Дружбу заведут,кажется,навек:новсегдапочтитак
случается, что подружившийся подерется с ними того жевечеранадружеской
пирушке. Они всегдаговоруны,кутилы,лихачи,народвидный.Ноздревв
тридцать пять лет былтаковжесовершенно,какимбылвосьмнадцатьи
двадцать: охотник погулять. Женитьба его ничуть не переменила, тем более что
жена скоро отправиласьнатотсвет,оставившидвухребятишек,которые
решительно ему были не нужны. За детьми, однако ж,присматриваласмазливая
нянька. Дома он больше дня никак не мог усидеть. Чуткий носегослышалза
несколько десятков верст, где была ярмарка со всякими съездами и балами;он
уж в одно мгновенье ока былтам,спорилизаводилсумятицузазеленым
столом, ибо имел, подобно всем таковым, страстишку к картишкам. Вкартишки,
как мы уже видели из первой главы, играл он несовсембезгрешноичисто,
зная много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьмачасто
оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами,илижезадавали
передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой
он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой.Ноздоровыеи
полные щекиеготакхорошобылисотвореныивмещаливсебестолько
растительной силы, что бакенбарды скоровырасталивновь,ещедажелучше
прежних. И что всего страннее, что может только на одной Руси случиться,он
чрез несколько времени уже встречался опять с теми приятелями,которыеего
тузили, и встречался как ни в чем не бывало, и он, как говорится, ничего,и
они ничего.
Ноздрев был в некотором отношении историческийчеловек.Нинаодном
собрании, где онбыл,необходилосьбезистории.Какая-нибудьистория
непременно происходила: или выведут егоподрукииззалажандармы,или
принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится,то
все-таки что-нибудь да будет такое,чегосдругимникакнебудет:или
нарежется в буфете таким образом, что только смеется,илипровретсясамым
жестоким образом, такчтонаконецсамомусделаетсясовестно.Инаврет
совершенно без всякойнужды:вдруграсскажет,чтоунегобылалошадь
какой-нибудь голубой или розовой шерсти, и томуподобнуючепуху,такчто
слушающие наконец все отходят, произнесши: "Ну, брат, ты, кажется, уже начал
пули лить". Есть люди, имеющие страстишку нагадитьближнему,иногдавовсе
без всякой причины. Иной, например, дажечеловеквчинах,сблагородною
наружностию, со звездой на груди, будет вам жать руку, разговорится с вами о
предметах глубоких, вызывающих на размышления, а потом,смотришь,тутже,
пред вашими глазами, и нагадит вам. И нагадит так,какпростойколлежский
регистратор,авовсенетак,какчеловеквозвездойнагруди,
разговаривающий о предметах,вызывающихнаразмышление,такчтостоишь
только да дивишься, пожимая плечами, да и ничего более.
Такуюжестранную
страсть имел и Ноздрев. Чем кто ближе с ним сходился, томуонскореевсех
насаливал: распускал небылицу, глупее которой трудновыдумать,расстроивал
свадьбу,торговуюсделкуивовсенепочиталсебявашимнеприятелем;
напротив, если случай приводил его опять встретиться свами,онобходился
вновь по-дружески и даже говорил: "Ведь ты такой подлец, никогда комнене
заедешь". Ноздрев во многих отношениях был многосторонний человек,тоесть
человек на все руки. В ту же минуту он предлагал вам ехать куда угодно, хоть
на край света, войти в какое хотите предприятие, менять все что ниестьна
все, что хотите. Ружье, собака, лошадь - все было предметом мены,нововсе
не с тем, чтобы выиграть: это происходилопростооткакой-тонеугомонной
юркости и бойкости характера. Если ему на ярмарке посчастливилось напасть на
простака и обыграть его, он накупал кучу всего, что прежде попадалось ему на
глаза в лавках: хомутов, курительных свечек, платковдляняньки,жеребца,
изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупичатой муки,табаку,
пистолетов,селедок,картин,точильныйинструмент,горшков,сапогов,
фаянсовую посуду - насколько хватало денег. Впрочем, редко случалось,чтобы
это было довезено домой; почти в тот же деньспускалосьоновседругому,
счастливейшему игроку, иногда даже прибавлялась собственная трубка с кисетом
и мундштуком, а в другой раз и вся четверня со всем: с коляскойикучером,
так что сам хозяин отправлялся в коротеньком сюртучкеилиархалукеискать
какого-нибудь приятеля, чтобы попользоваться егоэкипажем.Воткакойбыл
Ноздрев! Может быть, назовут его характером избитым,станутговорить,что
теперь нетужеНоздрева.Увы!несправедливыбудутте,которыестанут
говорить так. Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и,
может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленнонепроницательны
люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком.
Между тем три экипажа подкатили уже к крыльцу дома Ноздрева. В домене
было никакогоприготовлениякихпринятию.Посерединестоловойстояли
деревянные козлы, идвамужика,стоянаних,белилистены,затягивая
какую-то бесконечную песню; пол весь был обрызган белилами. Ноздрев приказал
тот же часмужиковикозлывонивыбежалвдругуюкомнатуотдавать
повеления. Гости слышали, каконзаказывалповаруобед;сообразивэто,
Чичиков, начинавший уже несколько чувствовать аппетит,увидел,чтораньше
пяти часов они несядутзастол.Ноздрев,возвратившись,повелгостей
осматривать все, что ни было у него на деревне, и вдвачасаснебольшим
показал решительно все, так что ничего ужбольшенеосталосьпоказывать.
Прежде всего пошли они обсматривать конюшню, гдевиделидвухкобыл,одну
серую в яблоках, другую каурую, потом гнедого жеребца, на вид и неказистого,
но за которого Ноздрев божился, что заплатил десять тысяч.
- Десять тысяч ты за него не дал, - заметилзять.