– Ты правда этого хотел? – Его признание безумно взволновало ее.
Он пожал плечами:
– Меня и тогда влекло к тебе. Как и сейчас влечет.
Брин презрительно фыркнула:
– Пять лет назад я была полноватым неуклюжим подростком в роговых очках.
А он уже тогда был стройным и элегантным мужчиной, таким же дьявольски красивым, как и сейчас, и от этого у нее по-прежнему перехватывало дух.
Он кивнул.
– А сейчас ты стройная стильная девушка и носишь контактные линзы?
Она рассеянно кивнула:
– Только рисовать я по-прежнему предпочитаю в очках, которые ты вернул мне на прошлой неделе.
– Брин, пять лет назад ты не была полненькой, а фактурной, – с жаром заверил он. – А глаза в тех очках были так же ослепительно красивы, как и сейчас.
Она отмахнулась:
– Габриэль, мы отклоняемся от темы.
– От какой темы?
– Я думаю, как будет страдать моя мама, если я скажу, что снова встретилась с тобой, не говоря уж об этом… этом влечении между нами. Дальше так продолжаться не может.
Габриэль поднял глаза:
– Ты не знаешь, как отреагирует твоя мама.
Брин недовольно нахмурилась:
– Не обманывай себя, Габриэль, и представь, как пройдет этот разговор: «Ой, кстати, мама, угадай, с кем у меня был секс пару дней назад. С Габриэлем Д’Анжело. Как это странно!»
Габриэль резко втянул воздух ртом и вскочил. Взяв свой бокал, сделал глоток: он не собирался уступать, не собирался сдаться без боя после того, как целую неделю страдал от неопределенности.
– У нас не было секса, Брин, хотя мы были близки к этому. Просто обстановка могла быть чуть более… подходящей.
Она покраснела еще сильнее:
– Ты даже и не попытаешься посмотреть на ситуацию с другой стороны?
Он напрягся:
– Я не собираюсь отпускать тебя только потому, что ты думаешь, что твоя мама может расстроиться из-за нас.
– А ты не думал, что я ухожу потому, что мне самой не нравится то, что между нами происходит?
Он прищурился.
– А тебе не нравится?
– Нет!
– Почему?
Она раздраженно покачала головой.
– Габриэль, я знаю, ты умный человек.
– Благодарю, – иронично произнес он.
– И как умный человек, – твердо продолжила она, – ты должен знать, как невыносима мне вся эта ситуация. Подумай, мой отец сел в тюрьму за попытку обмануть тебя и твою семью, – с раздражением добавила она, когда он не ответил.
– Я в курсе того, что случилось пять лет назад. – Он мрачно кивнул.
– Тогда ты должен понимать – для тебя самого сложившаяся ситуация непроста.
– Я очень сожалею, что оказался в неправильном месте в неправильное время, – неохотно признал он. – Но твой отец принес картину в «Архангел» по случайному совпадению. В то время лондонской галереей руководил я, а не Микаэль или Рафаэль. – По этому поводу Габриэль тоже долгое время сожалел.
Правда, если бы не жадность ее отца, он не встретился бы с Брин тогда, пять лет назад.
Она взмахнула длинными ресницами.
– Ответь мне, для тебя имеет значение, что я дочь афериста?
– Конечно нет. И твое недоверие по этому поводу до сих пор мешает тебе наладить со мной контакт.
Это была правда. Еще месяц назад она ненавидела Габриэля Д’Анжело за ту роль, что он сыграл в судьбе ее отца, а неделю назад она была противна сама себе, позволив поддаться ласкам Габриэля. Она все еще была подавлена событиями прошлого, но из разговора с матерью она узнала о том, что их с отцом семейная жизнь в то время уже дала трещину. Мэри знала, что у нее с мужем нет будущего и его аферы вскоре приведут к краху. Поговорив с матерью, Брин получила уверенность в том, что ее отец не прислушался к советам Габриэля и решил сообщить о существовании картины прессе, после чего все вышло из-под контроля.
Все эти обстоятельства представили ситуацию в другом свете. В детстве Брин просто боготворила отца. Но сейчас, повзрослев, она осознала, что он был отнюдь не идеальным мужем и отцом. Конечно, Габриэль был причастен к злоключениям отца, но он лишь случайно оказался участником его глобальной аферы. Но роль Габриэля во всей этой истории делала невозможными отношения между ними сейчас.
