возвращается на свое кресло, краснея, как пион, с нависшими слезами на глазах. Все на нее смотрят, как на выскочку, и находят, что она очень "смешная".
После этого эпизода прошло несколько минут, пока заседание не пошло своим порядком. Опять ставились вопросы, разрешались и заносились в протоколы. В пять часов заседание было окончено. "Милостивые государыни" поболтали и разъехались.
Елена Николаевна, довольная, оставалась еще несколько времени в зале. Было решено, что она завтра поедет с секретарем для посещения истинно бедных и нравственных людей. Она была рада посетить бедных и пококетничать с Василием Александровичем.
"Я надену черное шерстяное платье. И скромно и хорошо!" - подумала молоденькая женщина, уходя в госстиную.
И Василий Александрович ехал обедать довольный. Благодаря "Обществу для помощи истинно бедным и нравственным людям" он поправил свои служебные делишки и теперь рассчитывал на завтрашнее посещение бедных, на свои голубые глаза, мягкий голос и расположение Красногор-Ряжской. "Она думает, что я влюблен, и, конечно, заставит мужа надеть мундир и попросить за меня... истинно бедного и нравственного человека!" - улыбался Василий Александрович, плотнее кутаясь в бобровый воротник.
IV
Успев "вырвать зло с корнем" из того ведомства, где служил "строптивый столоначальник", и отправить бедного провинциального Мазаниелло туда, где даже настоящий никогда не бывал, господин Красногор-Ряжский вошел в гостиную в самом отвратительном расположении духа.
- Наболтались? - спросил он.
- Неужели вы не можете говорить, не оскорбляя меня?
Елена Николаевна делает мину № 9 - глубоко оскорбленной невинности. Слезы нависают на ресницах. Грудь несколько подымается.
Страдание напечатано на ее милом личике.
Господин Красногор-Ряжский начинает советь. Елена Николаевна, несмотря на страдание, видит это и, усиливая № 9, нечаянно обнажает локоть.
Господин Красногор-Ряжский совеет еще более.
- Лена... Леночка!.. - робко произносит его превосходительство.
Ни звука в ответ.
- Леночка!.. - совсем нежно начал господин Красногор-Ряжский и поперхнулся... - Леночка! Ведь я... вы там что хотите говорите, но мне не нравится секретарь.
Елена Николаевна открывает глаза, и муж усматривает в них такое море изумления, что наконец изумляется сам.
- Ты, Лена, что так смотришь?
- Я?..
Картина меняется. Страдание исчезает. Елена Николаевна хохочет как ребенок, хохочет весело, мило, заразительно.
Муж хлопает глазами.
- Так ты, Никс, ревновать?.. Ха-ха-ха... Глупый мой! К секретарю?.. Ха-ха-ха!..
Хохот был так заразителен, что даже сам Никс не выдержал, захохотал, как дурак, и прижал супругу к своей высохшей груди.
В тот же вечер "строптивый столоначальник" был возвращен к своему семейству. Он не был исключен из службы, как предлагал докладчик, а получил только выговор с замечанием, чтобы впредь, и так далее.
- А я было думал, Леночка, ха-ха-ха!.. - весело говорил солидный Никс, ужиная вдвоем с Леночкой. - Я было думал...
- А ты, Никс, не думай!..
И Елена Николаевна шаловливо зажала мужу рот своей ладонью и посмотрела на него тем чудным взглядом (№ 1), каким она смотрела на него только двадцатого числа или накануне какой-нибудь замышляемой женской шалости.
1880