Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Аня знала, что другие на ее месте рассуждали бы по-другому. Многие ее сокурсницы и коллеги по работе, узнав, что ее супруг один из успешнейших столичных адвокатов, удивленно интересовались, зачем ей при таком муже учиться и работать, если можно просто ловить кайф от жизни, бегая по салонам и упиваясь шопингом. Чаще всего в ответ Аня отшучивалась, иногда говорила полуправду – о том, что всю жизнь мечтала заниматься ландшафтным дизайном и флористикой, но главной причины не выдавала никому. А все дело было в том, что Аня не могла при столь великолепном муже оставаться той безграмотной дурочкой и неумехой, какой была до знакомства с ним. Изо всех сил она тянулась до его уровня, пытаясь соответствовать. Но ей все равно казалось, что она недотягивает, хотя из кожи вон лезет, чтобы стать его полноценным партнером: интересным, образованным, успешным.
Аня боготворила своего Петра. Он был первой ее любовью и первым мужчиной. До него она не встречалась с парнями. Она и не целовалась ни разу. Лишь в десять лет у нее было подобие романа – мальчик из параллельного класса (убогонький очкарик) в течение двух месяцев провожал ее до подъезда, таская за ней портфель. Потом он переехал в другой район, и Аня осталась одна – больше носить ее потрепанный рюкзачок, набитый тщательно подклеенными учебниками, желающих не нашлось.
Подруг у нее также не было. С одной девочкой, Танечкой Пугиной, такой же затюканной и неприкаянной, она сблизилась в классе пятом. Они вместе гуляли, болтали о всякой ерунде, обменивались скудными игрушками, жаловались друг другу на родителей: Анина мама гуляла, Танина пила, у Ани папы не было, Танин сидел. Но их дружба продлилась всего год – когда после летних каникул Анюта увидела свою приятельницу, то не узнала ее. Это была не та Танечка, с которой они играли на парковых лавках в дочки-матери, то была другая девочка, да нет, девушка: ярко накрашенная, вызывающе одетая, с сигаретой в зубах и новым лексиконом, где излюбленным словом было «трахаться». Оказалось, что в первый день летних каникул Таню изнасиловал собственный отец, вернувшийся с зоны, а потом отправил ее на панель. Работа Танечке нравилась, ей казалось «прикольным» стонать и извиваться под мужиками за огромные (целых десять долларов!) деньги. Через пару месяцев Таня бросила школу, посвятив себя этому «бизнесу», а Аня вернулась к своему одинокому существованию.
Одноклассники ее презирали, учителя не воспринимали, мать (приемная, как выяснилось после ее смерти) не любила, а уж материны любовники просто ненавидели – она мешала им своим присутствием: без нее было бы больше места, еды, денег.
Частенько Шура выгоняла дочь из комнаты на всю ночь, чтобы в полной мере насладиться «любовью» с очередным уродом, и девочке приходилось спать на табуретках в кухне или в ванной, подложив под голову сложенное полотенце. Соседи ее жалели, а она была даже рада такому повороту, уж лучше на стульях, чем в их комнате, где слышишь, как скрипит диван, как хрюкает и бормочет всякие непристойности «урод», как охает, скулит, всхлипывает мать… Мерзко, мерзко, мерзко! В детстве Аня думала, что мать бьют, и вскакивала с мыслью отбить ее у мучителя. Аню за шкирку возвращали в кровать, грубо ругая и объясняя, что ТАК взрослые занимаются любовью. Любовью? Хрюкая и матерясь? Нет, Аня в это не верила!
Как на самом деле взрослые занимаются любовью, она узнала в семнадцать, когда увидела первый эротический фильм в своей жизни. Они нежно ласкают друг друга, целуясь и щебеча, на атласных простынях, под музыку или плеск волн. Они красивы, гибки, чувственны, они не запирают своих детей в шкафах и не мочатся в банки после секса, поскольку им не лень одеваться и выходить из комнаты…
Аня хотела любитьтолько так! Поэтому до двадцати трех была девственницей… Элеонора Георгиевна Новицкая, за которой Аня в то время ухаживала, когда это узнала, не поверила, но, перестав сомневаться, похвалила: «Правильно, – сказала она, – жди своего принца, успеешь еще!»
Аня тогда и думать не могла, что дождется! Анька Железнова, рвань из коммуналки, и принц – разве такое в жизни случается?
