Бездыханный грянулся он наземлю,и
тут же вылетел дух из него от страха.
Раздался петуший крик. Этобылужевторойкрик;первыйпрослышали
гномы. Испуганные духи бросились, кто как попало,вокнаидвери,чтобы
поскорее вылететь, но не тут-то было: так и остались они там,завязнувшив
дверях и окнах. Вошедший священник остановился при видетакогопосрамления
божьей святыни и не посмел служить панихиду втакомместе.Такнавекии
осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, оброслалесом,
корнями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги.
Когда слухи об этом дошли до Киева и богослов Халява услышал наконецо
такой участи философаХомы,топредалсяцелыйчасраздумью.Снимв
продолжение того времени произошли большие перемены. Счастие ему улыбнулось:
по окончании курса наук его сделали звонарем самой высокой колокольни, ион
всегда почти являлся с разбитым носом, потомучтодеревяннаялестницана
колокольню была чрезвычайно безалаберно сделана.
- Ты слышал, что случилось с Хомою? - сказал, подошедши к нему, Тиберий
Горобець, который в то время был уже философ и носил свежие усы.
- Так ему бог дал, - сказал звонарь Халява. - Пойдем в шинок да помянем
его душу!
Молодой философ, который с жаром энтузиаста началпользоватьсясвоими
правами, так что на нем ишаровары,исюртук,идажешапкаотзывались
спиртом и табачными корешками, в ту же минуту изъявил готовность.
- Славный был человек Хома! -сказалзвонарь,когдахромойшинкарь
поставил перед ним третью кружку. - Знатный был человек! А пропал ни за что.
- А я знаю, почему пропал он:оттого,чтопобоялся.Аеслибыне
боялся,тобыведьманичегонемогласнимсделать.Нужнотолько,
перекрестившись, плюнуть на самый хвост ей, то и ничего не будет.
Я знаю уже
все это. Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, - все ведьмы.
На это звонарь кивнул головою в знак согласия. Но, заметивши, чтоязык
его не мог произнести ни одного слова, он осторожновстализ-застолаи,
пошатываясь на обе стороны, пошел спрятатьсявсамоеотдаленноеместов
бурьяне. Причем непозабыл,попрежнейпривычкесвоей,утащитьстарую
подошву от сапога, валявшуюся на лавке.