– Вы находите, что у меня сексуальная улыбка?
Она раздраженно нахмурилась:
– Я этого не говорила…
– Сказали, сказали.
«Ну сказала… – Элизабет даже мысленно выругала себя, а потом и его: – Черт бы тебя побрал!»
Она взялась за вилку и нож, намереваясь приступить к куриному салату, при взгляде на который ей все меньше и меньше хотелось есть.
– Наверное, вы часами упражняетесь перед зеркалом, чтобы эффект был как можно неотразимее, – в пику ему заметила она.
Роган довольно хмыкнул:
– Ошибаетесь. Пока вы не сказали, я и понятия не имел, что у меня сексуальная улыбка.
– Можем мы, наконец, поесть? – сорвалась Элизабет.
Роган беззастенчиво ухмыльнулся:
– Если вам кажется, что вы еще в состоянии есть.
Из голубых глаз полетели искры.
– Вы не в моем вкусе, мистер Салливан! – съязвила она.
– Ну вот, теперь я, кажется, слышу вызов, – задумчиво произнес он. Ему было явно весело.
У нее тревожно расширились глаза.
– Ничего такого я не имела в виду.
Роган прищурился и загадочно хмыкнул.
– Хм… А какой тип мужчин в вашем вкусе, Элизабет? – спросил он, тоже взял вилку и нож и занялся мясом, пирогом и пивом, которые заказал для себя.
Она, как могла, избегала его изучающего взгляда:
– Я думала, вам не хочется разговаривать.
– Я передумал.
– Вот несчастье! Зато я тоже передумала.
– Развеселите меня, Элизабет, – мягко попросил он.
Да не собирается она его веселить! Лучше бы этот разговор вообще никогда не начинался. Тем более что улыбка у него все-таки сексуальная… Она тоже это видела, как всякая женщина…
– Если хотите знать, я уважаю мозги, а вот мускулы – не очень.
Он вдруг замер. Настороженно, опасно…
– Полагаете, у меня есть только мускулы и совсем нет мозгов?
– Я этого не сказала…
– Но имели в виду! И как, по-вашему, Элизабет, должен выглядеть умный человек?
– Я не хотела вас обидеть…
Однако он явно рассердился.
– Кажется, вы сделали именно это. Как насчет первоклассного специалиста по вычислительной технике и докторской степени по исследованиям с применением компьютерного анализа? Такой в вашем интеллектуальном списке есть?
Элизабет судорожно глотнула:
– Я думала, вы последние пятнадцать лет провели в армии…
– Да, в ней, однако там учат не только метко стрелять, но и пользоваться мозгами, если уж на то пошло!
Да, здорово он рассердился! И ведь прав! Что там ни говори, а за пятнадцать лет он стал большим специалистом в информатике и закончил докторантуру. Может, его тоже следует называть доктором?
Она состроила смущенную гримаску:
– Извините, если это прозвучало грубо, но…
– Только давайте без извинений, Элизабет, а? Еще одно оскорбление, и я окончательно лишусь аппетита!
А она уже лишилась. Окончательно. И не из-за пикировки с Роганом. Из-за сдержанной силы, с которой двигались его руки, когда он орудовал ножом и вилкой. Он поглощал пищу так, словно его организму требовалось топливо для поддержания этой силы. При этом, похоже, удовольствия от еды Роган не получал никакого.
Этот человек был вне ее понимания. В сущности, загадка. Головоломка. Он выглядит очень грубым, жестким и откровенно опасным. Однако докторантура и степень говорили о том, что это человек незаурядного ума. Следовало бы разобраться, прежде чем его оскорблять…
– Мне действительно очень жаль, если это прозвучало не слишком вежливо, мистер Салливан.
Ну вот! Значит, он снова мистер Салливан?
– Выбросьте из головы, Элизабет, – ответил он и с некоторым вызовом добавил: – Очевидно, вы не умеете не оскорблять.
