Развал СССР поставил Кубу на грань полного экономического коллапса. Россия отказалась поставлять на Кубу нефть и продукты ее переработки даже за свободно конвертируемую валюту, тем самым фактически присоединившись к политике эмбарго. Для Кубы это было страшным ударом – острый дефицит нефти привел к сокращению сельскохозяйственного производства, из магазинов исчезли самые необходимые товары, повсеместно были введены карточки на продовольствие.
В сентябре 2010 года в интервью американскому журналу «The Atlantic» Фидель Кастро признал, что социалистическая экономическая модель Кубы нежизнеспособна.
Сегодня Куба вынуждена сохранять карточную систему распределения товаров, но их объемы и качество могут удовлетворить лишь половину потребностей человеческого организма в необходимом количестве калорий и микроэлементов. Некоторые продукты кубинцы могут купить на черном рынке, но у большинства из них зарплата составляет около 12 долларов в месяц, которых едва хватает, чтобы свести концы с концами. В результате от нищеты в большей мере страдают пожилые люди и дети. Дефицит продуктов, питьевой воды и современных лекарств больно ударяет по населению. В стране нередки случаи массовых заболеваний не инфекционными болезнями, а от элементарного недоедания.
Прочитав это, Валенсия уже не могла выбросить из головы просьбу Марии. В конце концов, если США восстановят отношения с Кубой и полтора миллиона американских кубинцев смогут вернуться на Кубу хотя бы как туристы, хунта Кастро рухнет, как рухнула власть коммунистов в России, когда Горбачев открыл ее границы. И если это понимает она, Валенсия, то это понимают Фидель и Рауль Кастро. Значит, там, на Кубе, все уже так плохо, что им деваться некуда, голодная Куба может растерзать их, как румыны растерзали Чаушеску…
А с другой стороны – ну как она может проникнуть в Белый дом и соблазнить Барака Обаму? Это нереально.
Валенсия заперлась в своем кабинете, открыла сейф и достала из него папку со списком всех выпускниц своей «Маленькой школы интима». Хотя она и так помнила, что у нее не учились ни кубинки, ни испанки, но на всякий случай внимательно изучила весь список. Да, ни одной испанской фамилии! Американские немки, ирландки, еврейки, шведки, даже японки и китаянки – пожалуйста. Только не испанки. Ведь она сама их отсеивала, считая слишком мягкими и недостаточно амбициозными для покорения Уолл-стрит. Но разве она не амбициозна? Значит, при следующем наборе нужно взять сразу несколько испанок…
Валенсия закрыла папку и вернула ее в сейф. После чего повертела вертушку с визитками, тормознула ее на букве «Б», нашла карточку полковника Гомера Брауна и долго смотрела на нее. Все-таки какой-то ключик к Белому дому у нее есть. И значит…
Решительно сняв телефонную трубку, она набрала обозначенный на карточке номер.
– Белый дом, – тут же отозвался женский голос.
Валенсия испуганно бросила трубку на рычаг. Белый дом? Впрочем, что же тут удивительного? Браун работает ассистентом советника президента по национальной безопасности, это указано в его визитке. Смелей, Валенсия!
Она сняла трубку и нажала кнопку «redial», повтор.
– Белый дом, – снова сказал женский голос, но уже другой.
– Гм… Могу я поговорить с мистером Брауном?
– Пожалуйста, как вас представить?
– Валенсия Меланжер.
– Одну секунду…
И прошло не больше секунды, как трубка взревела густым мужским басом:
– Валенсия! Это ты?
Она не смогла сдержать улыбки:
– Я, мистер Браун.
– Я рад тебя слышать! Где ты? В Нью-Йорке?
Значит, телефонистка Белого дома уже сказала ему, что звонок из Нью-Йорка, и вообще ее номер там уже зарегистрирован.
– Да, я в Нью-Йорке.
– Я хочу повидать тебя! Могу хоть завтра прилететь в Нью-Йорк!
«Понятно, как ты хочешь “повидать” меня…»
– Спасибо, мистер Браун. Но я планирую скоро быть в Вашингтоне.
– Когда? Как скоро?
– Я позвоню вам.
– Точно позвонишь? Обещаешь?
– Конечно. Обещаю. До свидания, мистер Браун. Рада была услышать вас.
– И я тебя. Жду в Вашингтоне!
