Каждую весну с 1910 по 1914 год включительно, как только дети заканчивали учебу, я отправлялась с ними и с няней в Журавку. Мы жили там в прекрасных экономических условиях. Покупать приходилось только сахар и пшеничную муку. Все остальное, по условиям контракта, давал нам арендатор. Дорога в Журавку с тремя детьми даже во втором классе (на чем всегда настаивал Николай Арнольдович) была необычайно тяжела. Только на третьи сутки добирались мы до места назначения. В Динабурге (теперь Двинск) приходилось ночью проделывать две пересадки. Няня Франя, всегда такая деятельная, не переносила езды по железной дороге и очень быстро заболевала мигренью и делалась не помощью, а обузой. Но зато как полноценна была жизнь детей в Журавке! Они принимали участие во всех полевых работах вокруг дома, ездили верхом и в телегах. Играя с крестьянскими детьми, наши дочушки значительно пополняли свой лексикон словами белорусскими и просто ругательными. Но по возвращении в город все эти изречения, оставаясь без употребления, быстро забывались. В саду у них был крокет и гигантские шаги. Два сада обеспечивали нас всевозможными фруктами. Последнее обстоятельство имело обратную сторону: как мы с няней ни смотрели за детьми, они всегда умудрялись поесть зеленых яблок и расстраивали себе желудки. Уезжая из города, я всегда запасалась средствами от желудочных заболеваний и лечила детей сама. Ближайший врач жил за двадцать верст. Брат-врач бывал в Журавке редко и ненадолго. В августе на месячный отпуск приезжал в нам Николай Арнольдович и брал на себя всю тяжесть обратного пути. Тотчас по приезде он принимался за работу – приводил в порядок наш громадный запущенный сад. Вокруг дома Николай Арнольдович сделал цветник, сам соорудил и изгородь вокруг. Он вообще не знал отдыха и считал, что отдыхает, переключаясь на физическую домашнюю работу. Он все умел, у него были золотые руки. Наезжали в Журавку братья, мачеха. Они всегда радовались, попадая в налаженную семейную жизнь, а не в заколоченный дом, как бывало раньше.
В последние наши приезды в Журавку (19131914 гг.) я, очень чуткая к настроениям окружающих, замечала, как меняется к нам отношение крестьянской молодежи. По-прежнему дружелюбными оставались старики – лесник Гришка, супруги Алена и Исаак, жившие круглый год в нашем доме и обслуживавшие нас летом. Но, очевидно, в молодое поколение забитого белорусского крестьянства проникли новые революционные веяния. Молодежь встречала нас враждебными взглядами. Раз как-то я с детьми проходила мимо группы подростков. Они пустили нам вдогонку: «буржуи-дармоеды!». В это время я была настолько политически грамотна, что понимала и умела относить эти эпитеты не к нам лично, а по адресу класса, к которому мы принадлежали. Вместе со всеми моими родными я с нетерпением ждала свержения царизма и революции, которая уже чувствовалась в воздухе. Близость Распутина к царской семье заканчивала крушение монархии в России. В нашем уезде было неспокойно. До нас доходили слухи о грабежах, поджогах. В трех верстах от Журавки был зарезан священник и его два сына; третий сын, к счастью, был в отлучке. На место убийства был вызван мой брат-врач. Оставшийся в живых сын священника – студент – несколько раз приезжал к нам. От случившегося с ним несчастья он был какой-то испуганный, потерянный. Раз как-то он был у нас. Мы сидели за ужином в столовой, три незавешенных окна которой выходили в сад. Он сидел спиной к ним. Мы старались отвлечь его от тяжелых мыслей, говорили на разные спокойные темы. Вдруг, как будто почувствовав какое-то беспокойство, он повернулся к окнам и с дрожью в голосе спросил: «Откуда вы ждете нападения? Мне сказали, что шайка грабителей находится в вашем лесу». Мы никакого нападения не ждали, но поневоле все наши взоры устремились к окнам. Оттуда смотрела на нас темная августовская ночь. Ни зги не видно. Все замолчали. Несколько мгновений был слышен только какой-то зловещий, казалось, шум сильных порывов ветра, завывающего и стонущего среди ветвей вековых лип. Я не признавалась, но мне было очень жутко. Ночью я не могла заснуть. Известие о том, что грабители находятся в нескольких шагах от нашего дома, встревожило меня. Кончался отпуск Николая Арнольдовича, он должен был на днях уехать. Дети, как нарочно, подхватили где-то коклюш в очень тяжелой форме. Я собиралась остаться с ними еще на две недели, чтобы подольше продержать их на свежем воздухе. Мои думы были прерваны страшным стуком в балконную дверь. Казалось, она ломится под ударами. Пока Николай Арнольдович проснулся и одевался, я накинула халат и побежала к дверям. Там я столкнулась с Ядвигой, которая успела зажечь свечку. Всмотревшись, мы увидели моего младшего брата Виктора. Он всегда приезжал неожиданно и на очень короткое время. Наша деревенская жизнь его не устраивала. Я давно не видела брата и очень ему обрадовалась, но все-таки утром сказала мужу: «Мы едем вместе, без тебя я не останусь». Мы уехали, и, как это ни странно, по дороге уже кашель детей сделался легче. А когда мы приехали в Петербург, коклюша - как ни бывало.
