Я еще не знала, что требую от тебя невозможного.
Ты немедленно прислал ответ. Он был лаконичен. «Ты не станешь свободной до тех пор, пока, наконец, не поймешь, что мужчина, который тебя любит, заслуживает большего, чем жалость и презрение».
Так мы впервые поссорились.
Так я впервые вышла из нарисованного тобою заколдованного круга, вышла с криком «чур-чура».
Возвращайся, возвращайся к мужчинам, которые заезжают за тобой на машине, паркуются во втором ряду и принимаются нервно сигналить, нетерпеливо кричать: «Дорогая, ты идешь? Что ты там возишься: мы и так опаздываем… У меня был тяжелый день». Рожай им детей, купите на пару хорошенький особнячок. По вечерам он будет вытягивать ноги под столом и спрашивать, разворачивая салфетку: «Что у нас на ужин? Дети уже спят?» Возвращайся, возвращайся к ним, меня ты не достойна.
Я займусь тобой по-настоящему, наполню твою голову новыми словами, несчетными чудесами, из которых сами собой родятся несчетные слова и несчетные чудеса, и все они будут слетать с твоих губ, выходить из под твоего пера. Я сделаю тебя самой главной, самой уверенной, самой сильной. Я буду изучать и ласкать тебя сантиметр за сантиметром, пока каждая клетка твоего тела не взорвется от наслаждения. Дарить тебе наслаждение станет делом моей жизни… Я буду почитать тебя как принцессу. На тебя еще никто не смотрел так, как это делаю я. Мужчины разучились смотреть на женщин, а женщины – на мужчин. Первые требуют, вторые протестуют. Первые уходят, вторые угрожают. Они расходятся в разные стороны, грустные и одинокие. Жизнь становится горькой как никогда…
Я вновь вернулась в заколдованный круг подруг, чтобы разобраться в самой себе, чтобы спросить совета. Я хотела согреться у горячего котла женской ненависти, проникнуться их теплым сочувствием, ощутить близость себе подобных, своих сестер, сгоревших заживо в адском пламени любви. Но они больше не плясали в лунном свете, не грозились втоптать противника в землю. Отложив свои метлы в сторонку, они удивленно слушали мой рассказ.
– Ты ненормальная! Ты просто не понимаешь как тебе повезло! – восклицает Кристина, облизываясь. – Если он тебе больше не нужен, отдай его мне. Я изголодалась по таким мужчинам. Ты и вправду не притронулась к пирожным? Как можно спокойно смотреть на безе под шоколадным кремом, которое само просится на язык, и не съесть ни кусочка?
– Тебе достался Волшебный принц, а ты своими руками превращаешь его в жабу. Догони его, кинься ему на шею и расцелуй, пока он не возненавидел тебя и не сбежал. У вас есть все, чтобы быть счастливыми: вам нравятся одни и те же вещи, вы говорите на одном языке, он свободен, ты свободна, он готов подарить тебе целый мир, а ты отпихиваешь его ногой! Что на тебя нашло! Ты хочешь закончить как я: разбирать шкафы и всхлипывать… – Вздыхает Шарли, которая давно уже никуда не летала – ждет следующего рейса, следующего порыва.
– Думай, что делаешь, – говорит Аннушка, – такие внимательные и нежные мужчины на улице не валяются. Сейчас пошлешь его, а потом будешь сильно жалеть. Он принимает тебя как данность, любит тебя такой, какая ты есть, не заставляет напяливать на себя то, что ему нравится.
Немного помолчав, она продолжает:
– Ты каждый раз зажигаешься, а потом вдруг берешь и резко жмешь на тормоз. Ты коллекционируешь мелкие придирки и используешь их как оружие против безумца, который посмел тебя полюбить! Тебе представилась прекрасная возможность поработать над собой, понять, почему ты не хочешь быть любимой. Именно этим я и занимаюсь, и, знаешь, я узнала о себе много любопытного!
Они, как по команде, скинули колдовские одеяния, вырядились в роскошные бальные платья, надели хрустальные башмачки и, устроившись у сводчатых окон дворца, принялись мечтать о моем доблестном рыцаре. Каждая надеялась, что на горизонте замаячит мужчина, подобный тому, кого по мановению волшебной палочки преподнесла мне сама жизнь.
