Будучи по природе своей в высшей степени справедливым, падишах всегда был готов положить голову за свой народ. И не долго думая, издал фирман и повелел отрубить голову правителю провинции Юсуфу-паше, притеснявшему народ в течение целых двух месяцев.
Если верить рукописной истории Османской империи, казнь Юсуфа-паши Пегоголового прошла не совсем гладко. Когда палач, великий мастер и энтузиаст своего дела, вместе с подручными явился за Юсуфом-пашой, тот не утерпел, наложил в штаны и самолично отдал Богу душу, к величайшему огорчению палача.
Все, что осталось после казни правителя, пошло в казну падишаха, а того, что по недосмотру начальства перепало семейству Юсуфа-паши, с лихвой хватило на двести пятьдесят лет.
Потомки Юсуфа-паши, который, по одним официальным данным, был казнен, а по другим - помер от испуга, не пожелали далее называться Пегоголовыми и выбрали себе вельможное прозвание Шафран-заде. Ну, а потом отказались и от Шафран-заде, поскольку про них говорили: «А, это те самые Шафран-заде, которые ведут саой род от сапожника Юсуфа Пегаша, который наложил в штаны…» И когда в Турецкой республике вышел закон о фамилиях ( В 1934 году декретом меджлиса (парламента) в Турции были введены фамилии. ), они взяли себе демократическую фамилию Рыжисын.
Короче, Саид Рыжисын был из очень богатой семьи. Посланный в Париж для открытия новых небесых звезд, Саид вернулся в Стамбул, не оправдав надежд. и надо же было так случиться, что именно здесь ему удалось обнаружить прекрасную звезду в лице Севим Ферфейерверк.
Многочисленное семейство Рыжисынов в общем-то было не прочь женить Саида и таким образом продолжить свой славный род. Но все родственники воспротивились браку с Севим, считая ее неподходящей для столь ответственного дела, как продолжение древнего рода Рыжисынов. Они твердили, что Севим - точная копия своей мамаши, которая вертит мужчинами всего квартала, и с такой женой будет трудно справиться, она кого хочешь проведет и обманет…
На все доводы родственников Саид резонно возражал:
- Как можно провести того, кто знает будущее и читает мысли. Нет, меня невозможно обмануть.
Вот что значит ученый человек! Вот что значит пожить в Париже!
Конечно, Саид был по-своему прав, ибо до знакомства с Севим его сумела обмануть всего лишь одна-единственная женщина. Да и какой это был обман, когда он-то все знал наперед.
Вот как это случилось.
В Париже, где всякий может найти себе возлюбленную на любой вкус и цвет. Саиду ужасно не везло. Женщины бежали от тощего, неуклюжего, застенчивого отпрыска Юсуфа-паши. Даже деньги Саида не в силах были помочь ему во вполне естественном желании обзавестись подружкой и насладиться прелестями парижских женщин!… Господи, и после этого еще говорят, что в Париже…
Бедняга Рыжисын совсем уже было отчаялся, когда вдруг в доме индуса, того самого учителя-ясновидца, волшебника и мага, на него неожиданно свалилось счастье. Саид познакомился с одной арапкой. Они довольно быстро перешли на «ты», хотя ничего между ними не было. Женщина отнеслась к Саиду с материнской нежностью. Она быстро сообразила, в сколь плачевном состоянии находится Саид, и участливо сказала:
- Саидик, я хочу тебе кое в чем помочь. Конечно же, совершенно бескорыстно. Просто ты дашь мне за это тысячу франков.
Рыжисын задрожал от радости, но самообладание не. покинуло его:
- Хорошо… Только деньги потом… После того как ты мне поможешь.
- Сильвупле, - ответила догадливая арапка и повела невинное создание в фотоателье, где представила его натурщице по имени Мадлен, той самой Мадлен, чьи фотографии всегда можно было найти в портфелях и бумажниках мужчин любых континентов. Набор таких фотографий являл собой наглядное пособие… как бы это сказать… по половому воспитанию, что ли. Мадлен изображалась не совсем одетой.
