- Десять тысяч ты за него не дал, - заметилзять.-Ониоднойне
стоит.
- Ей-богу, дал десять тысяч, - сказал Ноздрев.
- Ты себе можешь божиться, сколько хочешь, - отвечал зять.
- Ну, хочешь, побьемся об заклад!- сказал Ноздрев.
Об заклад зять не захотел биться.
Потом Ноздрев показал пустыестойла,гдебылипреждетожехорошие
лошади. В этой жеконюшневиделикозла,которого,постаромуповерью,
почитали необходимым держать при лошадях, который, как казалось, был сними
в ладу, гулял под их брюхами, какусебядома.ПотомНоздревповелих
глядеть волчонка, бывшего на привязи. "Вот волчонок! - сказал он.-Яего
нарочно кормлю сырым мясом. Мне хочется, чтобы он былсовершеннымзверем!"
Пошли смотреть пруд, в котором, пословамНоздрева,водиласьрыбатакой
величины, что два человека с трудом вытаскивалиштуку,вчем,однакож,
родственник не преминул усомниться. "Я тебе, Чичиков, -сказалНоздрев,-
покажуотличнейшуюпарусобак:крепостьчерныхмясомпростонаводит
изумление, щиток -игла!"-иповелихквыстроенномуоченькрасиво
маленькому домику, окруженному большим загороженным со всехсторондвором.
Вошедши на двор, увидели там всяких собак,игустопсовых,ичистопсовых,
всех возможных цветов и мастей: муругих, черных с подпалинами,полво-пегих,
муруго-пегих, красно-пегих, черноухих, сероухих... Тут были все клички,все
повелительные наклонения: стреляй, обругай, порхай, пожар, скосырь,черкай,
допекай, припекай, северга, касатка, награда,попечительница.Ноздревбыл
среди их совершенно как отец среди семейства; все они, тут же пустивши вверх
хвосты, зовомые у собачеев прави'лами, полетелипрямонавстречугостями
стали с ними здороваться. Штук десять из них положили свои лапы Ноздревуна
плеча. Обругай оказал такую же дружбу Чичикову и, поднявшись на задние ноги,
лизнул его языком в самые губы, так что Чичиков тут жевыплюнул.Осмотрели
собак, наводивших изумление крепостью черных мясов, - хорошиебылисобаки.
Потом пошли осматривать крымскую суку, которая была уже слепая и, пословам
Ноздрева, должна была скоро издохнуть, но года дватомуназадбылаочень
хорошая сука; осмотрели и суку -сука,точно,быласлепая.Потомпошли
осматриватьводянуюмельницу,гденедоставалопорхлицы,вкоторую
утверждается верхний камень, быстро вращающийся на веретене, -"порхающий",
по чудному выражению русского мужика.
- А вот тут скоро будет и кузница! - сказал Ноздрев. Немногопрошедши,
они увидели, точно, кузницу, осмотрели и кузницу.
- Вот на этом поле, - сказалНоздрев,указываяпальцемнаполе,-
русаков такая гибель, что земли не видно; я сам своими руками поймалодного
за задние ноги.
- Ну, русака ты не поймаешь рукою! - заметил зять.
- А вот же поймал, нарочно поймал! - отвечал Ноздрев - Теперь яповеду
тебя посмотреть, - продолжалон,обращаяськЧичикову,-границу,где
оканчивается моя земля.
- А вот же поймал, нарочно поймал! - отвечал Ноздрев - Теперь яповеду
тебя посмотреть, - продолжалон,обращаяськЧичикову,-границу,где
оканчивается моя земля.
Ноздрев повел своих гостей полем, которое во многих местах состоялоиз
кочек. Гостидолжныбылипробиратьсямеждуперелогамиивзбороненными
нивами. Чичиков начинал чувствовать усталость.Вомногихместахногиих
выдавливали под собою воду, до такой степени место было низко.Сначалаони
было береглись и переступали осторожно, но потом, увидя, что это никчему
не служит, брели прямо, не разбирая, гдебо'льшая,агдеменьшаягрязь.
Прошедши порядочноерасстояние,увидели,точно,границу,состоявшуюиз
деревянного столбика и узенького рва.
- Вот граница! - сказал Ноздрев. - Все, что ни видишь поэтусторону,
все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, которым вон синеет, и все,
что за лесом, все мое.
- Да когда же этот лес сделался твоим?-спросилзять.-Разветы
недавно купил его? Ведь он не был твой.
- Да, я купил его недавно, - отвечал Ноздрев.
- Когда же ты успел его так скоро купить?
- Как же, я еще третьего дня купил, и дорого, черт возьми, дал.
- Да ведь ты был в то время на ярмарке.
- Эх ты, Софрон! Разве нельзя быть в одно время и на ярмаркеикупить
землю? Ну, я был на ярмарке, а приказчик мой тут без меня и купил.
- Да, ну разве приказчик! - сказал зять, но и тут усумнилсяипокачал
головою.
Гости воротились тою же гадкою дорогою к дому. Ноздрев повел их всвой
кабинет, в котором, впрочем, не былозаметноследовтого,чтобываетв
кабинетах, то есть книг или бумаги; висели только сабли и два ружья - одно в
триста, а другоеввосемьсотрублей.Зять,осмотревши,покачалтолько
головою. Потом были показаны турецкие кинжалы, на одном из которых по ошибке
было вырезано: "Мастер Савелий Сибиряков". Вслед затемпоказаласьгостям
шарманка. Ноздрев тут же провертел пред ними кое-что. Шарманка играла не без
приятности,новсрединеее,кажется,что-тослучилось,ибомазурка
оканчивалась песнею: "Мальбруг в поход поехал", а "Мальбруг в походпоехал"
неожиданно завершался каким-то давно знакомымвальсом.УжеНоздревдавно
перестал вертеть, но в шарманке былаоднадудкаоченьбойкая,никакне
хотевшая угомониться, и долго еще потому свистела она одна. Потом показались
трубки-деревянные,глиняные,пенковые,обкуренныеинеобкуренные,
обтянутыезамшеюинеобтянутые,чубуксянтарныммундштуком,недавно
выигранный, кисет, вышитый какою-то графинею,где-тонапочтовойстанции
влюбившеюся в него по уши, укоторойручки,пословамего,былисамой
субдительной сюперфлю, - слово, вероятно означавшее у него высочайшуюточку
совершенства. Закусивши балыком, они сели за стол близ пяти часов.