– У тебя местные деньги есть? – спросила Маша.
– У меня баксы есть, не забыла? А это, знаешь ли, покруче всех денег, документов и прочих виз будет… По коням.
На самом деле, уж зело не терпелось ему отойти подальше от теплушки, хотя бы на время. Назовите это инстинктом, предрассудком, перестраховкой, как угодно – но ощущение нависшей над ними опасности не проходило. И значительно правильнее было бы в данной ситуации засесть где-нибудь в сторонке и посмотреть, что да как. Или это просто незнакомая местность действовала на него столь угнетающе?..
В общем, двинулись к зданию с горящими огнями, осторожно переступая через стрелки и смотря по сторонам на предмет нежданно приближающегося поезда.
Помимо выцеливания составов Карташ каждые десять секунд озирался еще и в поисках угрозы. Сам не понимая, зачем он это делает: вокруг все было мирно и деловито – пыхтят маневровые, клацают сочлениями составы, переругиваются диспетчеры, изредка нарисуются и исчезнут по своим сортировочным надобностям работяги исключительно азиатского и насквозь пролетарского вида... Вот разве что… Что это за силуэт, скажите на милость, притаился между цистерн обреченно застывшего на путях состава? Еще один взгляд украдкой – и нет там никого. Показалось? Или в самом деле между вагонами стоял невысокий патлатый подросток?.. Не-ет, ребята, скорее к светящимся окнам – там, по крайней мере, никто нас мочить сразу не станет, постесняется даже в дикой Азии, а промедление нам только на руку… Не то чтобы он не доверял Таксисту, но ведь, как говорится, на Аллаха надейся, а ишака привязывай…
– Это что за Чепраков такой? – негромко поинтересовался Алексей – не то чтобы ему было шибко интересно, просто хотелось отвлечься, отогнать чувство, что тебе смотрят в спину.
Карташ помотал головой и мысленно выматерился. Блин, да чего он так дергается, а?! Даже если за ними наблюдают – и что с того? Если это люди честного Дангатара, то сам Аллах велел им проследить за странными гостями, пригнавшими вагон неизвестно с чем неизвестно откуда. Проследить и доложить, не более того. А если это наши уголовные коллеги, то они наверняка видели, что вагон известно с чем гостями известно откуда был сдан местным под расписку, стало быть, надо пасти вагон, а с сопровождающими разобраться никогда не поздно... Да и не могли, физически просто не могли угловые вычислитьих так быстро. Так что, как говорил один брателло с вентилятором на спине: «Спокойствие, только спокойствие!» Золотые слова, между прочим. Вон Таксист – идет себе ровно и без напрягов, хотя, казалось бы, именно зэк со стажем должен печенкой чувствовать опасность…
Означенный Гриневский замялся, нехотя ответил на вопрос:
– Чепраков… Был у нас один деятель. Еще в первую чеченскую. Стволы, «маслята», чуть ли не «коробки» черножопым втихаря впаривал. А потом из этих стволов и этими «маслятами» с наших же «коробок» чечены нас гасили… Сука. Все знали, но ничего поделать не могли – у него, у Чепракова, кто-то из родичей при штабе обретался. Ну вот. И дали ему отпуск по случаю женитьбы, и даже, то ли по случаю женитьбы, то ли срок подошел, не помню, представили заодно к четвертой звездочке. И тут уж Поджигай не выдержал. Юшка восточная взыграла. Не позволю, говорит, чтобы такие твари плодились, предки, дескать, меня не поймут и не простят! Звезду – это пожалуйста, это сколько угодно, хоть маршальскую, но чтоб этот петух еще и детей рожал!.. То да се, короче, сгоношил меня. И за три – пять дней перед отправкой этого козлины домой мы вдвоем с Поджигаем его и поздравили с повышеньицем. Петелькой на шею.
– И?