Невозможными их делали чувства Брин к Габриэлю. Пять лет назад она была ослеплена дьявольской красотой Габриэля Д’Анжело. Снова встретившись с ним, узнав его так близко, она осознала, что тогда это было не просто слепое увлечение. Она полюбила его и любила до сих пор. Именно по этой причине другие мужчины были ей не интересны. Да и кто может соперничать с Габриэлем Д’Анжело?
Из-под полуопущенных век Габриэль увидел, как Брин поставила ноги на пол и выпрямилась в кресле. Лицо ее выражало безразличие.
– Скажи мне, что ты сейчас думаешь о наших отношениях? – тихо произнес он.
– Я сейчас не думаю о нас, – холодно сообщила она.
Он напрягся.
– И нам не нужно снова встречаться наедине, – твердым тоном продолжила она. – Габриэль, ты попросил, чтобы мы поговорили, и мы сделали это. Я сказала, что именно чувствую. – Она вздернула подбородок. – И если что-либо из сказанного заставит тебя передумать и снять мои работы с выставки, то, значит, так тому и быть! – с вызовом добавила она, поднимаясь из кресла.
Габриэль расстроенно посмотрел на нее, понимая, что Брин умышленно отталкивает его, но он не представлял, как пробиться через выстроенную ею оборону.
– Я не передумаю, Брин, – мрачно заверил он. – Наши соглашения остаются в силе. – Он говорил таким же вызывающим тоном.
Она настороженно посмотрела на него.
– Что это значит?
Габриэль иронично посмотрел на нее:
– Это значит, что ты не очень хорошо знаешь меня, если полагаешь, что я просто так оставлю тебя. Это означает, – твердым тоном продолжил он, чтобы она не прервала его, – что на протяжении двух недель перед выставкой я буду требовать, чтобы ты появлялась в галерее хотя бы раз в день. Это означает, что ты можешь попытаться убежать от меня, от нашего взаимного влечения, но на протяжении следующих двух недель я не позволю тебе просто игнорировать меня.
– Зачем ты это делаешь? – В ее сине-серых глазах блеснули слезы.
– Как ты думаешь, зачем? – прохрипел Габриэль, ненавидя себя за то, что является причиной этих слез.
Брин безразлично взмахнула руками.
– Может быть, потому, что ты – тот самый самоуверенный Габриэль Д’Анжело? – надсаженным голосом обвинила она. – И тебе просто никто и никогда не отказывал? – Она с отвращением покачала головой. – Или, может быть, потому, что тебе нравится мучить меня!
Габриэль сжал кулаки, хотя при этом попытался изобразить улыбку на лице.
– Остроумно, Брин, но я уже предупредил, что не отступлюсь, если ты намеренно попытаешься оскорбить меня.
– Я не…
– Пытаешься, Брин, – хрипло произнес он. – И да. Я самоуверен. И я никогда не приму отказ от женщины, которая хочет меня так же сильно, как я ее.
Она резко набрала воздуха в легкие:
– Ты…
– Брин, твои губы могут произносить слово «нет», – безжалостно продолжал он, – но остальные части тела, особенно возбужденные соски, – он намеренно опустил взгляд на черную рубашку, под которой эти набухшие соски так явно просматривались, – определенно говорят «да».
Брин инстинктивно прикрыла грудь руками, хотя вынуждена была признать правоту Габриэля; еще несколько минут назад она возбуждалась от чувственных прикосновений его рук к ее ногам. Ей хватало одного только взгляда на эти соблазнительные губы, мускулистый торс – и ее тело начинало ныть от вожделения.
И теперь Габриэль предлагал, даже приказывал, чтобы она ежедневно в течение двух следующих недель перед выставкой проводила часть времени в его компании.
Теперь ее глаза скорее сверкали гневом, а не блестели слезами.
– В данную минуту ты мне не очень-то нравишься, Габриэль.
Он еще раз невесело улыбнулся и мягкой походкой хищника быстро приблизился к ней.
– Если это называется «не нравлюсь», то пусть так продолжается подольше, – парировал он.
