В домике горел свет. Кто бы мог меня поджидать?
— Где вы ходите? — спросила Эйприл Мауэр, едва я переступил порог.
Она восседала в моем кресле. В ее глазах я видел отражение той, другой, золотоволосой красавицы, замахивающейся на меня чем-то тяжелым.
— Знаете, Эйприл, — я унял дыхание, — я ведь сам вас искал. Где вы были?
— Я была у себя. Странно, что вы не догадались, — удивилась Эйприл. — Этот Свейн так разочаровал меня, что я решила лишить его своего общества.
Только теперь я как следует разглядел девушку, сидящую напротив.
Это была совсем не та белобрысая девчонка в синих шортиках, с челкой до -бровей, которая приходила утром. Передо мной восседала богиня. Волосы были пышно взбиты и уложены волнами. Платье-туника от хорошего портного без всех этих рюш, воланов и клиньев своим строгим покроем выгодно подчеркивало красоту загорелого тела. Бижутерия из бронзы, сандалии на греческий манер, затейливые серьги-подвески — все это вместе составляло гармонию красок, линий и форм.
А как блестели ее глаза!
Сегодня секретарша затмила свою патронессу. Как хорошо, что Глория этого не знала! Второй бури за день я бы не перенес.
— Ну и чем закончилось знакомство со Свейном? — спросила Эйприл.
— Туша и Лапчатый замордовали бедного гиганта и устранили его ... надолго.
Она сделала движение бровью, из чего я понял, что судьба Свейна ее мало занимает.
В наступившей тишине мы услышали блюз: Москат Муллинс заступил на вахту. Он играл вдохновенно и трепетно...
— Вы помните, мистер Бойд, что мы намеревались сделать утром? — заговорщически понизила голос Эйприл.
— Понимаю, куда вы клоните.
— Так пойдемте к Муллинсу теперь!
Честно говоря, мне хотелось совсем другого: положить ей голову на колени и поиграть серьгой-подвеской в ее розовом ушке...
— Хорошо.
Я вздохнул, причесался, и мы вышли на улицу.
Муллинс играл. Но он услышал наш стук в дверь, отложил инструмент и впустил меня с Эйприл.
— Хелло! — сказал я как можно более приветливо. — Мы с Эйприл решили навестить вас.
— Прошу! — Муллинс пригласил внутрь домика.
Жилище Муллинса было стандартным, вдоль стены протянулась батарея пустых бутылок. Здесь также было много и нераскупоренных сосудов.
— Выпьем? — спросил Муллинс без предисловия.
— Я — нет, — Эйприл, конечно, не пила.
— Вы обрекаете меня пить в одиночестве!
Муллинс сказал это прокурорским тоном, как будто Эйприл совершила тяжкий проступок.
— Может, мы вначале поговорим, а завершим беседу одним из этих напитков? — я попробовал сгладить ситуацию.
Но музыкант уже наполнял фужеры чем-то прозрачным.
— Мы хотели бы... — начал я.
— ... чтобы вы помогли нам! — закончила Эйприл.
— Так вы пришли за помощью? — Муллинс удивился. — Откуда у меня могут быть деньги? У меня только звуки.
— Нет, вы нас не поняли, — Эйприл заставила Муллинса сесть.
— Речь идет совсем о другой помощи, — начал я. — Сложилась такая... такое положение вещей, что... и я, и Эйприл, и Глория можем очень крупно погореть...
— Какая-то белиберда! — Муллинс залпом выпил.
— У Глории ван Равен сорвется контракт со студией, если она во вторник не приступит к съемкам очередного фильма, — Эйприл говорила спокойно и так же спокойно смотрела на Муллинса. — Расторгнутый контракт — это убытки и для Глории, и для меня, и даже для мистера Бойда. Мы все окажемся на мели.
— Да... Ужасно... Прискорбно...
Муллинс взял свою трубу и приложился к ней так, как только что к виски.
Эйприл пыталась заглянуть ему в глаза.
— Нас не выпускают, пока не найдут убийцу. Помогите нам.
Муллинс опустил трубу.
— Я тут при чем?
— Вы были на яхте в момент преступления, — сказал я.
— Вы могли кое-что заметить, — Эйприл смотрела на него с надеждой.
— Полиция уже задавала мне такие вопросы. Но, видите ли... Я сидел спиной к двери и играл... Я даже не слышал выстрела. Я не видел, как Элен упала... Я видел Бога и общался с архангелами... Мы пели друг другу псалмы...