Одна Валери хранила молчание, и я с надеждой обратилась к ней:
– Ты же понимаешь, как тяжело принимать любовь, когда тебе ее навязывают с такой силой, с таким апломбом…
– Он должен понять, должен к тебе прислушаться. Объясни ему еще раз… Но раз тебе захотелось убежать далеко и быстро, видимо, ты и впрямь почуяла опасность. В чем она состоит, мы с тобой пока не знаем. Доверься себе, своим эмоциям, своей интуиции. И все-таки стоит дать ему еще один шанс, стоит дать себе еще один шанс…
Подруги дружно советовали мне вернуться в лабиринт страсти, наказывали победить всех драконов, покусившихся на мое любящее сердце, вырвать с корнем все колючки, посмевшие затмить собою солнечный свет. Я была их чрезвычайным и полномочным послом, и они надеялись, что моя миссия обернется успехом, что я привезу из своего путешествия факел надежды. Теперь я билась не за себя одну, я защищала от посягательств их общую мечту.
Чувство пустоты подступило ко мне быстро и незаметно.
Ты запрыгнул обратно на пьедестал, и мне очень тебя не хватало.
Чувство пустоты ходило за мной по пятам как надоедливый супруг, чей неуместный пыл вызывает законное раздражение. «Подожди, оставь меня в покое, – попросила я, – разве ты не видишь, как мне надоели твои приставания».
Но чувство пустоты не сдавалось, оно заполонило мой воспаленный мозг, завладело моим воображением. Оно поставляло мне такие слайды, такие кадры и мгновенные снимки, от которых кровь стыла в жилах.
– Интересно, чем сейчас занимается твой прекрасный возлюбленный? – нашептывало оно. – Как знать, может быть в этот самый момент он обедает в обществе двух или трех барышень, жадно внимающих его словам, которых не меньше, чем когда-то тебя взволновал его глубокий, властный, ласковый голос, его мощная фигура, выдающая сильного и щедрого любовника, этот пронзительный взгляд, который видит тебя насквозь. Одна из них склонила голову на его ладонь и ловит каждое его слово, пожирая рассказчика глазами, другая под благовидным предлогом придвигается к нему поближе, а третья, уходя, тихонько подсовывает ему сложенную втрое записочку со своим номером телефона…
Я имею дело с режиссером изобретательным и спонтанным, он жестом фокусника извлекает из рукава очередную картинку и одним щелчком вдыхает в нее жизнь.
– А знаешь ли ты, – шепчет он, – что человек, которого любят, светится изнутри, излучает необыкновенное обаяние, обладает редкой притягательной силой? К нему, как бабочки на огонек, слетаются те, кто жадно ищет новых чувственных потрясений, новых приключений. Они сразу чуют, что за ним стоит другая женщина, и принимаются его вожделеть. Возможно, они видят его в тысячу первый раз, но именно в этот вечер они смотрят на него по-особенному. При мысли о том, что соперница остановила свой выбор именно на нем, на мужчине, которого они прежде не замечали, они загораются страстным желанием принять вызов, попробовать кусочек чужого пирога, урвать его целиком.
– А что в этом странного? – ухмыляется он. – Это же так естественно. Любовь – это не только возвышенные чувства… – И он отступает, хихикая и потирая руки, заставляя меня страдать и беспокоиться, мучить себя, воображая все новые страшные сцены, пытая себя с новой силой, отчего будущее наслаждение станет еще восхитительней.
Чувство пустоты становится невыносимым. Оно сносит меня с пути, отбивает желание смеяться, петь, нежиться на солнце, не спеша жевать бутерброд, дурачиться, заражая других своим счастьем. Я вдруг становлюсь грустной, я гасну и чахну на глазах. Я опустошена, обескровлена. Мне очень тебя не хватает. Чувство пустоты заслоняет собою любовь, занимает все больше и больше пространства, стирая из памяти воспоминания о счастье и наслаждении, о нашей жизни вдвоем. Оно всемогуще, и требует, чтобы все перед ним трепетали, отдавали ему все до последней капли, ибо оно ненасытно, страшнее его нет в этом мире людоеда, вампира, серийного убийцы, его мишень – счастье, которое двое не сохранили в тайне, о котором посмели раструбить вслух.
