Вот к этой садистке и попало мое заявление об уходе из педвуза ввиду ликвидации моей должности. Вопрос о моей дальнейшей судьбе был поставлен в повестке дня еженедельного собрания директората педвуза под председательством тов. Лазуркиной. Помнится, я была спокойна, она меня не знает, работа моя закончена, почему ей не отпустить меня? Но не тут то было. Лазуркина категорически заявила, что она назначает меня на освободившееся место заведующей архивом педвуза. Nil mirrari! (ничему не удивляйся!). Два человека выступили в мою защиту – бывший директор тов. Фингерт заявил, что прятать тов. Вейтбрехт с ее широкими интересами и знанием языков неразумно. «Ее место, – сказал он, – в Гос. институте научной педагогики. Так ее возможности будут целесообразно использованы, а никак не в архиве». И он назвал имя другой сотрудницы, вполне пригодной занять место заведующей архивом. Резко в мою защиту выступил заведующий учебной частью, третий за время моего пребывания в педвузе – П.П. Гришин.
В каком подавленном, тяжелом состоянии ушла я с этого собрания! В первые месяцы своего директорства Лазуркина написала громкую статью в газете, выступая огулом против всего педагогического персонала педвуза. Не называя имен, не делая исключений, она всех назвала чиновниками, отбывающими свои служебные часы, без всякого интереса к делу. Эта статья напомнила мне старую бурсу, в которой учащихся секли каждую субботу не за совершенные провинности, а профилактически, чтобы они впредь вели себя хорошо. А в педвузе работали тогда такие превосходные педагоги, как проф. Тур, Знаменский, Вернадский, Быков и др.
В 1929 или 1930 г. трагически погиб талантливый проф. математики Кавун .Во время летнего отдыха они с женой были зверски убиты и ограблены при восхождении на вершину одной из кавказских гор.
Через несколько лет мы слегка породнились с Лазуркиной, ее сын, очень симпатичный молодой инженер, женился на моей племяннице. Мы встретились на свадьбе. Я напомнила ей о нашей недолгой совместной службе в педвузе. Мне хотелось, чтобы она вспомнила о неприятных моментах, которые она заставила меня пережить. Но, не дав мне договорить, она заявила, что о нашей встрече в педвузе у нее осталось самое лучшее воспоминание.
В Институте я познакомилась и сохранила самые дружественные отношения с Анной Викентьевной Риккль .В то время она была аспирантом по кафедре биологии у проф. Быкова. По окончании служебных часов я в течение двух лет два раза в неделю шла в лабораторию, где работала Анна Викентьевна, теперь профессор и доктор биологических наук, и занималась с ней английским языком. Трудно себе представить более обаятельного ученого и человека! Полтора года тому назад (в начале 1947 г.) Анна Викентьевна чуть было не погибла от собственной неосторожности во время эксперимента с собакой в своей лаборатории. С ее слов я записала подробности этого поистине ужасного случая.
«Я работала тогда в Военно-Морской Медицинской Академии. В специальной камере ставился эксперимент по изучению действия высокого давления на организм. Выяснялось влияние высокого давления на высшую нервную деятельность собаки. После проверки, как действует высокое давление на условные рефлексы, требовалось проверить действие на них высокого парциального давления кислорода. При всяком повышении давления повышается частичное содержание кислорода. По окончании опыта с высоким содержанием кислорода выход из камеры был открыт. Но, повидимому, состав воздуха в камере и в соседней комнате еще не успел выравняться. По неосторожности экпериментатора произошла маленькая вспышка, и загорелся ворс халата. Так как воздух камеры был насыщен кислородом, то огонь распространился по халату. В момент, когда я выбросилась из камеры, собака сгорела. Я получила ожоги второй и третьей степень лица, головы, шеи, рук и ног. Обгорело 28% поверхности кожи. Такой ожог считается смертельным. Четыре пересадки кожи были сделаны хирургом Джанелидзе. Я пролежала в больнице восемь месяцев. Особенно тяжелы были первые четыре месяца, когда пришлось все время быть в одном сидячем положении, причем опираться я могла только на лопатки и на небольшую поверхность необгоревшей кожи на голове. Вначале я все время была в забытьи, и мне казалось, что лежит и страдает какое-то другое существо, а не я. Я окончила в молодости хореографическое училище, и во второй период моей болезни мне удавалось часами сидеть с закрытыми глазами и, мысленно повторяя музыкальные отрывки Грига и Чайковского, придумывать к ним сложные танцевальные движения. Врачи говорили, что таким проявлением воли я спасла себя от последствий шока».
Прошло несколько месяцев после возвращения Анны Викентьевны из больницы, когда я, узнав с большим волнением о ее несчастьи, пришла навестить ее. К моей великой радости, я нашла ее бодрой и энергичной и в очень хорошем виде. Мы с ней даже посмеялись, одна щека после пересадки казалась свежее и моложе другой... «Кажется, придется сделать пересадку и на другой», – сказала Анна Викентьевна. Она рассказала, как сошла у нее кожа с рук, на которых был ожег третьей степени. Очень трудной была пересадка кожи на пальцы. Анна Викентьевна каждое утро делает гимнастику и обтирается холодной водой. Хорошая пианистка, она много упражняется на рояле, считая, что это лучшая гимнастика для пальцев. Тут же она мне исполнила несколько пьес своего любимого композитора Ребикова
Закончив свои секретарские обязанности в педвузе им. Герцена, я перешла на работу в ГИНП и окончательно утвердилась на новом для меня поприще библиографа иностранных журналов. Там я проработала два-три года – то в штатной должности научного сотрудника, то работая дома – поставляла в это учреждение рефераты, переводы, аннотации из журналов, которые сама выписывала
Николай Черкасов, 1918 г.
