Ничего. Да, кроме того, что человеку дороже его самого, - кроме того, что вот так стонет там за дверью. Он не мог выдержать этого стояния у двери и пошел вниз. Он ходил взад и вперед по медному полу, с сигарой во рту, в бессильной ярости. Почему рождение должно быть таким? И в ответ пришло: "Не везде это так например, в Китае". Думать, что все на свете чепуха, - и потом вот так напороться! То, что рождается такой ценой, должно и будет иметь значение. Об этом он позаботится! Но мозг Майкла отказывался работать; и он стоял неподвижно, весь превратившись в слух. Ничего! Он не мог выдержать хождения по комнате и снова пошел наверх. Сначала - ни звука, потом опять этот стон! На этот раз он убежал в кабинет и метался по комнате, смотря на карикатуры Обри Грина. Он ничего не видел и вдруг вспомнил о "Старом Форсайте", Надо ему сказать! Он позвонил в "Клуб знатоков", в "Смену" и во все клубы отца, думая, не пошли ли они туда вместе после собрания. И все напрасно. Было уже половина восьмого. Сколько же это еще будет длиться? Он вернулся к дверям спальни: ничего не было слышно. Он пошел в холл. Теперь Тинг-а-Линг лежал у входной двери. "Ему надоело! - подумал Майкл, поглаживая его по спине, и машинально открыл ящик для писем. Только одно письмо - почерк Уилфрида! Он прочел его у лестницы, лишь частью сознания воспринимая письмо и непрестанно думая о том, другом... "Дорогой Монт, завтра отправляюсь в путь - хочу пересечь Аравию. Подумал, что надо тебе написать, на случай если Аравия "пересечет" меня. Я совсем образумился. Здесь слишком чистый воздух для всяких сентиментов, а страсть в изгнании быстро чахнет. Прости, что я тебе доставил столько волнений. С моей стороны было ошибкой вернуться в Англию после войны и слоняться без дела, сочиняя стишки для развлечения светских дам и чернильной братии. Бедная старая Англия - невеселые настали для нее времена! Передай ей привет - и вам обоим тоже. Твой Уилфрид Дезерт. Р.S. Если ты издал то, что я оставил, передай, что мне причитается, моему отцу. У.Н." Майкл мельком подумал: "Ну вот и хорошо. А книгато сегодня выходит из печати". Странно! Неужели Уилфрид прав и все это - чистейший вздор, чернильные потоки? Не усугубляется ли этим еще больше болезнь Англии? Может быть, всем надо сесть на верблюдов и пуститься в погоню за солнцем? А все же книги - радость и отдых; и они нужны; Англия должна держаться должна! "Все вперед, все вперед. Отступления нет. Победа иль смерть! "... Боже! Опять!.. Стоны смолкли, Аннет вышла к нему. - Отца, mon cher, отыщите ее отца. - Пробовал - нигде нет! - задыхаясь, сказал Майкл. - Попробуйте позвонить на Грин-стрит, к миссис Дарти. Courage!<Бодритесь! (франц.).>Все идет нормально - теперь уж совсем скоро. Позвонив на Грин-стрит и добившись наконец ответа, он пошел в кабинет и, открыв дверь, стал ждать "Старого Форсайта". Мельком он заметил круглую дырочку, выжженную в левой штанине, - он даже не заметил запаха гари, он даже не помнил, что курил. Надо подтянуться ради старика. Он услышал звонок и полетел открывать дверь. - Ну? - спросил Сомс. - Еще нет. Пойдемте в кабинет - там ближе! Они поднялись вместе. Седая аккуратная голова, с глубокой складкой между бровями, и глаза, словно углубленные страданием, успокоили Майкла. Бедный старик! Ему тоже нелегко. Оба они, видно, с ума сходят! - Хотите выпить, сэр? У меня тут есть коньяк. - Давайте, - сказал Сомс, - все равно что. С рюмками в руках, привстав, оба прислушались - подняли рюмки - выпили залпом. Они двигались автоматически, как две марионетки на одной веревочке. - Папиросу, сэр? Сомс кивнул. Зажгли папиросы - поднесли их ко рту - прислушались - затянулись выпустили дым. Майкл прижимал левую руку к груди. Сомс - правую. Так они сидели симметрично рядом. - Ужасно трудно, сэр, извините! Сомс кивнул головой. Его зубы были стиснуты. Вдруг его рука разжалась. - Слышите? - сказал он. Звуки - совсем другие - смутные! Майкл крепко схватил и сжал что-то холодное, тонкое - руку Сомса.