— Муллинс, но, может быть, краешек вашего сознания зацепил нечто такое...
— А когда это было? В какое время суток? — Муллинс смотрел то на меня, то на Эйприл.
— Вечером.
— Вечером... Нет, не помню.
Он начал терзать свой инструмент, пока, наконец, не нащупал мелодию, которую принялся выводить на свет божий с большими погрешностями, впрочем, их можно было назвать вариациями...
— Идея! — воскликнул я, стараясь перекрыть своим голосом голос трубы. — Сейчас вы все вспомните.
Муллинс перестал играть. Эйприл уставилась на меня, как на Санта Клауса.
— Надо выпить! — сказал я.
— Выпьем! — охотно откликнулся Муллинс и потянулся к бутылке.
— Что с вами, мистер Бойд? Что вы говорите? — прошипела Эйприл.
Муллинс помягчел лицом, шлепнул губами:
— Я готов, — и поднял стакан.
— Мы выпьем, потом еще... Короче, мы сделаем все так, как в тот злополучный вечер, — объяснил я. — Мы восстановим его в деталях.
— Надо ввести вас, Муллинс, как единственного свидетеля преступления в то состояние, в котором вы пребывали тогда. Вот в чем и заключается моя идея!
— Вы больны, мистер Бойд, — разлепила губы Эйприл.
— Вот лекарство, — Муллинс протянул мне полный стакан.
Я понюхал виски и тяжело вздохнул: как ни привыкай к тупоумию, все равно оно раздражает.
— Послушайте, вы!.. Мы сидим здесь уже черт знает сколько времени... И будем сидеть в Бахиа-Мар... Пора выкарабкиваться... Если вы ничего не понимаете, не мешайте мне осуществлять свои замыслы.
— Выпить — я всегда понимаю, — сказал Муллинс, наполняя стаканы. — Но остальное — нет.
— Значит так. Вам, Муллинс, надо накачать себя виски до такого же состояния, как в тот вечер...
— Это я сделаю без проблем.
— Вы хотите напоить мистера Муллинса?! — Эйприл разозлилась. — И это в то время, когда он трезв и излагает свои мысли человеческим языком.
— Эйприл, я повторяю: нам надо реконструировать события. Мистер Муллинс должен быть пьян. Он должен играть те же блюзы, что и тогда. Он должен сидеть так, как и тогда... Он войдет в то же состояние и ... что-нибудь вспомнит!
— А вот я понял, — похвастался музыкант. — Надо пить и играть, — и Муллинс с удовольствием опрокинул виски в себя.
— А что должна делать я по вашему сценарию? — Эйприл спросила это с подозрением.
— Исполнять роль Элен Фицрой.
— Кого... исполнять?..
— Убитую, точнее, делать то, что делала Элен. Но до того, как в нее выстрелили.
Эйприл пережевывала информацию довольно долго. Муллинс уже порядком налакался, когда она, наконец, сказала только одно слово:
— Хорошо.
— Вот и отлично! Теперь моя очередь. Я буду убийцей. Эйприл посмотрела на меня странным взглядом: ей в голову пришла какая-то мысль, скорее всего, — дикая.
— По местам! Каждый знает свою роль, начнем! — я отошел в угол.
— Стоп! — сказал Муллинс. — А почему вы не пьете? Мне одному не одолеть, — он обвел пространство комнаты, заполненное бутылками. — Да и скучно одному-то.
— Но вы должны!..
— Нет! — отрезал трубач. — Или мы пьем все вместе, или я в ваших экспериментах участвовать не буду.
— Мистер Муллинс, это серьезно! — вступила мне на подмогу Эйприл. — Мы ищем убийцу. И в том эксперименте, который предлагает мистер Бойд, есть смысл.
Но Муллинс в своих убеждениях был тверд, как скала.
Надо отдать должное мужеству Эйприл: она второй раз сказала свое «хорошо», взяла полный стакан, выпила, сморщилась, как сушеная виноградина, тут же запила виски соком и победно посмотрела на меня.
Я понимал: цена ее подвига — жалованье, то бишь заработок, которого она лишится, если Глория потеряет работу. И все-таки Эйприл оказалась молодчиной.
— Ну, теперь мы посмотрим на вас, мистер Бойд, — змей-искуситель, он же трубач, повернулся ко мне. — У меня и тост имеется.
— Вот как!
— За то, чтобы я вспомнил! — провозгласил Муллинс.
