Мюнхаузен, немало прослуживший вместе с отцом фон Наина, прекрасно относился к рыжему лейтенанту. И парень, разумеется, не мог отказать старику.
- Пора, - со вздохом согласился он.
- К нам поступил запрос суда. Госпожа Икс, вдова бывшего рейхсминистра, подала прошение о возвращении ей личных архивов покойного мужа. Она собирается писать мемуары. Сам рейхсминистр, как вам известно, кончил прискорбно...
- Хуже некуда. - Лейтенант понимающе кивнул. - Поскольку господин Икс до сих пор числится военным преступником, его личные бумаги все еще хранятся в нашем архиве. Я не вижу причин, чтобы отказать фрау Икс. Семейные мемуары нравятся любознательной публике и имеют хорошее воспитательное значение. Но, мой юный друг, на всякий случай надо будет просмотреть все эти бумаги, а затем переправить их в суд. Пусть там решают.
- Будет сделано, господин генерал, - тоскливо откликнулся фон Наин. Он уже понял, какое скучное занятие ему предстоит.
- По всей вероятности, в архиве немало документов на английском и французском языках, - продолжал Мюнхаузен, хитро прищурившись. - Вас будет сопровождать переводчица фрейлейн Лотта Шмидт...
Лейтенант покраснел так, что даже уши запылали, а генерал, будто ничего не замечая, продолжал:
- Я надеюсь, передачи "Национальной волны" из-за этого не прекратятся.
Фон Наин растерялся. Он не знал, куда смотреть. А Мюнхаузен, откровенно улыбаясь, закончил:
- И не забудьте захватить вашу бритву: посылаю вас на два дня. Надеюсь, времени хватит. Я рассчитываю, что фрейлейн Лотта, когда вернется, сообщит своему начальству, что в отделе "Е" служат воспитанные люди.
- Я оправдаю ваше высокое доверие, господин генерал! - выкрикнул фон Наин, ничего не придумав лучшего.
Вышел он жалким и злым - в этом дурацком учреждении знали все о всех. Нельзя было чихнуть на первом этаже, чтобы не позвонили с пятого и не справились о здоровье...
Но через час, когда очаровательная Лотта очутилась рядом с ним в служебном "опеле", к лейтенанту вернулось хорошее настроение. Серая пелена, висевшая в небе, в одном месте немного расползлась, и солнце робко воспользовалось этой оплошностью. Навстречу машине быстро летели фермы, деревья, мосты, перекрестки, и только далекие горные зубцы на горизонте оставались неподвижными. Переводчица очень скоро признала, что передачи "Национальной волны" скучны и однообразны. А впереди еще была добрая сотня километров пути архив находился в полусонном провинциальном городке...
Два дня в пыльном здании архива пролетели незаметно. Сквозь узкие, высокие окна-щели дневной свет с трудом пробивался в большой зал, сплошь уставленный бесконечными металлическими стеллажами. Здесь, в полумраке, в бумажном безмолвии десятки тысяч томов, фолиантов, папок и связок аккуратно хранили огонь, дым и грохот военных кампаний. На полках бесшумно гибли танковые корпуса, рушились городские кварталы, взрывались субмарины, и полководцы беззвучно подписывали капитуляции.
Но это пыльное, пронумерованное прошлое ничуть не тяготило жизнерадостного лейтенанта и его спутницу. Тесно сдвинув стулья, они беззаботно листали пожелтевшие, ломкие страницы. Даже когда бумаги являли строгую готическую вязь, не нуждавшуюся в переводе, лейтенант не давал отодвинуться своей хорошенькой помощнице. Ее очаровательный профиль и милая родинка на нежной щеке были все время в опасной близости.
- Лейтенант, ведите себя прилично! - то и дело шептала девица.
Служители архива, неслышно сновавшие мимо, неодобрительно переглядывались при всплесках негромкого смеха, возникавших у столика, за которым расположились молодые люди.