– И ничего. Шмон, конечно, был, но не шибко сильный. В штабе его тоже не очень-то жаловали. Объявили просто, что погиб, мол, боец на ратном поле, честь и слава герою…
Строения из красного кирпича они достигли, вот спасибо, без проблем и неприятностей. Гриневский смело толкнул дверь… и они оказались в другом мире. Будто сработала кем-то активированная машинка времени. Таксист негромко присвистнул на американский манер: «О, о!», Маша машинально запахнула полы куртки поплотнее, будто отгораживаясь от сюрреалистической действительности, а Алексей… Алексей Карташ лишь шумно перевел дух – то ли от нечаянной ностальгии, то ли от обалдения.
А обалдеть было отчего.
Пустое помещение, куда они попали, занимало практически весь первый этаж – разве что за бледно-коричневой дверью таилась небольшая, судя по всему, кухня, источающая пары и ароматы вчерашнего супа. Штук восемь стоячих столиков на алюминиевой ножке, покрытых облупившимися листами белого пластика, стены, крашенные до половины человеческого роста ядовито-зеленой краской, а выше – побеленные и, разумеется, пачкающиеся, засиженная мухами стойка, усыхающие в витрине бутербродики с сыром и колбасой, унылые ряды бутылок с минералкой, водка на полке, бутылочное пиво за стеклом. Но не это и не столько это поразило гостей. Алексея более всего потрясло наличие на стойке громоздкого, уже почти забытого аппарата для разливки сока – три перевернутых конуса, закрепленных на поворачивающейся ножке: подставляешь под него щербатый граненый стакан, поворачиваешь крантик – и потек из сосуда яблочно-грушевый или там березовый… Конусы были пусты. И, как последний штрих для этой панорамы неведомо каким образом сохранившегося уголка социалистического быта, угрожающе нависало над стойкой исполинское, неведомого автора полотно в раме, квадратных метров шести площадью, выполненное крупными, смелыми и жизнеутверждающими мазками в жанре развитого соцарта: какой-то мордатый тип в костюмчике и при очочках на трибуне, явно представитель аппаратных структур, благосклонно принимает букеты цветов от идиотически радостных соплюшек в национальных нарядах, окруженных толпой умиляющихся родителей и представителей узкоглазой интеллигенции; причем на заднем плане представители пролетариата со злостью продолжают копать некий уходящий за горизонт канал. Причем вручную. Короче, подобные шедевры живописи доморощенных рембрандтов с названиями вроде «Н. С. Хрущев на торжественной церемонии, посвященной завершению реконструкции Волго-Балтийского водного пути» или «Л. И. Брежнев присутствует на торжественной смычке Байкало-Амурской магистрали», как правило, украшали собой в не столь далекое время исключительно краеведческие музеи провинциальных городков – и то лишь по причине отсутствия прочих, хоть чем-нибудь знаменательных местных артефактов. А вот в образе мордатого очкастого аппаратчика, голову можно прозаложить – один лишь Карташ его узнал – был изображен Сапармурат Ниязов, президент Туркменистана.
Иными словами, жизнь в буфете на сортировочной станции Буглык будто бы замерла на глухой отметке «1975 год» и с места пока сходить не собиралась. А запах! Потрясающая смесь ароматов прогорклого масла, мяса третьей категории, кислой капусты и еще чего-то такого далекого, ностальгического, воскресающего память о закусочных, пельменных и прочих очагах общепита, короче, о временах, когда слыхом не слыхивали ни о каких пиццериях, бистро и «макдональдсах», а «кока-колу» видели только по телевизору, да в недолгое время Олимпиады-80… И вот эту бьющую через край соцреальность довершала фигура дородной тетки в замызганном переднике, по-хозяйски расположившейся за стойкой – с какой-то местной газетенкой в руках и с грозным выражением «не мешайте работать, суки» на лице. Тетка была отчетливо восточных кровей: миндалеглазая и усатая, с бюстом пятидесятого размера и кокетливой прической а-ля «вавилонская башня» над затылком. При появлении троицы в не совсем свежих камуфляжах усатая дама и соболиной бровью не повела – продолжала лениво листать газетку короткими толстыми пальцами с ядовито-красным маникюром, словно единственный, кто мог побеспокоить ее покой, был сам Туркменбаши. Ну, или на крайний случай, господин Путин.
