Разумеется, Джейсон знает не всё, но в мире запоминаемого осталось не так уж много ему неизвестного.
Чего он не знает? Как быть нормальным человеком? Я тоже не знаю. Но у меня причина явно получше.
Боже, Джейсон, мой лучший друг и самый раздражающий человек, который мог на одном дыхании выпалить монолог из обрывков своего разума, а потом хохотал, когда у меня не хватало уровня мозговитости.
Джейсон, который когда-то заставил меня танцевать перед всеми кураторами музея, потому что я проиграла пари.
Джейсон, который иногда, когда я кашляла, как бы был не со мной. Да, он стоял рядом, но внутри в панике превращался в калькулятор, подсчитывая процент кислорода и показатели пыли, пыльцы и времени, за которое нам удастся добраться до больницы.
Я ненавидела это его поведение, потому что оно напоминало мне о болезни.
Иногда он бормотал себе под нос, рисуя диаграммы, которые мне не показывал, думая о том, что не собирался обсуждать.
Ну так он и не был идеальным, Аза. Не был. Просто в твоей голове ты пытаешься сделать из него то, чем Джейсон никогда не являлся. Какая разница, что в ту же секунду, как ты увидела его в костюме аллигатора, ты подумала «о боже, наконец-то кто-то такой же, как я».
Он не такой, как я.
Он человек.
Верно.
Заткнись, мозг Азы. Заткнись.
Я слышу из глубины судна ужасный крик невидимой птицы.
«Нет. Оставь меня или убей»,– поёт призрак.
Он переходит к бессловесным крикам, от которых моё тело холодеет. Призрак-птица – Кару, вспоминаю я – снова поёт, издавая болезненный вой. Все притворяются, что ничего не происходит. Все его игнорируют.
Я пытаюсь заблокировать звук, но потом из ниоткуда мельком вижу то, чего не могу…
Кто-то склоняется надо мной в колыбели.
На мгновение я вижу собственную крошечную руку в большой руке в чёрной перчатке.
И это всё, что у меня есть, обрывок воспоминания.
«Убей меня,– кричит птица-призрак. – Разбитое сердце. Разорванная струна».
Я снова вздрагиваю, когда Дэй трясет меня за плечо.
– Шевелись, если не работаешь. Ты мешаешь ставить сети.
– Ты это слышишь?
– Слышу что?
– Птицу.
Дэй склоняет голову набок.
– Нет, – отвечает он, хоть и слышит.
Что я вспоминаю?
Я тяну Дэя за рукав.
– Магонианские дети. На что они похожи?
– Они? Мы. Мы вылупляемся. И при этом мы намного разумнее детей подводников, – говорит первый помощник с напыщенным видом. – Я помню, как я вылупился.
Я не доставлю ему радости, показав, как меня впечатлил его рассказ.
– А кричащая птица?
– Призрак, – натянуто отвечает Дэй.
– Это кэнвр?
– Это уже два вопроса. Или четыре, в зависимости от того, как считать, – говорит он угрюмо.
– Дэй, пожалуйста.
– Просто… – шипит он, оглядывается, а затем оттаскивает меня от ближайших членов команды. – Просто оставь это, Аза. Призрак всполошился с тех пор, как ты взошла на борт.
Я останавливаюсь, задумавшись.
– Но если это призрак, то раньше он был чем-то другим. Чем же?
Дэй вздыхает, теряя терпение от моего невежества.
– Птицесердцем.
– Что за птицесердце?
Минуту он молчит, потом произносит:
– Птицесердца – особые создания, но этот сломался давным-давно. Он не причинит тебе боли. Осталась лишь его скорбь. Возможно, поэтому он тут и задержался.
– Ты уверен, что он…
– Я никогда не видел его, Аза, а заметил бы, будь он настоящим. Он – ничто. Давняя скорбь с громким голосом. Разорванные связи – серьёзное дело. Иногда им не приходит конец даже со смертью. Накорми парус.
Дэй протягивает мне маленькую сетку и указывает на толстых мотыльков, которые крутятся у фонарей корабля.
