Ты помнишь ли тот взгляд красноречивый, Который мне любовь твою открыл?Он в будущем мне был залог счастливый, Он душу мне огнем воспламенил.
В тот светлый миг одной улыбкой смела Надежду поселить в твоей груди:Какую власть я над тобой имела!Я помню всё:Но ты, - ты помнишь ли?
Ты помнишь ли минуты ликованья, Когда для нас так быстро дни неслись?Когда ты ждал в любви моей признанья И верным быть уста твои клялись?
Ты мне внимал, довольный, восхищенный, В очах твоих горел огонь любви.Каких мне жертв не нес ты, упоенный?Я помню все:.Но ты, - ты помнишь ли?
Ты помнишь ли, когда в уединенье Я столько раз с заботою немой Тебя ждала, завидя в отдаленье; Как билась грудь от радости живой?
Ты помнишь ли, как в робости невольной Тебе кольцо я отдала с руки?Как счастьем я твоим была довольна?Я помню все:Но ты, - ты помнишь ли?
Ты помнишь ли, вечерними часами Как в песнях мне страсть выразить умел?Ты помнишь ли ночь, яркую звездами?Ты помнишь ли, как ты в восторге млел?
Я слезы лью, о прошлом грудь тоскует, Но хладен ты и сердцем уж вдали!Тебя тех дней блаженство не чарует, Я помню всё:Но ты, - ты помнишь ли?
Браво! - вскрикнул Румянцев и все зааплодировали.- Одна радость у меня, один свет невечерний: - Саблин поцеловал жене руку.- Господа, давайте же выпьем за здоровье Александры Владимировны! - встал Румянцев.- Непременно! - заворочался, вставая, Мамут.- За вас, дорогая Сашенька! - вытянула руку с бокалом Румянцева.- Благодарю вас, господа, - подошла к столу Саблина.Муж дал ей бокал.Вдруг зазвенел циллиндрический прибор на камине.Все затихли.- Пора! - объявил Саблин, встал и подошел к стоящему в углу сундуку.Все замерли.Саблин открыл сундук. Он был полон золотых гвоздей с крестообразными, идеально отполированными шляпками. Саблин достал из сундука восемь молотков. Господа подошли к нему. Саблин раздал им молотки и необходимое колличество гвоздей. Забрав гвозди с молотками, господа загудели в нос и, делая телами волновые движения, чрезвычайно медленно двинулись в свои стороны, к меткам. Первым достиг своей метки на полу Румянцев. Встав на колени он стал вбивать гвозди в пол, гортанно гудя в нос:- NOMO вобью, NOMO вобью, NOMO вобью.Румянцев вбил гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Мамут достиг своей метки на левой стене, стал вбивать в нее гвозди, гудя:- LOMO вобью, LOMO вобью, LOMO вобью.Мамут вбил гвозди:+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Саблина достигла своей метки на комоде, стала вбивать в нее гвозди, гудя:- SOMO вобью, SOMO вобью, SOMO вобью.Она вбила гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Лев Ильич встал на стол, достиг своей метки на потолке, стал вбивать в нее гвозди, гудя:- MOMO вобью, MOMO вобью, MOMO вобью.Он вбил гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Саблин достиг своей метки на правой стене, стал вбивать в нее гвозди, гудя:- ROMO вобью, ROMO вобью, ROMO вобью.Саблин вбил гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Румянцева достигла своей метки на диване, стала вбивать в него гвозди, гудя:- HOMO вобью, HOMO вобью, HOMO вобью.Он вбила гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Отец Андрей достиг своей метки на центральной стене, стал вбивать в нее гвозди, гудя:- КОМО вобью, КОМО вобью, КОМО вобью.Он вбил гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Арина достигла своей метки на двери и стала вбивать в нее гвозди, гудя:- ZOMO вобью, ZOMO вобью, ZOMO вобью.Арина вбила гвозди:
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Закончив процесс вбивания, все положили молотки в пустой сундук. Саблин запер его, спрятал ключ в карман. Затем подошел к камину и снял с циллиндрического прибора медный корпус, обнажив комбинацию из разнообразных, тесно скрепленных линз. Саблин повернул рычаг настройки и линзы сдвинулись, нацелились на метки. Саблин повернулся к гостям и сделал жест рукой в сторону стола:- Прошу садиться, господа.Все снова заняли свои места.Павлушка наполнил бокалы.Лев Ильич встал с бокалом в руке.