Наплевав на правила социалистического уклада, беглый зэк Гриневский скинул с плеча сидор, вразвалочку двинулся к стойке, оперся локтями о кипу жирноватых подносов с будто обгрызенными краями и осведомился по-русски вполне дружелюбно:
– А что, хозяюшка, в вашем бахчисарае позволено ли будет усталым путникам отдохнуть и утолить голод?
– Бахчисарай – это где-то между Ялтой и Севастополем, – вполне ожидаемым басом и, неожиданно, без малейшего акцента ответствовала хозяйка, ни на миг от газетки не отрываясь, – а здесь Туркменистан, если не в курсе. Отдохнуть – это не ко мне, а к Тезегюль, на первом пунктире комнатенки держит, недорого. А похавать – чего видите, то и хавайте, только кухня уже закрыта, так что пирожки с картошкой, пицца, ляжки куриные, кофе бочковое, чай, и сосиски могу разогреть. Яйца под майонезом. А вот бутерброды, что с сыром, что с колбасой, не советую. Подохнете, – меланхолично добавила тетка. Ни дать ни взять – продавщица из совдеповского лабаза времен Бровеносца. Карташ даже в благословенной памяти Парме такого застояне встречал…
– Да у нас местных денег нет… – признался Гриневский.
– А у кого они есть? – философски заметила буфетчица, с треском сложила газету и цепко глянула на вошедших. – Мы, туркмены, народ не гордый, любые деньги принимаем. Кроме фальшивых.
– Баксы устроят? – спросил Карташ напрямик.
– Издалека сами?
– Из Сибири, хозяйка, – сказала Маша.
– Значит, издалека, – она неторопливо отложила чтиво, но с места не сдвинулась. – На беглых не похожи, на бичей тоже… Какой шайтан вас сюда принес, а?
– Да груз один привезли. Сопровождающие мы, – смиренно ответил Алексей, понимая, что без обстоятельной беседы пожрать им не дадут.
– Гру-уз… – то ли не поверила, то ли разочаровалась тетка. – Много вас тут таких бродит, и все с грузами... Баксов много?
– А что?
– Куплю. Выгоднее, чем в городе, клянусь. И чекдирме разогрею – пальчики оближете…
Они переглянулись. Местные фантики, конечно, нужны, тут к мулле не ходи, но поскольку никто из сибирских странников в глаза не видел местную валюту, даже не знал, как она зовется, то поддаваться на уговоры ченджа было стремновато.
– Сначала поедим как люди, – решил за всех Карташ, – а потом и о бизнесе поговорим.
– Это правильно. Кто о делах на пустой желудок толкует…
Тетка подхватилась с места и не спеша, ни дать ни взять – аглицкая королева, покидающая светский раут, – двинулась в сторону кухни. Запертой, между прочим, – по ее собственным словам.
.........
…Блюдо с малоаппетитным погонялом чекдирме на вид оказалось бараниной, тушенной с картошкой, помидорами и луком и выложенной на огромное блюдо посреди столика, а на вкус… не сказать, конечно, что пальчики оближешь, но вполне приемлемо. По крайней мере, для подобного заведения. Полагалось раздаточной ложкой (столовой, алюминиевой, за свою жизнь не единожды гнутой и вновь выпрямляемой) накладывать кусочки себе на тарелку и не менее исковерканными вилками хавать. Шантарская девушка Маша смотрела на всю эту экзотику с толикой опаски и ковыряла вилкой вяло, а Карташ с Гриневским, потому как жизнью приученные быть к еде неприхотливыми, наяривали источающую жир баранину за обе щеки. Карташ, тем не менее, не забывал краем глаза попутно отслеживать обстановку. Обстановка оставалась стабильной: вокруг тихо, темно и безлюдно. Как в могиле. И он, как ни странно, успокоился.