Когда я приношу извивающийся корм, мышепарус смотрит на меня, а я – на него. Его чёрные глаза усталые и… добрые.
Он тихо поёт, так что слышу только я.
«Найди его, найди птицесердце»,– выводит трель летучая мышь.
В ту ночь я плохо сплю на своей странной койке; мне снится, что меня похищают, я потерялась и лишилась всего, и всю ночь песнь птицесердца преследует меня во сне.
Глава 15
{Аза}
Мы с Дэем вместе несём вахту на палубе в сумерках и глядим в небо. Ничего не видно, просто потемневшее нечто, никаких кораблей.
Я думаю о командных байках, которые подслушала, а в последнее время и выспросила. Ростре делятся ими неохотно: косят в сторону, понижают голоса до шёпота. Я всё равно узнаю.
Они говорят о летающем кракене и о кораблях-призраках в небесных просторах. Шепчут о полях магонийских эпифитов – волшебных растений, живущих в воздухе. Раньше они были везде и мешали передвижению магонийских кораблей. Их корни цеплялись за крылья мышепарусов, изнуряя ростре, которые потом падали в полёте.
Часть этих рассказов, разумеется, вымысел, но некоторые волнительно правдоподобны. Так что я не безумна, раз постоянно смотрю через плечо за перила. Если верить команде, то опасностей множество.
– Что я делаю? Там же ничего нет, – бормочу я себе под нос через некоторое время гляделок в темноту.
Дэй возражает:
– Там есть всё.
Он ходит взад-вперед, а я в смятении застываю по правому борту. Несмотря на холод, Дэй без рубашки, наверное, специально, чтобы выбить меня из колеи. Его кэнвр, Свилкен, с песней вылетает и залетает в грудь и щебечет с птицами в загоне наверху.
Против воли я краем глаза замечаю бицепсы Дэя, когда он карабкается по оснастке и нарезает круги по палубе. Магонийцы не стыдятся наготы, и, кажется, им не холодно.
Ну а я исключение. Очевидно, моя способность регулировать температуру тела испорчена годами в тёплом климате поднебесья. Вряд ли я буду снимать здесь рубашку.
Я всё ещё земная Аза, так что раздеваться? Никогда и ни за что.
Насколько могу судить, я провела на «Амине Пеннарум» почти четыре недели. Я начала понимать кое-что, вспомнив, что мозгами меня не обделили, пусть я и новичок в этом мире. И пусть не пою, как отчаянно хочет Дэй, но умею слушать.
Время от времени рядом с нами появляется другое судно, разгружает наши хранилища, забирает наши «урожаи» в Маганветар – столицу Магонии. Пусть еды хватает, но в рацион для палубной команды – ростре – входят лишь пирожки из птичьего корма.
Конечно, в Магонии нет растений, так что нам не обойтись без грабежей Земли и создания бурь.
Наверху все странности, которые люди видят снизу, обретают смысл. Странные снежные бури, дожди, когда сияет солнце, то, как ветер может налететь из ниоткуда, охватывая полквартала. Суперторнадо. Ураганы. Гигантские грозовые очаги.
Всё дело в Магонии.
Однажды в семнадцатом веке магонийцы собрали в Голландии урожай цветущих тюльпанов, потому что решили, будто цветы съедобны. Осознав, что это не так, магонийские корабли с отвращением выбросили тюльпаны с неба, тем самым немало озадачив бедных жителей Амстердама. Будто лягушачий дождь, только из цветов. Их экономика изрядно пострадала.
(Хотелось бы мне это увидеть.)
Ростре выполняют большую часть тяжёлой работы на палубе и во время сбора урожая. Посещая землю, они опускаются ниже определённой высоты и обращаются из птице-человечьих гибридов в нормальных пернатых.
Ростре знают почти всё, что связано с небом, так что я при первой возможности общаюсь с ними.
Золотистая орлица рассказывает мне историю об исчезновении пассажирских голубей.
