— Арлингтон сжёг свои архивы и книги? Отсюда и пепел?
Смед кивнул.
— Некоторые из книг. Названия мы установили по обложкам, но они нам ни о чём не говорят. Мы исторических отделений не заканчивали. Это уже ваша область. Но обратите внимание на куски странного обугленного материала. Это пергамент. Я не сам догадался: у Мартина из лаборатории — образцы с места. Арлингтон сжёг не только старинные печатные книги, но и бесценные манускрипты. Вместе с иллюминированными заглавными листами. Тщательно сжигал, ворошил в камине — ничего нельзя восстановить. Так и не ясно, по какому принципу он выбирал, что сжечь, а что просто раскидать, чтобы прибавить работы группе вызова. Методичный был человек. И насжигал исторического наследия на целое состояние.
— Странно, — я почувствовал, что логика развития событий ускользает от меня. — Так разобраться с делом всей своей жизни…
— Вот именно, Колин. С семейным делом, между прочим. Магазинчик он унаследовал от отца. Это один из самых старых букинистических магазинов в Вест-Энде. Находится там с начала девятнадцатого века. Бизнес начинал ещё прапрадед Арлингтона.
Я по-второму разу просмотрел фотографии, сложил их в аккуратную колоду, по привычке перетасовал и положил на стол.
— Поправки к предварительному психиатрическому заключению? — поинтересовался Смед.
Я криво улыбнулся и ослабил узел галстука.
— В дополнение к галлюцинациям и суициду? Несомненно! Мания преследования. Видимо, он опасался визита вечернего гостя не на шутку.
— Никаких альтернативных предположений?
— Альтернативных? Насколько альтернативных? Может быть вы подозреваете, что это было убийство, замаскированное хитроумным пакистанским зомби под самоубийство? И что же он, этот зомби, натворил? Застрелил Арлингтона и сунул ему эту самую беретту в правую руку? Или сначала съел его мозги, как положено зомби, а потом проделал все эти манипуляции? Ждите мемуаров на языке урду…
Смед сложил руки на груди и укоризненно на меня посмотрел.
— Нет, Колин. В ответ на ваш неуместный сарказм сообщу вам, что Арлингтон застрелился сам. Затем его труп был обезображен. Пока что, картина следующая: неизвестный посетитель загадочным образом появился в квартире Арлингтона. Следов взлома не обнаружено. Как-будто хозяин впустил его, закрыл дверь а потом дал ключи, перед тем как застрелиться, вместе с кодом от сигнализации: «Заприте дверь, сэр, когда будете уходить. Я буду смертельно занят».
— И что же? Он дал ему ключи? И код? А потом застрелился?
— Нет, Колин, — терпеливо продолжал Смед. — Ключи у Арлингтона — номерные. То есть из зарегистрированной колодки. Условия страховки. Так вот, все ключи, произведённые рекомендованной фирмой, были найдены в квартире. И, заметьте, сигнализация не сработала. Арлингтон включил сигнализацию в шесть сорок пять вечера, согласно информации из агентства охраны. Он был подключен к круглосуточному наблюдению.
Я всё ещё пытался вырваться их паутины мистики, сплетённой Смедом.
— Может быть Арлингтон нанёс себе повреждения сам. Перед тем как спустил курок? Этакий пресуицидальный мазохизм… С чего вы взяли, что вообще был вечерний посетитель? Или таинственный гость оставил запись в книге посетителей?