Оказалось – да. В жизни все бывает! С ней, например, просто-таки сказочная история про Золушку приключилась. Только у Андерсена помощь затюканной злой мачехой замарашке оказала крестная фея, а Ане, такой же замарашке, обычная женщина Элеонора Новицкая. А произошло это вот как.
Чуть больше трех лет назад Аня Железнова, рвань из коммуналки, не имеющая ни нормальной профессии, ни денег, ни даже приличного пальто, стала ухаживать за одинокой старушкой Элеонорой Георгиевной Новицкой. Со временем девушка очень привязалась к пожилой женщине и приходила к ней не столько как социальный работник, сколько как подруга. Старушка жила почти в такой же нищете, как и Аня, только не в коммуналке, а в отдельной квартире на окраине Москвы… В ней она и умерла! Но не от старости – ее убили. Раритетным кинжалом легендарного сирийского воина Эль-Саладина, стоимость которого оказалась настолько огромной, что версия о простой бытовухе отпала сама собой.
Сразу после похорон Элеоноры Аня узнала, что старушка завещала все свое имущество (квартиру, сарай и участок в дачном кооперативе) именно ей. Еще Ане стало известно о том, что Элеонора не была ни бедной, ни одинокой. Она носила титул княжны Шаховской, всю жизнь прожила в шикарной квартире на Арбате, владела коллекцией антиквариата и имела кучу родственников. У нее был сын – преступный авторитет Эдуард Петрович по кличке Вульф, приемная дочь – депутат Государственной Думы Елена Бергман, сводный брат Сергей и внуки – светская львица Ева (именно она выжила бабку из квартиры) и поп-певец Денис. И каждый из них ненавидел Элеонору лютой ненавистью. Дети и брат за то, что она разрушила их жизнь, а внуки просто мечтали заполучить баснословно дорогую коллекцию фамильных драгоценностей клана Шаховских, коей владела их бабушка и которая после ее смерти словно сгинула.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Из последних сил Ева сделала несколько шагов вниз по лестнице, но на площадке между четвертым и третьим этажом ноги ее подогнулись. Голова стала пустой. Глаза заволокла пелена. И Ева упала на грязный бетонный пол, потеряв сознание.
Сергей Отрадов
Дом, в котором жила Карелия, Сергей нашел быстро. Въехав во двор на Анином «фордике», он затормозил у второго подъезда. Вышел, помог выйти дочери.
– Там кодовый замок, – заметила Аня, кидая взгляд на входную дверь. – Но без домофона. Как войдем?
– Что-нибудь придумаем, – ответил Сергей, увлекая ее под козырек.
– Может, ты номер Карелии знаешь? Позвонили бы…
– Когда я тут бывал, телефона в квартире не наблюдалось. Карелия постоянно просрочивала выплаты, и его то и дело отключали, пока совсем не отрубили.
Сергей, подошедший к двери, взялся за ручку и потянул ее на себя, не особо надеясь на успех. Но неожиданно дверь распахнулась, едва не долбанув его по носу, и из-за нее вылетела женщина. Была она стройна и высока, а вот лица ее Сергей рассмотреть не смог – оно скрывалось в глубоком капюшоне с меховой оторочкой. Да и не до того ему было – он торопился поймать дверь, пока она не захлопнулась. К счастью, ему это удалось, и они с Аней смогли войти в подъезд.
– На какой нам этаж? – спросила дочь, ступая на лестницу.
– На четвертый. Какая квартира, не помню, но на ней номерок приметный – сразу поймешь, что там живет портниха.
Аня кивнула и резво зашагала по ступенькам. Сергей двинулся следом.
Трупный дух он почуял, еще не достигнув двери в нужную квартиру. Запах витал в воздухе лестничной клетки, смешиваясь с не менее отвратительным рвотным «ароматом» – на площадке между третьим и четвертым этажом была целая лужа рвотной жижи. Поняв, что это означает, Сергей остановил Аню, развернул к себе лицом и строго сказал:
– Иди в машину. Тебе здесь делать нечего.
– Почему? – растерялась Аня.
– Ты чувствуешь запах?
– Конечно, кого-то вырвало…
– Другой, – оборвал он ее.
Аня повела носом и, поморщившись, сообщила:
– Газом пахнет.