В 1914 году известие о первой мировой волне застало нас в деревне. Мы спешно выехали в Петербург, простившись с Журавкой навсегда.
Период жизни между 1901 и 1914 годами я выделяю особо, именуя его «Материнством». Хочется сказать несколько слов о материнстве вообще, прежде чем перейти к характеристике моего материнства в частности.
Я считаю, что это чувство чисто биологического порядка, поэтому святость и культ человеческого материнства сильно преувеличены. Иначе почему мы с наслаждением едим жаркое из курицы, которая по праву может считаться одной из лучших матерей?
В
.
Жорж Зандпосвящала каждый день несколько часов воспитанию и образованию горячо любимых своих детей. А время ее было драгоценно не только для нее, но и для всего человечества. Дети, сын и дочь, ответили ей черной неблагодарностью. Она писала в своих мемуарах: «Я привыкла уже любить детей, несмотря ни на что, без надежды и без попытки изменить их. Приходится делать себе клеенчатый характер, по которому внешний мир может течь, сколько ему угодно».
В обязанности материнства я включилась со свойственной мне цельностью, подчинив другие жизненные интересы девизу: «Все для детей». Этот девиз был основой задач и их решения того периода. Правда, из круга материнских обязанностей я старалась как можно меньше брать на себя возню с ребятами до двух лет. Я обожала их в этом возрасте, любила придти в детскую полюбоваться, поласкать их, но ношение на руках, улюлюкание меня утомляло. Это были функции Франи. Она была няней, удивительно приспособленной именно для такого возраста по своей примитивной психологии и преданной любви к детям. Они ее не утомляли. Ее как-то особенно устроеный живот служил танцевальной площадкой для детей, как только они становились на ножки. Под аккомпанимент ее пения все три мои дочери вытанцовывали свои первые па на нянином животе. К сожалению, наша няня совершенно не поддавалась культурному влиянию ни окружающих ее людей, ни жизни столичного центра. Прожив в нашей семье 47 лет, она осталась почти той же темной деревенской женщиной, какой вошла в нашу семью. Совершенно не расширился ее кругозор, она с трудом читала по складам, хотя посещала школу малограмотных. На третьем году дети начинали перегонять ее по развитию. Вреден был для них и ее польско-русский исковерканный язык. Мое постоянное пребывание дома, общение с детьми исправляли и дополняли няняны недочеты. Неизменными и драгоценными на всю жизнь оставались хорошие качества няни: самоотверженная преданность, честность и исполнительность. Бессонница, постоянная спутница жизни, заставила меня передать Фране ночную заботу о детях. Нужно сказать, что вся ее работа около детей всегда проходила под моим неустанным руководством и наблюдением. Во время болезни детей я обычно несколько раз в ночь ходила в детскую проведывать больного ребенка. Благодаря хорошей наследственности и моей постоянной заботе об их здоровье, дети болели очень редко. Все эти годы мы жили между двумя садами – Летним и Таврическим. У меня был установлен такой порядок, что дети гуляли утром с няней три часа, а Ядвига готовила завтрак, и два-три часа с Ядвигой после завтрака, а няня готовила обед. В детской всегда висели кольца, трапеции и другие гимнастические приспособления. Лет с шести дети катались на коньках. Такой режим вместе с хорошим питанием дал прекрасные результаты в смысле здоровья детей. При малейшем заболевании приглашался наш постоянный детский врач Гартье. Профилактический осмотр зубов у врача Казарновского совершался неизменно осенью и весной. Пышащие здоровьем девочки, одетые в одинаковые платья (из моей мастерской), вызывали общее внимание. Когда я везла их в Журавку, люди из других вагонов приходили полюбоваться на трех девочек-красавиц, как их величали.