– Раньше на горизонте было множество серебристых кораблей с голубями в команде. Мои предки рассказывали, что такие суда доходили до края неба. Но к моему рождению все исчезли. Целая раса уничтожена. Подводники стреляли по ним и ели.
Она, понятное дело, содрогается. Это ж геноцид.
– Подводники пытались убить и моё племя. Наши гнёзда уничтожались, яйца становились мягкими и ломкими, но мы выжили. Переживём и Магонию. Возможно, ты нам поможешь, капитанская дочь.
Я не успеваю спросить, как помочь и что она имеет в виду: орлица улетает. На её когтях блестят цепи. Она тянет «Амину Пеннарум» выше.
Никто не возражает против своих обязанностей и статуса. Весь корабль поёт в унисон.
Призрак – сердцептица Кару – единственный, кто не слушается и осмеливается выбиваться из гармонии.
Что бы там Зэл ни говорила, он всё кричит. Голосом настолько полным боли, муки, одиночества, что у меня глаза наливаются слезами каждый раз, как я его слышу.
Он и сейчас поёт в наступающей темноте.
Несколько шквалокитов подплывают к кораблю и гудят Милекту, который резко сообщает им, что мне всего лишь грустно. Я не ранена.
«Она выплачет бурю?»– спрашивает один из детёнышей, и я чувствую, что они находят удовольствие в моих слезах. Сравнивают их с бурями шквалокитов. Вряд ли они понимают людскую тоску.
– Я даже не плачу, всё нормально, – возражаю я.
Мать-шквалокит смотрит на меня сначала одним глазом, затем другим, ударяя по серой туче перьевыми плавниками.
«Пой»,– советует она мне, будто своему детёнышу.
Я хмурюсь. Будто мне нужна ещё одна мать.
И вытираю лицо рукавом.
Я ещё не всё понимаю в устройстве Магонии. Сегодня другое судно прислало нам сообщение – блестящую стрелу с привязанным письмом на нашу палубу.
– Я слышала, что подводники называют это метеором. А тут это письмо от капитана капитану, – говорит мне Джик одними губами.
Представляю, как астрономы внизу рассматривают световую арку в темноте, рисуя её схему.
Зэл смотрит на сообщение.
– Держи курс, – бормочет она наконец Дэю. – Они знают о потере подзорной трубы и требуют компенсацию. Они направили Дыхание за штрафом и разобраться с последствиями. Они не знают об Азе.
– Лучше, чем я ожидал, – с кивком отвечает Дэй.
– Что значит «разобраться с последствиями»? Что значит, они не знают обо мне? – спрашиваю я, пользуясь тем, что Зэл отвлеклась. И Дыхание… тут все говорят о нём, а я понятия не имею, что это такое.
– Столица знает, что при сборе урожая мы потеряли подзорную трубу. Маганветар следит за всем. Пропажа привлекла их внимание. Артефакты из Магонии и прежде оказывались среди подводников, вызывая ненужный интерес. Тех, кто ронял эти предметы, наказывали.
– Почему нельзя сказать, что ты вернула дочь? – спрашиваю я её. – Ты меня стыдишься?
Зэл смотрит так, будто я ничегошеньки не понимаю, и признается:
– Аза, дело совсем не в этом. Ты – мой ответ на всё. Я просто не могла.
Вот и ещё одна тайна.
Иногда воздух вокруг нас теплеет, а иногда мои волосы леденеют. Милект раздражённо жалуется, сидя в моей груди. Он грубый учитель. Если не раздражён, то учит меня магонийскому алфавиту, который надо петь, а не произносить. Так что пою буквы. Теперь я впала в детство, мне снова три годика. Как я смогу выучить весь язык всего за несколько недель? Как мне узнать всё, что известно остальным?
Я ловлю взгляд Дэя. Он быстро отводит глаза, будто подсматривал моё домашнее задание.
Я мысленно пою магонийский алфавит и гляжу в туман. На горизонте появляется точечная линия над облаками, где плывут высочайшие насекомые. Целая колония летучих мышей.