Мертвые души - Гоголь Николай Васильевич 24 стр.


Дружбу заведут,кажется,навек:новсегдапочтитак

случается, что подружившийся подерется с ними того жевечеранадружеской

пирушке. Они всегдаговоруны,кутилы,лихачи,народвидный.Ноздревв

тридцать пять лет былтаковжесовершенно,какимбылвосьмнадцатьи

двадцать: охотник погулять. Женитьба его ничуть не переменила, тем более что

жена скоро отправиласьнатотсвет,оставившидвухребятишек,которые

решительно ему были не нужны. За детьми, однако ж,присматриваласмазливая

нянька. Дома он больше дня никак не мог усидеть. Чуткий носегослышалза

несколько десятков верст, где была ярмарка со всякими съездами и балами;он

уж в одно мгновенье ока былтам,спорилизаводилсумятицузазеленым

столом, ибо имел, подобно всем таковым, страстишку к картишкам. Вкартишки,

как мы уже видели из первой главы, играл он несовсембезгрешноичисто,

зная много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьмачасто

оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами,илижезадавали

передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой

он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой.Ноздоровыеи

полные щекиеготакхорошобылисотвореныивмещаливсебестолько

растительной силы, что бакенбарды скоровырасталивновь,ещедажелучше

прежних. И что всего страннее, что может только на одной Руси случиться,он

чрез несколько времени уже встречался опять с теми приятелями,которыеего

тузили, и встречался как ни в чем не бывало, и он, как говорится, ничего,и

они ничего.

Ноздрев был в некотором отношении историческийчеловек.Нинаодном

собрании, где онбыл,необходилосьбезистории.Какая-нибудьистория

непременно происходила: или выведут егоподрукииззалажандармы,или

принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится,то

все-таки что-нибудь да будет такое,чегосдругимникакнебудет:или

нарежется в буфете таким образом, что только смеется,илипровретсясамым

жестоким образом, такчтонаконецсамомусделаетсясовестно.Инаврет

совершенно без всякойнужды:вдруграсскажет,чтоунегобылалошадь

какой-нибудь голубой или розовой шерсти, и томуподобнуючепуху,такчто

слушающие наконец все отходят, произнесши: "Ну, брат, ты, кажется, уже начал

пули лить". Есть люди, имеющие страстишку нагадитьближнему,иногдавовсе

без всякой причины. Иной, например, дажечеловеквчинах,сблагородною

наружностию, со звездой на груди, будет вам жать руку, разговорится с вами о

предметах глубоких, вызывающих на размышления, а потом,смотришь,тутже,

пред вашими глазами, и нагадит вам. И нагадит так,какпростойколлежский

регистратор,авовсенетак,какчеловеквозвездойнагруди,

разговаривающий о предметах,вызывающихнаразмышление,такчтостоишь

только да дивишься, пожимая плечами, да и ничего более.

Такуюжестранную

страсть имел и Ноздрев. Чем кто ближе с ним сходился, томуонскореевсех

насаливал: распускал небылицу, глупее которой трудновыдумать,расстроивал

свадьбу,торговуюсделкуивовсенепочиталсебявашимнеприятелем;

напротив, если случай приводил его опять встретиться свами,онобходился

вновь по-дружески и даже говорил: "Ведь ты такой подлец, никогда комнене

заедешь". Ноздрев во многих отношениях был многосторонний человек,тоесть

человек на все руки. В ту же минуту он предлагал вам ехать куда угодно, хоть

на край света, войти в какое хотите предприятие, менять все что ниестьна

все, что хотите. Ружье, собака, лошадь - все было предметом мены,нововсе

не с тем, чтобы выиграть: это происходилопростооткакой-тонеугомонной

юркости и бойкости характера. Если ему на ярмарке посчастливилось напасть на

простака и обыграть его, он накупал кучу всего, что прежде попадалось ему на

глаза в лавках: хомутов, курительных свечек, платковдляняньки,жеребца,

изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупичатой муки,табаку,

пистолетов,селедок,картин,точильныйинструмент,горшков,сапогов,

фаянсовую посуду - насколько хватало денег. Впрочем, редко случалось,чтобы

это было довезено домой; почти в тот же деньспускалосьоновседругому,

счастливейшему игроку, иногда даже прибавлялась собственная трубка с кисетом

и мундштуком, а в другой раз и вся четверня со всем: с коляскойикучером,

так что сам хозяин отправлялся в коротеньком сюртучкеилиархалукеискать

какого-нибудь приятеля, чтобы попользоваться егоэкипажем.Воткакойбыл

Ноздрев! Может быть, назовут его характером избитым,станутговорить,что

теперь нетужеНоздрева.Увы!несправедливыбудутте,которыестанут

говорить так. Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и,

может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленнонепроницательны

люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком.

Между тем три экипажа подкатили уже к крыльцу дома Ноздрева. В домене

было никакогоприготовлениякихпринятию.Посерединестоловойстояли

деревянные козлы, идвамужика,стоянаних,белилистены,затягивая

какую-то бесконечную песню; пол весь был обрызган белилами. Ноздрев приказал

тот же часмужиковикозлывонивыбежалвдругуюкомнатуотдавать

повеления. Гости слышали, каконзаказывалповаруобед;сообразивэто,

Чичиков, начинавший уже несколько чувствовать аппетит,увидел,чтораньше

пяти часов они несядутзастол.Ноздрев,возвратившись,повелгостей

осматривать все, что ни было у него на деревне, и вдвачасаснебольшим

показал решительно все, так что ничего ужбольшенеосталосьпоказывать.

Прежде всего пошли они обсматривать конюшню, гдевиделидвухкобыл,одну

серую в яблоках, другую каурую, потом гнедого жеребца, на вид и неказистого,

но за которого Ноздрев божился, что заплатил десять тысяч.

- Десять тысяч ты за него не дал, - заметилзять.

Назад Дальше