Первые часы фон Наин еще кое-как вчитывался в древние документы, подписанные некогда грозным министром.
Но скоро бесконечные описи, акты, решения, уведомления, поздравления с рождеством и с днем рожденья фюрера, а также короткие письма с дурацкими вопросами о здоровье кошек ему опостылели. В своем личном архиве этот рейхсгусь никаких важных .бумаг не хранил и не считал нужным сообщать родственникам, управляющим и поверенным о своей государственной деятельности.
Сотрудники контрразведки увлеклись, лишь обнаружив толстый, превосходно изданный каталог картин, когда-то являвшихся собственностью сановника.
- Господин Икс понимал толк в живописи, - заметила Лотта, разглядывая разноцветные страницы альбома.
Репродукции на библейские темы, пейзажи, портреты и натюрморты девушка рассматривала с интересом. Но страницы, на которых были изображены увесистые обнаженные женщины, безмятежно раскинувшиеся на смятых простынях или на траве, Лотта спешила перевернуть.
- Это же классика! - мягко возражал лейтенант, всякий раз приятно поражаясь, насколько легка и стройна его юная длинноногая помощница по сравнению с этими пышными, удивлявшими обилием округлостей средневековыми красавицами...
- Я лучше вас знаю, что такое классика, - настаивала Лотта и медленно краснела под жарким взглядом фон Наина. - Не забывайте, мой папа - профессор Школы изящных искусств...
И в самом деле, она неплохо знала французскую и голландскую живопись и очень часто, не прочитав подпись под репродукцией, называла художника. Скоро это превратилось в веселую игру. Фон Наин закрывал подпись, а Лотта отгадывала. Если она оказывалась права, лейтенант целовал ей руку.
Но вдруг Винсент Ван-Гог стал виновником их небольшого спора. На одной из страниц альбома было изображено ущелье. Сумрачные, темные горы круто спускались в свинцовую воду узкой речушки, пробиравшейся меж каменных стен. Серое монотонное небо тяжелой набухшей шапкой прикрывало пейзаж. А на переднем плане торчало причудливое сухое дерево, удивлявшее бесконечным и бессмысленным плетением оголенных ветвей. Лотта не сумела угадать автора.
- "Ван-Гог ранний", - прочитал фон Наин. Девушка продолжала с сомнением разглядывать репродукцию.
- Не похоже на Ван-Гога, - наконец убежденно произнесла она. - Уж очень робко. И вкуса нет. И мрачно... Даже для ранних работ Ван-Гога это слишком мрачно.
- И все-таки это Ван-Гог! Моя дорогая, на сей раз вы ошиблись! Господин Икс не стал бы держать у себя подделку. Специальные команды СС отбирали для него ценнейшие произведения в лучших музеях Европы...
- Нет, это не Ван-Гог! - упрямо повторила Лотта. - Я бы запомнила такой пейзаж. Страшно. Тоскливо. И эта голая дурацкая коряга, которая все заслоняет...
Лейтенант вгляделся. Действительно, местечко было не из приятных.
- Моя Лотхен, и все равно я готов держать пари! Если это Ван-Гог, вы проиграли. И тогда за вами поцелуй!
Девушка засмеялась.
- Мы захватим этот альбомчик с собой, ваш отец посмотрит и решит спор, предложил фон Наин. - Я уверен, ваш папа поможет мне выиграть.
- Если вы будете умницей, вам не потребуется помощь моего фатера...
Покидая архив, лейтенант дал указание переправить бумаги господина Икса в суд.
ГЛАВА 3,
в которой кратко излагаются причины, заставившие Кривого Джека срочно перебраться в Европу
Шакал стал человеком после знакомства с мистером Джеком. До этого он был студентом. Во всяком случае, считал себя таковым. Раза два-три в неделю он наведывался в Школу изящных искусств, но большую часть времени проводил в антикварных лавках или в баре "Мольберт".
Если лекции были скучны, Шакал с утра отправлялся на промысел. Он терпеливо бродил по галереям.