Она покраснела. Ее заалевшие щечки в сочетании с торчащими прядками волос выглядели очень симпатично…
– А кто грубит теперь?
Роган тихо рассмеялся:
– Попался, который кусался. Большинство людей видит во мне нечто вроде кота.
Элизабет сухо заметила:
– Ну да, того, что охотится в джунглях…
– Возможно.
Он принял это спокойно. Если бы они были знакомы пять лет назад, перед его отставкой, то она поняла бы, что ближе к истине, чем сама думает.
– Ну так чем именно вы занимаетесь с вашей докторской степенью и компьютерным анализом?
– Анализирую…
Она досадливо поморщилась:
– Я пытаюсь поддерживать беседу, мистер Салливан. Вы могли бы тоже постараться.
– Да? Вероятно, если бы вы называли меня Роугом, а не мистером Салливаном, я бы, может, и постарался, – проворчал он.
Она неловко поерзала:
– Согласна на Рогана.
– Но не Роуга? – усмехнулся он.
Она опять поморщилась:
– Нет.
– Довольно откровенно, а главное, вежливо. Вы почти не едите. – Откинувшись на спинку стула, Роган с неудовольствием смотрел на ее тарелку, к которой она едва прикоснулась.
Элизабет перестала притворяться, что ест, и просто отодвинула тарелку:
– Я же говорила, что не голодна. Кстати, забыла спросить, как ваша рука.
Он мельком взглянул на уже подживающую ладонь и ухмыльнулся. У него на теле было несколько таких шрамов, при виде которых эта независимая женщина вскрикнула бы от ужаса.
– Хотите поцеловать? – насмешливо поинтересовался он.
Глаза у нее вспыхнули от ярости.
– Я вам не мамочка, Роган!
Роган сухо ответил:
– Точно, не мамочка, могу руку отдать на отсечение.
Общительность корректной, почти чопорной Элизабет Браун была ничто по сравнению с общительностью его мамы-ирландки.
– Вы на нее похожи?
Любопытство Элизабет явно брало над ней верх.
Роган пожевал губами:
– Цветом волос – да. Но ее терпимости к человеческим слабостям у меня нет. Как и ее веры в изначальную человеческую доброту. Кстати, мой отец – отличный пример подобного мифа!
По глазам Элизабет было видно, что она Рогана не одобряет.
– Мне Брэд казался очень легким, приятным в работе человеком, и, живя рядом с ним в течение недели…
– А дальше вы будете рассказывать мне, с какой любовью он отзывался о жене и сыне! Хотя даже поверить трудно, что у него были жена и сын, потому что в доме нет ни одной семейной фотографии.
Элизабет была не самым организованным человеком, однако несколько маминых фотографий у нее все же было. Да, в доме Брэда Салливана кое-чего не хватало. Она это заметила.
– У отца было много фотографий, но после смерти матери он их все спрятал, – мрачно объяснил Роган. На затвердевшей скуле у него нервно пульсировала жилка.
Лицо Элизабет смягчилось.
– Наверное, ему было очень тяжело каждый день видеть ее изображение и вспоминать.
– Еще бы! Наверное, очень тяжело каждый день вспоминать о том, кого ты убил!
Убил?! Роган хочет сказать, что Брэд Салливан убил свою жену?
Глава 4
Элизабет побледнела, глаза у нее стали огромными. Немного придя в себя, она недоверчиво выдохнула:
– Этого не может быть!
Роган принял ее слова с мрачным, но спокойным видом. И то сказать, не каждый день слышишь, как человек обвиняет собственного отца в убийстве матери!
Он резко поднялся:
– Пойдемте отсюда.
Элизабет Браун тоже поднялась, но продолжала смотреть на него во все глаза. Потрясенная услышанным, она чуть не забыла сумку, висевшую на спинке стула, но вовремя спохватилась и повесила ее на плечо.
Когда они уже оказались на тротуаре, она нерешительно произнесла:
– Роган?
Роган, ведший ее туда, где она оставила машину, повернул к ней суровое лицо.