— Нет, не оставил. К сожалению, никаких камер слежения внутри квартиры у Арлингтона установлено не было. А это существенно облегчило бы нам задачу. Шучу…. Здесь проблема в другом. В десять тридцать утра — или около того — Арлингтон запер магазин и включил сигнализацию. Он поднялся в квартиру и напечатал это письмо: наши компьютерщики установили, что процессор был включён в десять сорок. Все файлы, включая адреса были стёрты, но, ввиду ограниченного объёма информации, восстановить их оказалось несложно. Кстати, это письмо мы вытащили из и-мэйла. Из раздела «Послано». Ребята из Яху дали нам доступ к его адресу. Далее…. У нас нет никаких данных о том, где он провёл время до пяти вечера. Скорее всего — наверху, в своей квартире над магазином, тщательно уничтожая архив. Свидетелей его выхода за предела магазина и квартиры — не имеется. Через задний ход он должен был бы появиться на углу Кёрзон и Хаф Мун Стрит. Там стоит камера постоянного слежения. Ребята из Мэйферского отделения полиции уже просмотрели все записи за восемнадцатое сентября — он не появлялся в кадре. Та же ситуация с камерой на углу Кёрзон и Одли Стрит, если предположить, что он пошёл в сторону Гайд Парка.
— Эдвард, — я картинно закатил глаза. — О чём это вы? Обходить уличные камеры умеет любой лондоский сумасшедший. Тем более владеющий латынью…
— Допустим. Даже если сошедший, по-вашему, с ума Арлингтон куда-либо и отлучался в течение дня, это не меняет печального результата. Вам, конечно, придётся проверить все его «телодвижения» в тот день.
Мне оставалось только обреченно склонить голову. В планах Смеда я уже рыскал по Лондону и подробно интервьюировал родных, близких и знакомых Арлингтона.
— В шесть сорок пять Арлингтон включил сигнализацию в квартире, — гнул свою линию Смед. — Где-то около семи — семи тридцати он поднялся на третий этаж, где находится спальная, не раздеваясь лёг на кровать, и выстрелил себе в правый висок. Согласно патологоанатомам, смерть наступила немедленно.
— А причём здесь этот пакистанский зомби?
— Бангладешский, Колин. Бангладешский. Арлингтон невнимательно прочитал статью в «Стандарте». Звали его Сайид Рахман. Проживал он в Уайтчапел. Так вот, Сайид Рахман был убит 15 сентября в одном из переулков в районе Брик Лэйн. Не припоминаете внутренний меморандум на эту тему?
Я отрицательно покачал головой.
— Тогда вас ждёт сюрприз. Не то, чтобы приятный…. Но об этом чуть позже. Тело господина Рахмана исчезло из морга Лондон Ройял Хоспитал семнадцатого сентября. Бесследно… В тот же день, а я имею в виду день самоубийства Арлингтона, та самая камера на углу Кёрзон и Хаф Мун запечатлела гражданское лицо, весьма похожее на Рахмана…. ну вы знаете, какое там качество изображения — ни в чем нельзя быть уверенным… Кто-то внешне похожий на Рахмана, хотя одетый по другому — джинсы, куртка, шарф… Рахман был найден в традиционной бангладешской длинной рубахе и шальвари… Так вот, кто-то похожий на Рахмана пересекал Хаф Мун Стрит четыре раза в тот же самый день: один раз в десять часов утра, второй раз в десять двадцать. Затем в восемь вечера и в восемь двадцать пять. Совпадает с утренним и предполагаемым вечерним визитами…
— Любой мужчина азиатского типа похожий на Рахмана, который живёт или работает по соседству и ходит на Пикадилли к станции метро Грин Парк? — предположил я.
Смед порылся в папке и, прежде чем, протянуть мне очередные фотографии, сказал:
— Возвращаясь к вечернему визиту… Спустя полчаса — час после наступления смерти, труп Арлингтона был обезображен. Распорот живот, извлечены внутренности, перерезано горло — слева направо с рассечением обоих каротидных артерий. Сайид Рахман был убит похожим образом: перерезано горло, вспорот живот, вынуты кишки, удалены почки и мочевой пузырь. Части кишечника живописно размещены на груди и плечах убитых. Вот фотографии с мест преступлений. Взгляните, это вам ничего не напоминает из ваших занятий в Академии?
С этими словами Смед перебросил пару фотографий через стол. Я внимательно изучил одну, затем вторую. Что-то всплыло их глубины памяти, откуда-то из студенческих лекций по истории патологоанатомии или из зачитанных учебников по криминалистике.