Мы начали пить.
Запасы музыканта оказались нескончаемы. Сколько я в себя влил, подсчитать было трудно. Стены и пол, звуки и лица плыли перед глазами, в голове стоял туман.
Муллинс сразу же занял позицию на полу. Он поставил рядом с собой три полные бутылки и стакан. Он играл на трубе, наливал, снова играл...
Эйприл пыталась имитировать походку Элен: она ходила туда-сюда, то садилась на табурет, то перебирала бутылки...
Эйприл начала танцевать сама с собой. Я охотно потанцевал бы тоже, но не мог подняться на ноги: они были ватные, а пол в домике вообразил себя, почему-то, палубой корабля.
Эйприл, видимо, на мгновение, отключилась и стала падать, хватаясь руками за мебель. Она села, отыскала мутными глазами меня и не нашла ничего лучшего, как браниться:
— Шизофреник! Олух!
— Эт-то я?..
— Вы, Бойд! Вы пьяны! И я пьяна!
— А я трезв, — чтобы произнести эту фразу, Муллинс перестал играть.
Выглядел трубач, как мне показалось, действительно трезвым, хотя две бутылки из трех уже были пусты. Я не без труда повернулся к Эйприл:
— Я что-то сделал не так?
— Ваш этот... дурацкий эксперимент провалился...
— Н-нет! Я категорически... Сейчас мы с вами ляжем на диванчик и посмотрим, провалится он или нет.
— А как же вот это... что вы хотели... реконстру... рукенстру... Э, черт!..
— Эйприл, мы созданы для любви!
— Я тоже, — уточнил Муллинс.
Я встал. Пол понесся мне навстречу с космической скоростью, и спустя мгновение я обнаружил себя лежащим.
— Об этом мы... не договаривались, — прошелестели мои губы, и я пополз к креслу.
Когда я взобрался на него, Муллинс опять играл, а Эйприл опять кружилась.
— Проклятая музыка! — заорал я. — У меня болят от нее уши. Эй, вы! Мои уши...
Муллинс резко оборвал мелодию. Легче мне не стало: камнем навалилась тишина. Это был могильный камень. Я пытался придти в себя.
— Что мы должны делать дальше? — крикнула Эйприл: она, как и я, не владела голосом.
— Он — играет, она — сидит с ним, — крикнул я.
— Вы уверены?
Эйприл, шатаясь, подошла к Муллинсу, ноги ее подкосились, она не села, а, скорее, упала на бок.
Муллинс посмотрел, подумал и затянул блюз.
— Ну, Эйприл, подумайте, что сделала бы Элен сейчас!
Мои слова попали в цель: Эйприл вдруг начала гладить Муллинса по волосам, тереться о плечо и даже о ноги — как собачонка.
— Милый, дорогой...
Он оторвался на миг от трубы — погладил девушку в ответ.
— Элен... Нет, ты не Элен.
И снова заиграл.
Я вслушивался в мелодию и пытался вспомнить, что играл Муллинс в тот роковой вечер.
А эти двое так увлеклись друг другом, что я понял: наступил час убийства.
Я осторожно встал с кресла и, балансируя руками, зашел за спину Муллинса. Вытянул палец и «бабахнул» в Эйприл:
— Пуф! Падай!
Эйприл сыграла свою роль до конца. Упала она превосходно и даже перестаралась: в своем падении Эйприл обнажила не только ноги, но и бедра. Музыкант перестал играть и с интересом рассматривал открывшиеся сокровища Али-Бабы.
Но вот Муллинс затянул свой похоронный блюз «Он больше не шевелится» — его-то я вспомнил. Именно под эту мелодию вступили мы с Луи Бароном на палубу яхты.
— Всем — большое спасибо! — уныло сказал я. — Эксперимент закончен.
Эйприл поднялась с неохотой: ей больше нравилось лежать.
— Ну почему... — проговорила она заплетающимся языком, — почему закончен?.. У меня вот здесь чего-то не хватает... — она показала на лоб, где, по ее мнению, должна была быть дырочка от пули.
— Мистер Муллинс, — обратился я к музыканту, — вы вспомнили? Ну хоть что-нибудь...
Он положил инструмент рядом с собой.
— Что?
— Вы вспомнили детали, подробности?..
— Какие?
Он был пьян в доску.
— Ну вы хотя бы слышали, как я «бабахнул» в Эйприл и крикнул ей «падай»?
— Нет.