Валенсия положила трубку. Да, у нее есть ключик к Белому дому. Но и у Белого дома есть теперь ее телефонный номер…
Валенсия встала, подошла к зеркалу и взглянула себе в глаза. Почти три года она бегала от этой работы, от своей шпионской миссии. Ради этого она вышла замуж за Марка, училась в университете на бизнесвумен, была любовницей Ребера, занималась аферой с телефонными звонками, даже совершила уголовное преступление и, наконец, открыла свой первый легальный бизнес – и что же? Теперь сама, без всякого принуждения со стороны Москвы и генерала Серпухова, она собирается не стащить у какого-то американского ученого его секретные чертежи, нет! – она должна зайти в Белый дом к самому президенту Соединенных Штатов!
Не слишком ли круто вы замахнулись, госпожа Валенсия Арден, а в прошлом – Меланжер-Риес-Кортес?
7
Резко накренившись на крыло, самолет развернулся над ослепительным океаном, и за иллюминатором открылась роскошная панорама предутреннего, выступающего из зыбкого тумана Майами с зелеными и синими стеклянными высотками, раковиной огромного стадиона и сотнями яхт вдоль побережья.
А затем был флоридский хайвей Торнпайк, но в два раза шире, чем семь лет назад – с какими-то новыми огромными зданиями-аквариумами по обе стороны шоссе, космическими мостами дорожных развязок, гигантскими, в полнеба, «американскими горками» нового парка развлечений и с авиалайнерами, которые, казалось, падали перед лимузином на хайвей прямо с рассветного неба, а на самом деле, как объяснил водитель, уходили на соседний аэродром Форт-Лодердейл.
Но Макдоналдс стоял на прежнем месте, на углу Холландэйл-Бич-бульвара и Норд-Дикси-хайвея. И у входа, рядом с дверьми мужского и женского туалетов, здесь, слава богу, еще сохранился телефон-автомат. Держа на согнутом локте дорожную сумку «Louis Vuitton» и поглядывая через стеклянную дверь на почти пустую парковку, Валенсия опустила в прорезь автомата две двадцати пяти центовых монеты и, следя за секундной стрелкой своих «Christian Dior Classic Chronograph», набрала «папу» Хуана. Он ответил по-испански после второго гудка:
– Слушаю, Хуан.
– Hola papa, soy yo…
Пауза. Три секунды, четыре. Снова прокуренный голос:
– Наконец. Ты где?
– Там, где мы встретились в первый раз.
– Понял. Жди.
И – гудки отбоя. Валенсия облегченно выдохнула – десять секунд. Все-таки она не зря прошла подготовку в «Розарии № А08». Даже если его телефон прослушивается, за десять секунд невозможно определить, откуда она позвонила.
У стойки, где юные продавщицы тоже говорили по-испански, Валенсия взяла себе холодный чай со льдом и села у окна. Хотя в Макдоналдсе был кондиционер, ей было жарко, ведь она была одета по нью-йоркской погоде – высокие сапоги, теплая юбка и деловой пиджак поверх гарусной кофточки. Пиджак, конечно, можно снять, но дальше снимать нечего, а за окном ни много ни мало, а 89 по Фаренгейту. И это в 8.30 утра!
Она ждала «папу» Хуана и не обратила внимания на старенький серый «Форд-Мустанг», из которого вышел молодой кубинец лет шестнадцати. Но парень, зайдя в Макдоналдс, уверенно подошел к ней, сказал по-испански:
– Hola. He venido a recogerle. Don Juan le está esperando.
Валенсия молча встала и вышла за ним.
Дон Хуан ждал ее в «La Palma Latin Cafe» на Calle Ocho, Восьмой улице в Little Havana, Маленькой Гаване, которая, по словам ее юного водителя, уже давно перестала быть little, поскольку, по самым скромным подсчетам, во Флориде теперь живет полтора миллиона кубинцев. Между прочим, сказал он, сегодня вечером тут Карибский карнавал, который, правда, не идет ни в какое сравнение с роскошным февральским Кубинским карнавалом и тем более с мартовским Кубинским фестивалем. Но все равно он советует сеньоре побывать вечером на карнавале, «Como puede ver, señora, todo esta limpio y decorado».
Валенсия видела. Нельзя сказать, что район Маленькой Гаваны и ее главная улица Calle Ocho произвели на нее сильное впечатление, скорее наоборот – сплошная вереница старой и низкой сарайной архитектуры и почти никакой зелени, кроме пальм, но зато все стены магазинов, кафешек и ресторанов расписаны яркими граффити в манере а-ля Мишель Мирабаль и Хорхе Родригес-Герада.