Вдруг его рука разжалась. - Слышите? - сказал он. Звуки - совсем другие - смутные! Майкл крепко схватил и сжал что-то холодное, тонкое - руку Сомса. Так они сидели рука в руке и смотрели на дверь неизвестно сколько времени. Вдруг просвет двери исчез, на пороге появилась фигура в сером - Аннет! - Все в порядке! Сын!
XV. ПОКОЙ
Когда Майкл на следующее утро очнулся от глубокого сна, первой его мыслью было: "Флер снова со мной!" Потом он вспомнил. На его "все хорошо? ", шепотом сказанное у дверей, сиделка выразительно закивала головой. Несмотря на лихорадочное ожидание, он все-таки сумел остаться современным и сказать себе: "Нечего распускаться! Ступай и спокойно позавтракай". В столовой Сомс презрительно щурился на надбитое яйцо. Он взглянул на вошедшею Майкла и уткнулся в свою чашку. Майкл прекрасно его понимал: ведь вчера они сидели, держась за руки! Он увидел, что у прибора Сомса лежит развернутая финансовая газета. - Что-нибудь о собрании, сэр? Вашу речь, наверно, расписывают вовсю. Сомс кашлянул и протянул газету. Заголовки гласили: "Бурное собрание - отставка двух директоров - вотум доверия". Майкл бегло просмотрел отчет, пока не дошел до слов: "Мистер Форсайт, замешанный в это дело директор, в своей довольно длинной речи сказал, что не намерен петь Лазаря. Он заявил, что возмущен поведением пайщиков, что не привык к подозрениям. Он подал прошение об отставке". Майкл опустил газету. - Черт возьми! "Замешанный", "подозрения". Они этому придали такой оборот, точно... - Газеты! - сказал Сомс и снова принялся за еду. Майкл сел и начал очищать банан. "А ведь сумел красиво умереть, - подумал он. - Бедный старик". - Знаете, сэр, - сказал он. - Я там был, и вот что я могу сказать: из всех только вы и мой отец возбудили во мне уважение. - Гм! - промычал Сомс и положил ложку. Майкл понял, что ему хочется побыть одному, и, проглотив банан, ушел к себе в кабинет. Пока его не позвали к Флер, он решил позвонить отцу. - Как вы себя чувствуете после вчерашнего, Барт? Голос сэра Лоренса, ясный, тонкий и высокий, ответил: - Беднее и мудрее. Каков бюллетень? - Лучше некуда. - Поздравляем вас обоих. Мама спрашивает, есть ли у него волосы. - Еще не видел. Сейчас пойду к нему. И в самом деле, Аннет кивнула ему из приоткрытой двери. - Она просит вас принести ей собачку, mon cher. С Тинг-а-Лингом под мышкой, ступая на цыпочках, Майкл вошел. Одиннадцатый баронет! Он еще ничего не видел, потому что голова Флер склонилась над ребенком. Определенно - волосы у нее стали темнее. Майкл подошел к кровати и благоговейно коснулся ее лба. Флер подняла голову и открыла его взгляду ребенка, бодро сосавшего ее мизинец. - Чем не обезьянка? - послышался ее слабый голос. Майкл кивнул. Конечно, обезьянка - но белая ли, вот вопрос! - А ты как, дорогая? - Теперь отлично, но что было... - она перевела дыхание, и ее глаза потемнели. - Тинг, смотри! Китайская собачка, деликатно наморщив ноздри, попятилась под рукою Майкла. Во всей ее повадке сквозило хитрое осуждение. "Щенята, - казалось, говорила она. - У нас в Китае это тоже бывает. Мнение свое оставляю при себе". - Что за глаза! - сказал Майкл. - Ему мы можем и не говорить, что ребенка принес доктор из Челси. Флер еле слышно засмеялась. - Пусти его, Майкл. Майкл поставил собачку на пол, и она убежала в свой угол. - Мне нельзя разговаривать, - сказала Флер, - но страшно хочется, как будто я несколько месяцев была немая. "То же чувство, что и у меня, - подумал Майкл, - она и вправду была где-то далеко-далеко, совсем не здесь". - Как будто тебя что-то держит, Майкл. Совсем не своей становишься. - Да, - мягко проговорил Майкл, - устарелая процедура. Есть у него волосы? Мама спрашивала. Флер обнажила голову одиннадцатого баронета, покрытую темным пушком. - Как у моей бабушки, но они посветлеют. Глаза у него будут серые. Майкл, а как насчет крестных? Матерью, конечно, Элисон, а кто будет крестным отцом? Майкл помолчал немного, прежде чем ответить: - Я вчера получил письмо от Уилфрида.