Элла уже поняла, что его мать умерла. Это читалось на бледном лице Хасана.
— И ты… никогда больше ее не видел?
— Нет.
— О, Хасан…
— Нет! — вскрикнул он, отталкивая протянутую ею руку. Затем вскочил, отбросив стул, и подошел к окну.
Элла последовала за ним. Она не могла видеть боль и отчаяние в его глазах. Она прислонилась к его напряженному телу, привстала на цыпочки и обняла за шею.
— Хасан, — прошептала она ему на ухо. — Мой милый, милый Хасан.
Его сердце бешено билось, и он чувствовал мягкость ее щеки на своем подбородке. Ему следовало сразу оттолкнуть ее, но он не посмел, чувствуя, как к нему прижимается ее округлый живот. А руки обвиваются вокруг его шеи. И вдруг его эмоции словно прорвались наружу. Вся злость, стыд и боль, которую он долго прятал внутри, всплыли на поверхность.
Он открыл рот, чтобы простонать, и их губы встретились в самом страстном поцелуе в его жизни. Его руки опустились на ее грудь, и ее стоны заставили его действовать смелее. Он почувствовал, как напряглись ее соски, и возбуждение достигло своего предела.
Со стоном раненого зверя он отстранил ее, чтобы запереть дверь, и вернулся назад.
Его объятия были сильны, губы пылали жаром, и Элла не отставала от него. Она проникла рукой под его шелковое одеяние, чувствуя, как его руки заскользили по обнаженным бедрам и наконец достигли самой ее жаркой точки.
Она не решилась вскрикнуть даже в тот момент, когда он глубоко проник в нее сзади, потому что такая поза казалась самой удобной в столь необычных обстоятельствах. Хасан крепко держал ее за плечи, касаясь губами ее душистых волос, и шептал ей странные короткие слова на родном языке. Никогда еще во время секса его не переполняла столь сложная гамма эмоций, спровоцированная их откровенным разговором. Хасан сам нарушил установленное правило, занимаясь с ней любовью в мастерской.
Ее оргазм наступил стремительно, даже слишком, словно она отдала ему все, что у нее было. Она почувствовала, как кончил он, услышав его глухой стон и ощутив, как он обессиленно прижался к ее спине, позволяя своему семени проникнуть внутрь.
— Хасан, — прошептала она.
Он не мог говорить, хватая ртом воздух, который исчез из его легких. Уткнувшись в ее растрепанные волосы, Хасан закрыл глаза, ощущая приступ чувства вины за случившееся. Он использовал ее, как использовал других женщин. Он взял предложенное ею утешение и трансформировал его в единственное знакомое ему средство заглушать боль. В секс.
— Этого не должно было случиться.
— Но я рада, что это случилось! — откровенно воскликнула Элла.
Чувствуя угрызения совести, он развернул ее к себе и взял в ладони ее лицо.
— Теперь ты понимаешь, почему я такой? — спросил он. — Почему я не могу любить. Понимаешь, Элла?
Она смотрела на него, чувствуя острую боль в сердце и желая сказать ему, что поведение его матери не означает, что все женщины одинаковые. Что она будет любить его и заботиться о нем, если он ей это позволит.
— Я все понимаю, — мягко сказала она. — Но все меняется, Хасан. Ты тоже можешь измениться. — «Я смогу помочь тебе измениться».
Он увидел надежду и понимание в ее глазах и испытал прилив горечи и разочарования. Она так ничего и не поняла. Как ужасно она почувствует себя, когда узнает, каким он был жестоким. Когда поймет, что он надеялся, что она уедет и оставит ему ребенка.
Он открыл дверь нараспашку:
— Давай закончим на сегодня. У меня много работы.
И он ушел. Взял и ушел. Оставил Эллу одну глотать душащие ее слезы, готовые хлынуть из голубых глаз.
Она опустила взгляд на первый набросок портрета Хасана. Даже странно, как несколько черных линий смогли передать образ мужчины, за которого она вышла замуж. Орлиный нос, волевой подбородок, аристократические выдающиеся скулы и абсолютно пустые темные глаза.
Образ гордого мужчины, заявившего, что он не умеет любить.
Закрыв дверь, Элла вышла из мастерской и направилась в тишине мраморных коридоров в свои апартаменты.
Глава 11
Итак, что случилось — то случилось. Все изменилось… и одновременно осталось прежним. Элла почувствовала себя так, словно живет в добровольном заточении.
Она слонялась по дворцу, чувствуя себя незваным гостем, которого слишком вежливый хозяин не решился прогнать с вечеринки.
Она была настолько глупа, что эмоциональный взрыв Хасана дал ей повод надеяться на лучшее. Она решила, что, немного обдумав случившееся, он согласится с тем, что она права. Осознает, что может измениться. Что все возможно, стоит только захотеть.
Но горькая правда заключалась в том, что он этого не хотел. Видимо, сама мысль о любви вызывала у него отвращение. Детские переживания так глубоко ранили его, что он делал все возможное, чтобы прожить свою жизнь, отгородившись от возможной боли.
Хасан вел себя так, словно ничего не произошло. Словно он не выложил перед ней свои карты и не открыл сердце, позволив обнаружить страдания, запрятанные глубоко внутри.
В очередной раз надежды Эллы рухнули, и теперь все было намного сложнее, чем раньше. Теперь у нее было с чем сравнивать. Она почувствовала совершенно невероятную близость с ним, когда он открыл свое прошлое. Словно они вышли на совершенно новый уровень отношений, искренности… И она внезапно поняла, что вовсе несложно полюбить этого гордого, измученного мужчину.
Но теперь этот эпизод стал лишь мучительным воспоминанием, после того как Хасан заявил, что секса у них больше не будет.