Брин отступила назад, не сразу поняв, что упирается в стену.
– Думаю, меня даже будет возбуждать твоя ненависть, Брин, – произнес Габриэль мрачным тоном.
Она снова, как и в прошлый раз, оказалась в плену его рук, которыми он уперся в стену вокруг ее головы. Габриэль намеренно долго смотрел Брин в глаза, затем опустил голову и впился в ее губы жарким поцелуем. Брин тихо застонала, но после секундного колебания ее руки обвились вокруг шеи Габриэля, и она жадно ответила на его поцелуй. Их языки переплетались, пальцы Брин путались в густых волосах Габриэля. Приподнявшись на цыпочках, она плотнее придвинулась к нему. Ее груди прижались к накачанному торсу. Член Габриэля мгновенно откликнулся на это прикосновение, становясь больше и тверже, и она начала медленно тереться об него.
Габриэль прервал поцелуй, чтобы с жадностью пройтись губами по шее, спуститься к груди. Он издал разочарованный стон, когда понял, что пуговицы ее рубашки мешают ему. Однако он легко разделался с этим препятствием, с силой распахнув рубашку. Пуговицы разлетелись в разные стороны.
– О да, – произнес он шепотом, с нежностью рассматривая ее аппетитные груди, выглядывающие из красного ажурного бюстгальтера. – Я так ждал этого момента. – Он пристально смотрел ей в глаза, одной рукой расстегивая застежку бюстгальтера. Затем он бросил его на пол.
Брин почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Нет, Габриэль.
– Да, Брин, – отчеканил он, глаза его горели страстью. – Ты хочешь этого так же сильно, как я.
Да, она хотела. Еще как. Она изнемогала от желания снова почувствовать прикосновения губ и рук Габриэля к своему телу.
– Они мои, Брин. – Габриэль сжал ее груди. – Ты понимаешь? Они принадлежат мне. Я собираюсь ласкать их до тех пор, пока ты вновь не получишь неземное удовольствие. И не позволю тебе сегодня уйти! – Казалось, Габриэль потерял остатки самообладания, и это пробудило в Брин животную страсть. Она чувствовала пульсацию набухшего клитора и то, как ее лоно становится горячим и влажным. Габриэль наклонил голову и стал ласкать своими горячими губами ее сосок, пальцами потирая другой. Вскоре Брин взвыла в исступлении. От сумасшедшего желания у нее отключился мозг: оно изводило ее, заставляло стонать, выгибать спину. Габриэль тем временем методично терся ногой о ее набухший клитор.
– Габриэль! – воскликнула она, когда он на мгновение оторвался от ее груди и поднял глаза.
– Покажи, как кончаешь, Брин, – хрипло заводил он. – Смотри мне в глаза, когда будешь кончать. Нет, Брин! – почти прокричал он, когда она отвернула голову в последней слабой попытке как-то сопротивляться ему. – Ты хочешь, чтобы я остановился? – хриплым голосом выпалил он. – Смотри мне в глаза и скажи, что хочешь, чтобы я перестал!
Она медленно повернула голову к нему, мгновенно утопая в безумном взгляде его карих глаз. Ей хотелось рыдать.
– Попроси меня остановиться, Брин, и я это сделаю, – принуждал он ее.
– Я… я не могу, – всхлипывала она. – Не останавливайся, Габриэль. – Брин еще сильнее вцепилась в его волосы и притянула его к своей груди, – пожалуйста, не останавливайся!
– Смотри на меня, Брин, – ласково позвал он, ее влажный набухший сосок ощутил теплоту его дыхания. – Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза, когда кончаешь. – Его язык словно обжигающей плетью прошелся по ее набухшему и ноющему соску, щекоча его. Их взгляды соединились, когда он расстегнул пуговицу ее джинсов и медленно потянул молнию вниз.
Даже если бы Брин попыталась, то не смогла бы отвернуться, наслаждение грозило захлестнуть ее, пока она наблюдала за действиями Габриэля. Он отпустил ее сосок, тут же яростно приникнув к другой груди. Дыхание ее стало неровным и прерывистым. Она почувствовала на животе его руку, проникающую под красные ажурные трусики. Его пальцы безжалостно мучили клитор, но не прикасались к лону.