– Нет, это не то, о чем вы подумали. Отец не стоял за спиной у матери, когда она упала с утеса и разбилась насмерть. Но змея супружеской неверности может убивать не менее жестоко, – холодно объяснил он.
У Элизабет голова пошла кругом. Однако все же не настолько, чтобы совсем не замечать прикосновения требовательных пальцев спутника к ее руке.
– Я… я… не знаю, что и сказать…
Роган с усмешкой на губах смотрел, как она лихорадочно шарит в сумке в поисках ключей от машины.
– Среди особ своего пола вы наверняка уникум.
Элизабет понимала, что, скорее всего, ему хотелось смягчить напряженность, возникшую в результате разговора. Однако нарочитой колкости слов это желание, по ее мнению, никак не смягчало.
– Вы шовинист по половому признаку, да?
Тут она наконец нашарила ключи и занялась отпиранием дверцы автомобиля.
Роган вздернул бровь:
– Если бы я был шовинистом по половому признаку, то никогда не позволил бы вам вести машину.
Элизабет изумленно и почти оскорбленно взглянула на него поверх зеленой крыши автомобиля:
– Это моя машина!
Он легкомысленно дернул плечом:
– Подозреваю, что больше всего на свете шовинистов волнует собственное больное эго, а не вопросы собственности.
Роган открыл дверцу и разместился на пассажирском сиденье.
Элизабет больше ничего не оставалось, как тоже сесть в машину.
Бросив на Рогана хмурый взгляд, она включила зажигание. Они выехали с площади, потом из города и по приморскому шоссе направились обратно к Салливан-Хаус.
Над дорогой и ниже ее громоздились высокие утесы. Те самые утесы, с которых упала и разбилась насмерть мать Рогана?
Почему-то Элизабет думала, что Мэгги Салливан умерла от какой-нибудь болезни. Неприятно было узнать, что ее муж – змея подколодная! – повинен в адюльтере. Особенно если вспомнить собственного отца и реакцию матери на его поведение…
Именно поэтому Элизабет, став взрослой, не позволяла себе никакой путаницы в личной жизни – слишком много боли и разочарований было в ее детстве. Она не любила об этом вспоминать.
Наверное, сейчас лучше отложить занятия библиотекой Салливан-Хаус и вернуться к ним следующим летом, когда улягутся эмоции. Когда Роган вернется в Нью-Йорк и не будет беспокоить ее своим присутствием…
А он тревожил! Хотя бы непосредственной близостью в тесном автомобильчике!
Ее тревожила не только скрытая сила Рогана, но даже его запах. Так хотелось протянуть руку и потрогать соседа, что пришлось покрепче ухватиться за руль.
Никогда еще она не реагировала так ни на одного мужчину.
– О чем вы думаете? – вдруг спросил он.
Элизабет буквально вцепилась в руль:
– Интересно, ваши длинные волосы – это реакция на долгую службу в армии или вы просто забыли побывать в парикмахерской?
– Лгунья, – хрипло проворчал Роган.
Он хорошо видел, как Элизабет украдкой бросает на него взгляды из-под темных ресниц. И догадывался, какое возбуждение она испытывает, когда на него смотрит.
У нее ярко блестели глаза и пылали щеки. Дышала она неровно. А тонкая ткань блузки подчеркивала грудь и бессовестно выдавала состояние женщины. Элизабет Браун всей своей церемонной душой жаждала его, и ему это нравилось.
Элизабет сразу ощетинилась:
– Я?! Вы… вы…
Он одарил ее сексуальной улыбкой:
– Признайтесь, Лайза, когда вы смотрите на меня, вам нравится то, что вы видите. – На этот раз он нарочно назвал ее так.
– Я же сказала, не называйте меня…
Роган развернулся на сиденье так, чтобы видеть ее целиком:
– А мне нравится называть вас Лайзой. Когда у вас так блестят глаза и краснеют щеки, вы все-таки больше Лайза, чем жесткая и неприступная Элизабет.