Ее руки бессильно опустились, когда он подложил эту бомбу.
— Ты хочешь сказать, я больше не привлекаю тебя?
Он покачал головой, все еще не веря в то, что был с ней шокирующе откровенен. Хасан никак не мог отойти от странного вкуса их примитивного жаркого секса, последовавшего за его признанием. Он почувствовал… Что это было? Словно обнажился перед ней на всех уровнях. Словно она увидела самые потайные глубины его души.
— Я хочу сказать, что у тебя уже слишком большой срок. Не думаю, что стоит продолжать заниматься сексом.
Элла отвернулась, пряча свое разочарование. Больше ей не придется изнывать от удовольствия в его объятиях. Ночи станут бесконечными пустыми часами в ожидании утра. Ее кровать настолько огромна, что они смогут спать в ней, даже не прикасаясь друг к другу. И чем больше времени будет проходить, тем невероятнее будет казаться то, что связывало их раньше.
Элла лежала в темноте, слушая сонное дыхание Хасана совсем рядом и думая о том, что, если бы не беременность, она бы обязательно попыталась соблазнить его. Но теперь ей было тяжело вставать с постели. Ей не хотелось даже думать о том, как нелепо она будет выглядеть, если попытается наброситься на него. В любом случае все это не имело значения, учитывая то, что Хасан моментально засыпал, как только его голова касалась подушки. Элла же лежала в темноте, глядя на тени, отбрасываемые пальмами за окном.
Однажды утром она проснулась оттого, что он склонился над ней. На его лице она увидела признаки беспокойства, и на какой-то безумный миг ей показалось, что он собирался поцеловать ее. Ее губы приоткрылись, словно клюв желторотого птенца в гнезде, но по его лицу пробежала тень, и он моментально отодвинулся.
— Ты выглядишь устало, — тихо сказал он. — У тебя бессонница?
— Да. — Она ждала, пока он спросит почему, и раздумывала над тем, хватит ли у нее смелости сказать правду.
«Потому что я скучаю по тебе. По твоим прикосновениям. По твоим поцелуем. По тому, как ты занимаешься со мной любовью. Потому что я боюсь будущего… Потому что у меня разрывается сердце, когда я думаю о том, что мы не будем жить вместе». Но она не будет ни умолять, ни рыдать. Она не опустится до этого. Она постаралась заговорить как можно тверже:
— От недостатка сна еще никто не умирал.
— Согласен. Но это нечестно по отношению к тебе и к ребенку, — мрачно сказал Хасан. — Думаю, мне следует перебраться в свою спальню и позволить тебе спать одной.
Она задержала взгляд, глядя ему прямо в глаза. Гордость не позволит ей умолять его остаться. Слуга быстро убрал его вещи из апартаментов Эллы, и с той ночи она осталась одна.
Шли дни, а чувство одиночества становилось все невыносимее. Утренний токсикоз остался далеко в прошлом, как и бурные ночи с Хасаном. Жизнь Эллы казалась пустой и бессмысленной. Лишь работа над портретом мужа наполняла радостью мучительно долгие дни ожидания.
Это стало ее единственным развлечением. Отсутствие смены времен года действовало на Эллу удручающе: она словно потерялась во времени. Ей казалось, она проснулась после долгого сна в совершенно незнакомом месте. Цветы и зелень казались искусственными, слишком яркое небо — сюрреалистичным. А роскошный дворец превратился в золотую клетку.
Верилось с трудом, что наступил декабрь и вся Европа готовится к Рождеству. Элла представила себе переливающуюся огнями Риджент-стрит в центре Лондона и витрины магазинов, украшенные нарядными елками и коробками с подарками. Она вспомнила бумажные гирлянды, которые каждый год доставал с чердака ее отец. Каким бы плохим семьянином он ни был, он обожал Рождество и передал свою любовь к празднику детям.
Невероятно, но она начала скучать по своей безумной семье. Всей семье. Возможно, ее мать слишком слаба в отношениях с отцом, но для своих детей она всегда была рядом, когда они нуждались в ней. Писем по электронной почте стало недостаточно, особенно после последнего сообщения, когда ее мама написала, что все бы отдала, чтобы увидеть свою девочку беременной.
Она скучала даже по сестрам. С Аллегрой они не виделись с самого приема. И ей ужасно не хватало энергичности и энтузиазма порой слишком эксцентричной Иззи.
Теперь, когда все Джексоны узнали о ее беременности, возможность уехать домой и позволить родственникам заботиться о ней вместо Хасана уже не казалась Элле плохой идеей. Внезапно она поняла, что помощь шейха имела свою цену, значимость которой постепенно прояснялась. Она не могла больше оставаться бесхарактерной женой, готовой терпеть любое поведение от своего мужа.
Беспокойные мысли разъедали ее изнутри, и наконец она поняла, что не может больше выносить жизни в чужой стране. И ей придется сказать об этом Хасану. Она объяснит, что не считает свое пребывание в Кашамаке потерей времени, потому что им, по крайней мере, удалось наладить вполне цивилизованные отношения и узнать друг друга лучше. Она не будет противиться его встречам с сыном. Она сделает все, чтобы они проводили так много времени вместе, как он пожелает. Она никогда не позволит мужчине, брошенному собственной матерью, остаться в стороне от своего сына или дочери.
Изведя себя вконец, она решилась поговорить с ним за завтраком.
Привычным жестом Элла налила мед в креманку с йогуртом, удивляясь тому, что не чувствует привычной нервозности. Она видела, как Хасан наблюдает за ней, поэтому решительно отложила ложку и посмотрела ему в глаза.
— Ты все еще не спишь по ночам? — спросил он первый. — Даже после того, как я предоставил всю кровать тебе?
— Нет. — Она покачала головой. — Мне становится все неудобнее спать.