Старик Хуан явно сдал за эти семь лет – почти облысел, похудел и скукожился, словно стал меньше ростом и морщинистее лицом. Только глаза, нос и кадык на шее были такими же острыми, как прежде. И конечно, неизменная сигарета в прокуренных желтых зубах. Впрочем, встретил он Валенсию с размахом – едва она вошла в «La Palma Latin», как на столе тут же возникли заказанные заранее бутылка испанского «Altos de Luzon», фрикасе из курицы с пахучими кубинскими травами, жаркое из козлятины, паэлья и рагу «себаче» из рыбы с перцем ахи и лимонным соком.
– Madre mía, no puedo comer toda esa comida! – взмолилась Валенсия.
– Ешь, – приказал Хуан. – Всё ешь! Вспомни, как говорят на Кубе: «Полный желудок – счастливое сердце!» Впрочем, там уже давно так не говорят.
Валенсия тут же воспользовалась таким поворотом разговора:
– Я прилетела как раз по этой причине. А Мария будет с нами?
– К сожалению, нет. Она в университете.
– Она учится? На кого?
– Пишет диссертацию по истории Кубы и работает.
– Вот как? Это здорово! Ну, что ж. Но она передала мне ваше задание…
– Это не задание, – перебил он. – Это просьба.
– Ваша просьба для меня задание. И я знаю, как его выполнить. Но не сама и не в одиночку. Один человек эту проблему решить не сможет.
– Даже ты?
– Даже я. Я хочу подготовить десять таких, как я, а еще лучше – двенадцать. А после моей подготовки я устрою их на работу в Белый дом, Конгресс, Госдеп и даже в АНБ, Агентство национальной безопасности. То есть они будут решать эту проблему со всех сторон.
Нужно отдать должное «папе» Хуану – он сохранил остроту ума и не стал выяснять подробности, а задал только один вопрос, да и то по-английски:
– Сколько?
– Понимаете, деньги будут нужны не для меня. Я-то буду учить их даром. Ради Кубы. Но чтобы их взяли в Белый дом, Госдеп и в АНБ, им нужны дипломы «Лиги плюща» – Йельский университет, Гарвард или Принстон. Я сделаю им Принстон, я там училась.
– Сколько? – повторил Хуан.
– Полмиллиона.
Хуан подозвал официанта:
– Горячий шоколад и «Куба либре»!
А когда Валенсия допила коктейль, состоящий из рома, колы и ломтика лайма, встал и кивнул на выход.
8
Небольшой катер резво шел по заливу Бискейн, который с юга врезался во Флориду на пятьдесят миль в глубину, расщепив ее оконечность на манер крокодильей пасти. Теперь слева от катера тянулся узкий островной барьер, отделяющий залив от океана, на этом барьере плотной цепью стояли новейшие стеклянно-голубые небоскребы элитных кондоминиумов – округлые, прямоугольные, спиралевидные, пирамидальные и даже косоугольные – с обширными террасами, усаженными пальмами, и с плавательными бассейнами на крышах. А справа простиралось побережье старых застроек, прореженное парками с пальмами, манговыми деревьями и еще какими-то яркими экзотическими растениями.
Хуан молча стоял у штурвала, но Валенсия и не нуждалась в экскурсоводе. Она достала из сумки айпад и теперь по карте в Google следила за местами, которые проезжала: вот слева Санни-Айслс-Бич, там дети бегут по пляжу с цветными воздушными змеями над головами… Вот Бэй-Харбор-Айлендс, «сюда когда-то заплывали пираты»… А это уже Хьялих, «северный пригород Майами с населением более двухсот тысяч человек. 95 % – латиноамериканцы, 75 % – выходцы с Кубы. Главная достопримечательность – стадион Хьялих-Парк-Рэйс-Трек, где проходят забеги собак и лошадей»… А это уже Brickell – «высотный район и финансовый бизнес-центр Майами. Здесь находятся множество жилых многоэтажных башен с роскошными апартаментами, престижные отели, дорогие заведения питания и магазины. Население – банкиры и менеджеры»… И всюду – причалы яхт-клубов с белоснежными яхтами самых разных размеров – от маленьких парусников до океанских лайнеров…