Ты - Алана Инош 24 стр.


                   Она чуть улыбается уголками губ. Касаясь подушечками пальцев моего лица, говорит..."

                   — Птенчик...

                   Нет, это говорит не Альбина. Это твои руки ложатся мне на плечи, поглаживают, приподнимают волосы с шеи, играют с ними, раскладывают и расправляют. Мои печатающие пальцы замирают и отдаляются от клавиатуры, я улыбаюсь и закрываю глаза. Твой тёплый голос обволакивает и ласкает.

                   — Лёнь, поздно уже... Пойдём спать, мм?

                   На часах — полвторого. Завтра нам обеим на работу, и если ты захочешь сейчас немножко поиграть на мне — а судя по твоим прикосновениям, ты хочешь, на сон остаётся не так уж много времени.

                   — Сейчас, Уть... Иду.

                   Файл сохранён и закрыт, экран гаснет, я беру с полки утёнка и целую его в пушистое пузико, ласково нажимаю на клюв его подружке.

                   — Сладких снов, малыши.

                   Я желаю спокойной ночи своему детству, а ночь увлекает меня в свои взрослые объятия — те самые, с маркировкой "18+". Я становлюсь твоей гитарой, и ты заставляешь петь и моё тело, и душу.

 *   *   *

                   На чём я остановилась? Ах да, ужин. Сегодня я была весь день дома и хотела приготовить что-нибудь этакое, вкусное. Галина Петровна не ошиблась: денег на продукты я сегодня потратила несколько больше обычного — ну, так ведь и день был особенный. Алёне из "У сумрака зелёные глаза" ещё только предстояло приготовить для Аиды то, что готовила я для тебя уже сейчас — а именно, филе сёмги под сметаной. А ещё я собиралась сделать блинчики с антоновскими яблоками и лазанью. Но, как известно, готовить нужно в спокойном состоянии и хорошем настроении, а у меня в последний месяц с этим были весьма частые перебои.

                   Мой уход из дома не положил конец нервотрёпке. Поначалу были звонки на мобильный — звонил отец, всё ещё не протрезвевший ("Когда ж у него отпуск кончится?" — думала я). Он то угрожал найти меня и "показать где раки зимуют", грозился расправиться с тобой, обещал отодрать нас обеих (ремнём или сексуально — пояснений насчёт значения слова не было). Я сбрасывала звонок, на несколько часов отключала телефон. После этих звонков мне становилось физически плохо, будто трубка высасывала из меня все силы. После того как он позвонил и разбудил нас в три часа ночи, я стала отключать телефон и перед сном.

                   Я боялась, что он действительно нас найдёт, хотя он не мог знать твоего адреса, таких подробностей я ему не говорила. Потом звонки прекратились: видимо, отпуск у отца кончился, а значит, и его алкогольный психоз. Но это был ещё не конец: позвонил брат.

                   — Ты где сейчас вообще?

                   — Живу у подруги, — ответила я. — У меня всё нормально, не беспокойся. Домой возвращаться я не собираюсь.

                   — Так он вроде уже не пьёт, насколько я понял, — сказал Денис. — Может, попробуете как-нибудь помириться? А то ведь нехорошо получается.

                   Он думал, что я ушла из-за пьянства отца, а в истинную причину не верил — считал это его пьяным бредом. Когда я сказала, что это не бред, на том конце линии повисло тяжёлое, как вес всего земного шара, молчание...

                   — Это что ж получается, сестрёнка? Я тебя, выходит, совсем не знаю? — проговорил он наконец. — Слушай, а может быть, это можно как-нибудь вылечить? Ну, к психологу сходить, разобраться... Может, ты себе всего этого напридумывала просто, а?

                   — Денис, "придуманное", как ты это называешь, за два года уже прошло бы, как с белых яблонь дым, — усмехнулась я. — Это не мимолётная блажь, это... ну, судьба. И путь.