— Джек Потрошитель?…. — почти шопотом спросил я.
Смед кивнул.
— Экспрессом из 1888 года. Только теперь он переключился на мужчин.
Глава 3. Увертюра
1 сентября 1888 года
5.00 пополудни
Пост-мортем
«Труп женщины сорока-сорока пяти лет. Смерть наступила примерно в 3 часа 30 минут утра 31 августа 1888 года. При первичном освидетельствовании нижеподписавшимся, произведённом на месте преступления, в 4 часа 10 минут утра 31 августа 1888 года, ригор мортис не отмечен, ткани сохраняют почти нормальную температуру.
Горло разрезано двумя движениями слева направо. Первый разрез: поверхностный — от левого уха и до середины горла — проходит в дюйме от нижней челюсти. Второй разрез — глубинный. Длина восемь дюймов, полностью опоясывает горло. Начинаясь примерно в дюйме ниже первого разреза, второй разрез спускается на три дюйма ниже челюсти. Рассечены все ткани, включая каротидные артерии, мышцы, трахея и спинной мозг. Сквозь разрез различимы следы лезвия на шейных позвонках, что свидетельствует о попытке отделить голову от туловища.
На нижней челюсти, над правыми коренными зубами — гематома. Возможно причинена большим пальцем руки нападавшего. Такая же гематома — на левой щеке.
Брюшная полость рассечена от центра, ниже ребёр. Разрез продолжен с уклоном влево и вниз, огибая гениталии и спускаясь ниже промежности, затем поднимаясь вверх и заканчиваясь слева от желудка. Разрез завершается расширенной раной с неровными краями. Глубина разреза — до позвоночника с отдельными поражениями желудочной ткани. В области гениталий — две колотые раны.
С правой стороны туловища — несколько колотых ран, нанесённых сверху вниз и переходящих в глубокие разрезы.
Все разрезы произведены одним и тем же инструментом с исключительно острым и толстым лезвием. Структура и состояние ран, а также выделения из тканей, свидетельствуют о том, что все они нанесены в течение короткого промежутка времени — не более четырёх-пяти минут. Направление и глубина основных разрезов на шее и брюшной полости, учитывая скорость их нанесения, означают наличие у преступника хирургических навыков ……
Доктор Льюэллин — для отделения Полиции Бетнал Грин.
(из Оффиса Общественных Архивов, Кью Гарденс, Лондон)
31 августа 1888 года
4:30 утра
В половине четвёртого утра, в пятницу, 31 августа 1888 года, Чарльз Кросс, лицензированный извозчик компании Пикфорд, направлялся к месту своей постоянной службы — в Уайтчапел.
Бедный народ, населявший Уайтчапел, заканчивал работать поздно вечером и, управившись со своими скудными домашними делами, мелкими покупками, пинтой эля или стаканом джина в соседнем пабе, забывался тяжёлым сном глубоко за полночь. Но как только служивый люд засыпал, улицы Ист-Энда снова начинали заполняться народом, отправлявшимся на работу засветло: рыночными торговцами, извозчиками, докерами, булочниками. Поэтому ни днём, ни ночью, на улицы Ист-Энда не опускалась тишина, и даже в предрассветном тумане слышен был стук каблуков по мощёным мостовым.
Но среди ночных пилигримов Ист-Энда, среди местного люда, спешащего по своим делам, среди неизменных полицейских, двигающихся по своим дежурным периметрам, среди всей этой то убыстряющей, то замедляющей свой шаг суеты, одинокими островками выделялись женские фигуры — на пересечениях улиц, в подворотнях, у дверей пабов, в нишах складских ворот. Квадратная миля от улицы Бишопсгейт до квартала Олдгейт, откуда ещё римские ворота вели когда-то в древний Лондиниум, от новых построек Бетнал Грин до еврейского гетто на Брик Лэйн — квадратная миля Ист-Энда и её многострадальный эпицентр — Уайтчапел — вмещали в себя нищету и трагедию сотен женщин, единственным средством которых к выживанию была ночная торговля собой.