То есть совсем неодетой. И не всегда одна. Вернее, всегда не одна…
Саид, конечно, не понял, куда его привели. Но поскольку в салоне ателье стояли кресла, диваны с валиками и подушками, висели зеркала, то он решил, что попал прямо в спальню Мадлен.
Как только арапка ушла, Мадлен сразу же приступила к делу: как профессионалу, умеющему ценить рабочее время, ей некогда было нянчиться с Саидом, и в тот день отсняли более сорока кадров, воспроизводящих «любовь» Мадлен и Саида, о чем бедняга, естественно, ничего и не подозревал. Съемки велись прогрессивным методом, то есть скрытой камерой. Но на работе как на работе, и Мадлен время от времени громко спрашивала, обращаясь к скрытому занавеской фотографу:
- Так хорошо, мосье?
Уверенный, что вопрос относится к нему, Саид спешил ответить:
- Уй, мадемуазель, мерси… Очень даже хорошо…
- Хорошо, мосье?
- Мерси боку, мадемуазель…,
- А так?
- Ах, не спрашивайте!…
Один раз, правда, ответил и фотограф.
- Здесь есть кто-нибудь еще? - испуганно спросил Саид, густо покраснев от смущения.
- Ах, мон амур! Ну кто тут может быть? Просто здесь такая акустика…
Когда Мадлен называла его «мои амур», Саид забывал обо всем на свете…
В один из дней фотограф, пламенный борец за сексуальную революцию, решил запечатлеть любовь втроем и пригласил в ателье здоровенного верзилу с усами. Ослепленный нещадным светом юпитеров, Саид не заметил, что рядом с Мадлен расположился еще кто-то. И когда Мадлен, как обычно, спросила у фотографа: «Так хорошо, мосье?», Саид сказал: «Ах, не спрашивайте!», фотограф ответил: «Превосходно!», а усатый верзила пробормотал: «Да как вам сказать…»
Услышав на этот раз несколько голосов, Саид спросил:
- Здесь еще кто-то?
- Ах, мон амур! Ну кто еще тут может быть?
Но в тот же миг усатый вдруг раскашлялся.
- Кто-то кашляет, - жалобно прошептал Саид.
- Здесь просто такая акустика. Ты слышишь свой собственный кашель, дорогой, - успокоила его Мадлен.
- Я не кашлял.
- Ты только что кашлянул, мон амур…
Саид протянул руку, чтобы обнять Мадлен, И наткнулся на чьи-то усы…
Как гордился потом Саид своей проницательностью: ведь он собрался сделать предложение Мадлен…
Любовное приключение кончилось тем, что верзила отколотил Саида, а Мадлен прогнала его…
Вот это и был тот единственый случай, когда женщине удалось обмануть Саида, если такой случай вообще можно назвать обманом.
Позднее, уже в Стамбуле, Саид любил похвастаться своими «амурными» похождениями и уверял всех, что знал все с самого начала, но делал вид, что ничего не замечает. Якобы он, Саид, только прикидывался простачком…
К тому времени, когда Саид вернулся в Стамбул, атмосфера в доме Ферфейерверков предвещала грозу.
Пластические операции следовали одна за другой. К тому же взбунтовался доктор: из-за этих операций он вынужден был забросить свою научную работу и требовал поэтому оплаты по тройному тарифу.
Даже рассудительная Мехджуре-ханым и та не выдержала и стала уговаривать Севим:
- Доченька, ты должна найти отца для своего ребенка. Ведь тебе уже двадцать девять.
- Двадцать девять мне будет через месяц, - поправила ее Севим.
- Я тоже женщина, - продолжала мать, - и понимаю твою страсть к футболу. Но сейчас ты должна в первую очередь подумать об отце для ребенка. Конечно, он должен быть добрым и богатым. Побойся Аллаха, хватит этих пластических операций. Я сама найду тебе мужа!
- Дайте мне три дня сроку, - спокойно ответила Севим. - Если за это время я не найду ничего подходящего, пусть будет ваша кандидатура.
- Жаль, не в меня ты пошла, - вздохнула мать, - Назве за три дня найдешь покладистого простофилю.
- Мамочка, бывают мужчины, которые только прикидываются глупыми, - назидательно сказала дочь.