– Нет, не газом, а трупом. – Сергей подтолкнул Аню к ступенькам, но та ни в какую не желала уходить – стояла как приклеенная, вопросительно хлопая глазами. Пришлось Сергею кое-что ей растолковать: – Думаю, Карелия умерла. Причем не сегодня, раз пахнет уже в подъезде. – Он подхватил ее под попу, как маленькую, и перенес на ступеньку ниже. – Дуй в машину, Аня, – строго сказал он ей. – Я сейчас буду вызывать милицию, ждать, когда она приедет, потом давать показания. Не знаю, сколько это продлится, поэтому советую ехать домой.
– А как же ты?
– Я прекрасно доберусь на такси.
– Ну уж нет, – заупрямилась она. – Я тебя дождусь.
– Тогда отъедь к другому дому, чтоб тут не маячить. Когда все кончится, я позвоню.
Она обреченно вздохнула и зашагала вниз по ступенькам. Сергей же направился к двери, которая, как он успел заметить, была не заперта, и толкнул ее. Трупный запах сразу окутал его, и, чтобы не задохнуться от вони, Отрадов вынул из кармана платок и прижал его к носу. Стало намного лучше, и Сергей смог заставить себя пройти в мастерскую. Как и следовало ожидать, тело Карелии находилось там. Лежало на диване, и, судя по трупным пятнам, уже дня три. Еще хорошо, что Лия была очень худой, иначе ее бы раздуло, и зрелище было бы просто ужасным. Но и так смотреть на мертвую женщину было жутко, поэтому Сергей не стал этого делать, а прошел к окну, чтобы проветрить комнату и подышать самому.
Когда створки окна были настежь распахнуты, Отрадов оторвал платок от лица и с наслаждением вдохнул морозный воздух. Прочистив легкие, Сергей вытащил из кармана телефон и стал набирать номер милиции. Ответили ему тут же, и Сергей сообщил дежурному о трупе. Тот, выслушав его, потребовал назвать его фамилию и велел дождаться приезда опергруппы. Отрадов уверил милиционера в том, что сделает это непременно, после чего отключился.
Наступили томительные минуты ожидания. Сергей уселся на подоконник и стал шарить глазами по комнате, стараясь при этом не смотреть на мертвую Карелию. Конечно, он мог спокойно уйти из мастерской, мог вообще покинуть квартиру и дождаться опергруппы у подъезда, но Отрадова здесь задерживало желание отыскать какой-нибудь намек на то, где искать «Славу», – почему-то он был уверен, что со смертью модистки ниточка, ведущая к бриллианту, не оборвалась. Элеонора, будучи крайне разумной женщиной, должна была подстраховаться. На тот случай, если Карелия умрет (и не обязательно насильственной смертью – женщина могла просто скончаться от болезни или старости), Лина наверняка оставила еще одну подсказку. Быть может, не в этой квартире, и даже скорее всего не здесь, но Сергей не сомневался – подсказка связана с Карелией, и сейчас, глядя на вещи, ей принадлежавшие, он надеялся на озарение…
И оно пришло! Неожиданно, как это и бывает!
Сергей как раз пробегал глазами по развешанным по стене фотографиям, когда взгляд его наткнулся на снимок, уже виденный им ранее в альбоме сестры. На нем была изображена Элеонора в компании модистки. Лина, одетая в свое любимое голубое платье, была снята крупным планом, а Карелия во всегдашнем сарафане маячила на заднем с пяльцами в руках. При первом взгляде на этот снимок создавалось впечатление, что Лия попала в кадр случайно, но когда Сергей присмотрелся к нему, то понял – модистка позирует. И очень старательно изображает погружение в процесс, хотя в ее иголке даже нитки нет…
Спрыгнув с подоконника, Сергей подошел вплотную к фотографии и стал ее рассматривать с большим вниманием. Теперь стало абсолютно ясно, что Карелия только делает вид, что вышивает. На самом деле в ее руках было уже готовое изделие – кушак от демонстрируемого Элеонорой платья. Насколько Сергей помнил, его сплошь покрывала причудливая вышивка: цветочный орнамент, повторяющий тот, что был на подоле. На фотографии он был вполне различим! Сергей всмотрелся в переплетение листьев и соцветий, и вдруг ему показалось, что они образуют букву «К» – тонкий стебель розы, обвитый вьюном, очень на нее походил. А два склонившихся друг к другу бутонами тюльпана напоминали «О». Дальше шла веточка сирени, выгибающаяся так, что издали ее можно было принять за недописанную «Н». А вот что следовало далее, Сергей прочесть не смог, поскольку другой конец кушака струился по полу и в кадр не попадал.