                   — Ерунда это всё, — раздражённо ответил он. — Это — ненормальность. Психическая. Тебе надо лечиться, сестрёнка, серьёзно.

                   — Это тебе надо лечиться, — рассердилась я. — Вот только косность мышления вряд ли поддаётся лечению. Это тоже своего рода судьба.

                   Я хотела нажать кнопку отбоя на телефоне, но брат закричал в трубку:

                   — Подожди, подожди, не сбрасывай! Нельзя так, нехорошо... И вообще, это не телефонный разговор. Давай встретимся и мирно, нормально поговорим, как брат с сестрой.

                   — Я не против мирного и нормального разговора, — сказала я. — Я только против того, чтобы меня считали больной. Это не болезнь.

                   — Хорошо, хорошо! — примирительно воскликнул Денис. — Как тебе будет угодно. Я понимаю, ты у нас творческая личность, а творческим людям свойственны разные... гм... крайности. Они стремятся всё попробовать, расширить, так сказать, свой личностный опыт...

                   — Денис, — устало перебила я. — Это не эксперимент. Это просто моё естество. Как цвет кожи, рост, отпечатки пальцев.

                   — Ладно, пусть будет так, — вздохнул брат. — Я только хочу узнать, где, как и с кем ты живёшь. Отец что-то болтал насчёт наркотиков... Я грешным делом подумал, что он это ляпнул в порядке пьяного бреда, но коль скоро ты сама подтверждаешь...

                   — Господи, да что ж такое! — Я закрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти, чувствуя, что начинаю выходить из себя. — Вот это — точно бред. Стопроцентный. Я когда-нибудь Светлане патлы повыдергаю за это... Это клевета. И не смей повторять эту чушь, не зная, как всё обстоит на самом деле.

                   — Вот я и хочу выяснить, как всё обстоит, — терпеливо пояснил брат. — Я — не отец, и не разобравшись, обвинять никого ни в чём не хочу. Могу ли я, скажем, прийти к вам на днях в гости?

                   У меня в голове сразу мелькнуло подозрение: брат узнает, где мы живём, а потом об этом от него может узнать и отец... Не вести же, в конце концов, к нам Дениса с завязанными глазами!

                   — Слушай, Денис, — сказала я. — В гости — не надо. Давай встретимся где-нибудь... Скажем, в кафе. Я знаю одно очень уютное, хорошее и недорогое местечко. Мы с Яной можем прийти вместе, ты на неё посмотришь и сразу всё поймёшь.

                   — А почему ты не хочешь, чтоб я пришёл к вам? — удивился он.

                   Я объяснила ему свои опасения. Он стал клятвенно заверять, что отец от него ничего не узнает, но я не могла быть до конца в этом уверена. Брата как будто обидела моя недоверчивость, но я спокойно настояла на встрече на нейтральной территории.

                   — Ты понимаешь, что я боюсь его пьяного? А если он начнёт к тебе приставать: скажи да скажи, давить на тебя, угрожать... Ну, ты сдашься и скажешь ему. Он явится к нам и устроит чёрт знает что... — Я раздражённо стиснула в руке утёнка, сев в кресло. Оно обиженно скрипнуло.

                   — Ладно, ладно, — проворчал брат. — Кафе так кафе. Скажи мне его название и адрес. И к какому времени подходить.

                   Почему я согласилась на эту встречу? Брат был, в отличие от отца, вполне вменяемым человеком, хоть и не сказать, чтобы проявлял чудеса толерантности. Ну и, во-вторых, у нас с ним всегда были довольно неплохие отношения, и совсем рвать с ним всякое общение я не хотела: не по-родственному это как-то, непорядочно. Пословицу про колодец я тоже держала в уме. Как знать, а вдруг когда-нибудь брат окажется единственным человеком, к которому я смогу обратиться за поддержкой? В нашей жизни всякое может случиться...