Я плюхнулся на диванчик рядом с Эйприл. Она потянулась к бутылке на полу. Подняла ее, поболтала и сказала очень просто:
— Предлагаю выпить. Эксперимент завершился рестуа... резульстуа...
— Результативно! — не выдержал я издевательств над языком.
— Да! — Эйприл подняла палец. — Теперь мы знаем точно: мистер Бойд — гениальный дурак!
— Умная! — огрызнулся я.
Муллинс молча нашел полную бутылку и занялся стаканами. Для пьяного человека он действовал необычайно четко: не пролил ни капли.
Мы подняли свои чаши, но в это мгновение домик затрясся, как будто под нами проснулся вулкан. На самом деле кто-то стучал в дверь. И я уже начал догадываться, кто.
— Стучат, — глубокомысленно изрекла Эйприл.
— Наверное, хотят выпить, — Муллинс взял трубу и затянул блюз «Я ничего тебе не дам».
— Откроем? — нерешительно предложил я. — Дверь может не выдержать.
— Там — мужчина, — пришла к заключению Эйприл. — Это определенно мужчина. Открывайте, я хочу... его видеть.
Пошатываясь, я подошел к двери и щелкнул замком. Потом предусмотрительно отошел по стеночке в угол. В домик Муллинса ввалилось нечто огромное бело-красное и к тому же пыхтящее. Белыми, как я разобрался, были бинты и нашлепки, красными — нос и остальные части тела. Все это передвигалось как-то боком, неуклюже переставляя ноги и пошатываясь, ну, почти, как я.
— Хелло! — прохрипело чудовище и уставилось на красавицу. — А где коллега?
— Чей?
— Мой!
— Я здесь, Свейн! — пришлось выползать из своего угла. — Что это с вами?
— Не притворяйтесь! Это вы!.. И вам от меня не уйти!.. Надеялись на Барона? Хотели избавиться от конкурента? Нет, я еще смогу уложить вас...
Он не закончил. Потому что я вспомнил Лапчатого и то место, куда он бил. Мне было достаточно несильного удара ногой по колену Свейна, как агент, театрально взмахнув руками, упал. Его красная рожа оказалась доступной. И я вмазал по ней кулаком от всей души.
Свейн даже не хрюкнул. Он застыл на полу, как озеро студня.
Я был вознагражден за труды радостным воплем Эйприл:
— Экстракласс! — она посмотрела на меня с восхищением. — Я первый раз наблюдаю вас в деле, и уже готова простить этот эксперимент...
— Он закончился, и не напоминайте о нем, — потупился я.
— Тогда... разойдемся по домам, — сказала Эйприл.
Мы обошли отдыхающего Свейна, кивнули Муллинсу и выбрались из домика. Вслед нам неслась заупокойная песнь трубы «Он больше не шевелится».
Глава 7
Как истинный джентльмен, я решил провести Эйприл до самого домика.
Держась за руки, мы дошли без хлопот.
После шестой попытки Эйприл вставила ключ в замок и открыла дверь. Я втолкнул даму в комнату и, поддерживая рукой за талию, занялся поисками выключателя. Он был обнаружен! Свет вспыхнул, и мы посмотрели друг на друга.
От великолепной Эйприл осталось лохматое существо с неясным взором. Я, видимо, выглядел не лучше.
— Сейчас я угощу вас, Бойд, — начала Эйприл, но осеклась. — А виски у меня нет!
— Вообще-то, Эйприл, мне почему-то не хочется виски, — сказал я. — Я предпочел бы кофе.
— И кофе нет.
Эйприл расплакалась.
Я принялся утешать ее, но она рыдала, как нанятая. Что было делать? Я зажал ее мокрое лицо в своих ладонях и сказал:
— Подождите пять минут. Сейчас я принесу выпивку.
— Вы решитесь на такой героический поступок... — восторженно всхлипнула Эйприл.
Я выбрался на дорожку и начал соображать, где находится бунгало Муллинса. Хотел идти на звук, но труба молчала.
Когда я ввалился в домик музыканта, Свейн все еще лежал на полу. Муллинс рассматривал эту гору мяса с любопытством. Он поднял голову, увидел меня, и лицо его перекосила злобная гримаса:
— Какого черта вы тут шляетесь?
Я почувствовал себя так, как будто сегодня действительно убил Элен Фицрой, «бабахнув» в нее из пальца.
— Выпить.. Крошка... плачет... Нет виски... — слова не шли на язык.