Просочившись в самое сердце жертвы, безжалостный злодей принимается по капле высасывать из нее радость жизни. Еще недавно она видела мир в розовых тонах, светилась от любви, думала только о нем, о своем единственном мужчине, о его нежной аппетитной плоти, о его тонкой восприимчивой душе. В этом мире не было острых углов, она брала его под руку и складывала губы в улыбку, кивала ангелам и прыгала как дитя. В этом мире не было предела волшебству, а всякая жестокость казалась лишь частью наслаждения. И вдруг он резко оборвал ее, словно вонзил ей в сердце булавку, оставляя ее истерзанной и исколотой.
О, сладостная боль, возникающая всякий раз, когда я представляю его с другой!
О, мука, острая как наслаждение, доводящая до потери пульса, истязающая мое сердце, чем ты нестерпимее, тем сильнее я сознаю, что жива, что терзаюсь из-за него.
Все из-за него, только из-за него…
Чувство пустоты зажало меня в свои безжалостные тиски, и я сдалась.
Я подняла трубку, набрала твой номер, откашлялась, произнесла:
– Это я.
– Завтра мы уезжаем к морю. Приятель оставляет мне ключи от дома. Я заеду за тобой в десять, буду ждать внизу.
За окном машины мелькает нормандский пейзаж.
Я стараюсь не встречаться с тобою взглядом.
Твой взгляд обращен ко мне, он забрасывает меня вопросами. – Зачем ты это сделала? – недоумевает он. – Ведь все, что я сказал тогда в кафе, не было для тебя открытием. Почему ты отвергла слова, которые сама нашептываешь мне в безнаказанности наших ночей, которых требуешь, протягивая ко мне руки и ноги? Почему ты позволяешь своему телу говорить то, чего не хочешь услышать из моих уст?
Я сижу к тебе спиной, но слышу все, что говорит мне твой взгляд.
Сидя к тебе спиной в полной тишине, я слышу все, что ты хочешь сказать.
Сидя к тебе спиной в полной тишине, я горю желанием прижаться к тебе сильнее.
Когда мы застыли на тротуаре у моего дома, стиснув друг друга в объятиях, я, по сути, все тебе сказала. Я с такой силой бросилась тебе на шею, что ты слегка попятился, чтобы принять тяжелую ношу. Эти несколько дней без тебя висели на мне неподъемным грузом, и я была счастлива скинуть его с плеч, переложить на тебя, чтобы, обняв, ты помог мне окончательно забыться.
Вот он, долгожданный причал. И я с глубоким благоговением вручила тебе свои чемоданы и свою душу, ощущая как мучительные сомнения и каверзные вопросы разрешаются сами собой в крепких и жарких мужских объятиях. С тобою я обнажена до предела. Одним твердым и ловким движением ты принимал в объятия все мое существо. Ты любил меня целиком со всеми моими особенностями, делая меня цельной и особенной. Мне нечего было от тебя скрывать, нечего было стыдиться, ибо ты знал обо мне все и, глядя на меня, вдыхал в меня жизнь.
Без твоего жгучего чуткого взгляда, без твоих сильных и нежных рук я не могу ходить, не могу говорить, не могу творить. Я живу, запинаясь, как ребенок, который учится читать.
Указательным пальцем в шерстяной перчатке я пишу на запотевшем стекле: «Я без тебя не могу».
Ты протягиваешь руку, привлекаешь меня к себе, гладишь по волосам, сжимаешь так сильно, что на меня давят пуговицы твоей куртки. Откинув голову назад, ты заливаешься глубоким торжествующим смехом.
Мы на полной скорости мчимся по загородной трассе. Деревья почтительно склоняются вниз, позволяя нам проскользнуть под своим тонким зимним сводом.
Мы молчим.
«Я не буду с тобой говорить, я буду думать о тебе, в одиночестве борясь с бессонницей.
Я буду ждать: я уверен, что встречу тебя вновь.
Я все сделаю, чтобы не потерять тебя.»