                   Встреча прошла довольно хорошо. Снаружи моросил дождик, а мы сидели за столиком в уютной, почти домашней обстановке нашего с тобой любимого кафе. Тёплое, золотистое освещение, кожаные кресла, белая скатерть в бежевую клетку и капучино с рисунками на пенке — что могло более располагать к цивилизованной и спокойной беседе? Брат щеголял недавно отпущенной бородкой, которая придавала ему какой-то добрый, безобидный вид. Но, надо сказать, и старила лет на десять. Работал он в конструкторском бюро завода военной бронетехники, который в последнее время благодаря госзаказам сумел неплохо приподняться, и сотрудники хорошо зарабатывали. На встречу брат пришёл в солидном костюме и галстуке, блестя дорогими часами и демонстрируя респектабельного вида кожаный бумажник. Видимо, он хотел произвести впечатление на тебя — чтоб знала, с кем имеешь дело, но когда увидел прислонённую к столику белую трость и тёмные очки на тебе, слегка опешил. Впрочем, мы тоже подготовились: ты была в стильном кожаном пиджаке, белой мужской рубашке навыпуск и тёмно-серых джинсах-стретч, а в дополнение к образу я повязала тебе узкий чёрный галстук. В кафе нередко выступали местные музыкальные коллективы, а потому имелась небольшая сцена и аппаратура, и мы заранее договорились о твоём маленьком выступлении — длиной в пару-тройку песен. Денег нам было не нужно. Ребята, выступавшие в тот день, знали и уважали тебя, а потому охотно согласились уступить тебе сцену на несколько минут.

                   — Яныч, да о чём речь! — сказал худой и костлявый гитарист Олег, блондин с кудрями, как у Укупника. — Если хозяева не возражают, мы тоже как бы не против.

                   — С меня бутылка коньяка, — улыбнулась ты.

                   Но я подумала: ребят четверо, а бутылка одна? И купила две.

                   И вот, брат растерянно переводил взгляд с твоей трости на очки: он так старался, наводил лоск, а ты не могла оценить его представительный внешний вид. А ещё он конфузился потому, что здоровые люди часто не знают, как держать себя с теми, у кого есть физические недостатки.

                   Но ваше знакомство состоялось. Ты сегодня была в ударе: твой голос звучал как никогда уверенно, звучно и харизматично, за словом в карман ты не лезла, смеялась и шутила, рассказывала о себе. Моё сердце таяло. А потом вздрогнуло, когда Олег со сцены объявил:

                   — А сейчас перед вами выступит наш хороший друг, замечательная девушка и талантливый музыкант.

                   Твоя гитара тихонько ждала этой минуты, прислонённая к столику. Мы решили, что твоя музыка подействует лучше любых слов, и, я думаю, не ошиблись. Проводив тебя на сцену, я вернулась за столик к брату.

                   — Сейчас ты сам всё услышишь, — сказала я ему.

                   Твоя музыка, наверное, никого не могла оставить равнодушным. Она дарила свои мудрые крылья всякому, кто слушал с открытым сердцем. Окинув во время твоего выступления кафе взглядом, я испытала гордость: все, все посетители до единого смотрели на тебя! Не было равнодушных жующих лиц, было только живое внимание и интерес. Брат тоже смотрел — напряжённо, сосредоточенно, задумчиво.

                   Тебя наградили бурными аплодисментами. Моё сердце расширялось от переполняющего его тепла; я проводила тебя со сцены за наш столик и бросила на Дениса торжествующий взгляд. Думаю, он понял, что я не только не стыдилась знакомства с тобой, но и чрезвычайно им гордилась.

                   Когда мы вышли на улицу, дождь разошёлся вовсю. Я раскрыла над нашими с тобой головами зонтик, а твою гитару защищал чехол.

                   — Ух, какой дождище-то, — пробормотал брат, неуклюже перешагивая через лужу и возясь с кнопкой зонта, которая никак не хотела нажиматься. — Да что ты будешь делать...

Назад Дальше