Немного спустя Николай Константинович Черкасовперешел в театр Грановской, где уже работала моя дочь Наташа. В 1928 году Николай Константинович и Нина поженились, он перебрался к нам и стал членом нашей семьи. Тогда же он, вместе с двумя своими товарищами, с большим успехом исполнял им придуманный и разработанный эстрадный номер выступления под музыку Пата, Паташона и Чарли Чаплина.
У нас в это время образовалось общее хозяйство на коммунальных началах. Мы все вносили няне ежемесячно определенные равные суммы, и она кормила нас. Мы с Наташей дополнительно платили няне жалованье. Николай Константинович и теперь с удовольствием вспоминает о нашей коммуне. В эти годы у нас с перерывами жила падчерица моего двоюродного брата Нина Седельницкая. Природная интеллигентность и благородство выгодно выделяли ее из общей людской массы. Мы с ней всегда были как-то особенно душевно близкими. Я старалась приютить ее в нашей семье, когда она проживала в Ленинграде вдалеке от родителей. Сейчас это уже пятидесятилетняя седая женщина, мать взрослой дочери. Но она попрежнему мила и близка моему сердцу. Совсем недавно мы с ней беседовали о прошлых годах, и разговор зашел между прочим о нашей семье в те годы, когда она жила у нас. Мне было очень ценно выслушать объективный суд этой умной женщины, так близко наблюдавшей нашу тогдашнюю жизнь... По ее словам, наша коммуна производила впечатление нормально слаженной семьи. Она объясняет это, вопервых, моей спаянностью с детьми, которые попрежнему занимали в моей жизни первое место; вовторых, наши отношения с Николаем Арнольдовичем всегда были проникнуты взаимной дружеской любовью и уважением. Это создавало, по ее словам, атмосферу, при которой домашним дышится легко и свободно. Мне не раз говорила моя старшая дочь: «Я всегда буду жить с тобой, папой и няней, я никогда не уйду от вас». Это заявление как будто иллюстрирует суждение, высказанное моей любимой племянницей.
8. Смерть Наташи
Наше более или менее спокойное житие продолжалось до июля 1931 года, когда трагическая смерть моей дочери Наташи, а затем несравненно меньшее обстоятельство – декрет,лишающий нас права жить в квартире военного ведомства, разрушили нашу налаженную жизнь и разбросали нас в разные концы города.
В 19301931 гг. В театре Грановской, где работали в то время моя дочь и зять Черкасов, шли следующие постановки: «Миллион Антониев», «Люди и свиньи», «Браки совершаются на небесах», «Роман» в чудесном исполнении Грановской, Надеждина и др. Особенной популярностью пользовались антирелигиозная постановка «Миллион Антониев» с Черкасовым в роли св. Антония. Театр устраивал и выездные спектакли. На 22 июля, трагический день моего громадного несчастья, театр получил заказ на устройство спектакля «Миллион Антониев» в Кронштадте. Сбор актеров был назначен в определенный час на пристани. Моряки прислали за ними очень легкую плоскодонную шлюпку. На ней должны были разместиться сорок человек-участников спектакля и декорации. Моя Наташа с чем-то завозилась дома, потом сильно заторопилась, мимоходом крикнула мне: «Прощай, мамочка, опаздываю!» и убежала с маленьким чемоданчиком в руке. Уходя, она обычно целовала меня на прощанье, а тут на вечную разлуку мы простились впопыхах. Она должна была вернуться на другой день, и мы предполагали вместе поехать на дачу в Толмачево к Оленьке, чтобы провести с ней ее именины. Оказывается, Наташа моя задержала выезд шлюпки почти на целый час. И в этом был рок, в этом была ее гибель. Извинившись за опоздание, она прошла на нос шлюпки. Как оказалось впоследствии при катастрофе, это было самое опасное место. В это время к Ленинграду подходил громадный германо-американский пароход с экскурсантами. Он прибывал в Ленинград с большим опозданием и по договору должен был платить пассажирам (а их было около тысячи) громадную неустойку. Не опоздай моя Наташа, или не опоздай пароход, все обошлось бы благополучно. Чтобы нагнать время, пароход развил недозволенную скорость, давшую в результате громадные волны. Пассажиры шлюпки, со своей стороны, и Наташа вместе с другими, просили капитана подъехать ближе к пароходу, чтобы посмотреть на иностранцев. Последние слова, сказанные Наташей стоящему рядом Бабочкину были: «Посмотри, какая красавица волна!..». Эта самая волна захлестнула шлюпку и смыла с нее и пассажиров, и декорации. Моя Наташа, очевидно, ударилась о что-то острое виском, и смерть ее была моментальной. На шлюпке остались только Грановская и Надеждин, все остальные барахтались в воде. Но благодаря немедленной помощи, оказанной командой парохода, все были спасены. Для спасения Наташи были вызваны водолазы, но все их поиски оказались тщетными, ее тело не было найдено. Их работе помешала с невероятной силой разразившаяся буря.