- Господа, позвольте мне сказать, - заговорил он. - Александра Владимировна - удивительный человек. Даже такой закоренелый женоненавистник, эгоист и безнадежный скептик, как я, и то не устоял перед очарованем хозяйки Саблино. Шесть:нет:почти уж семь лет тому назад оказался я здесь впервые и: - он опустил глаза, - влюбился сразу. И все эти семь лет я люблю Александру Владимировну. Люблю, как никого боле. И:я не стесняюсь говорить об этом сегодня. Я люблю вас, Александра Владимировна.Втянув голову в костистые плечи, он стоял, вращая узкий бокал в своих больших худых ладонях.Саблина подошла к нему, поднялась на мысках и поцеловала в щеку.- Сашенька, поцелуй его как следует, - произнес Саблин.- Ты разрешаешь? - она в упор разглядывала смущенное лицо Льва Ильича.- Конечно.- Тогда подержи, - она отдала мужу бокал, обняла Льва Ильича за шею и сильно поцеловала в губы, прижавшись к нему тонким пластичным телом.Пальцы Льва Ильича разжались, его бокал выскользнул, упал на ковер, но не разбился. Лев Ильич сжал талию Саблиной своими непомерно длинными руками, ответно впился ей в губы. Они целовались долго, покачиваясь и шурша одеждой.- Не сдерживай себя, радость моя, - смотрел Саблин, наливающимися кровью глазами.Саблина застонала. Ноги ее дрогнули. Жилистые пальцы Льва Ильича сжали ее ягодицы.- Только здесь, прошу вас, - забормотал Саблин. - Здесь, здесь:- Нет: - с трудом отняла губы побледневшая Саблина. - Ни в коем случае:- Здесь, здесь, умоляю, радость моя! - опустился на колени стремительно багровеющий Саблин.- Нет, ни за что:- Лев Ильич, умоляю! Прошу тебя, Христа ради!Лев Ильич обнял Саблину.- Здесь ребенок, вы с ума сошли!- Мы все дети, Александра Владимировна, - улыбнулся Мамут.- Умоляю, умоляю! - всхлипывал Саблин.- Ни за что:- Сашенька, как вы очаровательны! Как я вам завидую! - восторженно приподнялась Румянцева.- Умоляю, умоляю тебя: - Саблин пополз к ней на коленях.- Ах, оставьте! - попытала вырваться Саблина, но Лев Ильич держал ее.- В нежности нет греха, - теребил бороду отец Андрей.Саблин схватил жену за ноги, стал задирать ей платье. Лев Ильич сжимал ее стан, припав губами к шее. Обнажились стройные ноги без чулок, сверкнули кружева нательной рубашки, Саблин вцепился в белые панталоны, потянул.- Не-е-е-т!!! - закричала Саблина не своим голосом, запрокинув голову.Саблин окаменел. Оттолкнув лицо Льва Ильича, она выбежала из столовой.Саблин остался сидеть на ковре.- Ступай за ней, - хрипло сказал он Льву Ильичу.Тот нелепо стоял - краснолицый, с разведенными клешнями рук.- Ступай за ней!! - выкрикнул Саблин так, что дрогнунули подвески хрустальной люстры.Лев Ильич, как сомнабула, удалился.Саблин прижал ладони к лицу и тяжко, с дрожью выдохнул.- Сергей Аркадьевич, пожалейте себя, - нарушил тишину Мамут.Саблин достал платок и медленно вытер вспотевшее лицо.- Как она хороша, - стояла, качая головой Румянцева. - Как она маниакально хороша!- Шампаского, - вполголоса произнес Саблин, разглядывая узор на ковре.
Лев Ильич поднялся наверх по лестнице, тронул дверь спальни Саблиных. Дверь оказалась запертой.- Саша, - глухо произнес он.- Оставь меня, - послышалось за дверью.- Саша.- Уйди, ради Христа.- Саша.- Что тебе нужно от меня?- Саша.Она открыла дверь. Лев Ильич схватил её за бедра, поднял и понес к кровати.- Тебе нравится кривляться? Нравится потворствовать ему, нравится? забормотала она. - Идти на поводу у этого:этого:Боже! Неужели тебе нравится все это? Вся эта:эта:низкая двусмысленность? Весь этот глупый, пошлый театр?Бросив ее на абрикосовый шелк покрывала, Лев Ильич сдирал с нее узкое, кофейного тона платье.- Он потакает своей мужицкой природе:он:он ведь мужик в третьем:нет:во втором поколении:он сморкается в землю до сих пор:но ты, ты! Ты умный, честный, сложно устроенный человек:ты:ты же прекрасно понимаешь всю двусмысленность моего:ах, не рви так!:всю, всю нелепость:Боже:за что мне все это?Покончив с платьем, Лев Ильич задрал её кружевную рубашку и, стоя на коленях, прыгающими руками стал расстегивать брюки.- Если мы:если мы всё, всё уже знаем:если готовы на всё: знаем, что любим друг друга:и: что нет другого пути:что: наши звезды сияют друг другу, бормотала она, глядя на лепной венец потолка, - если мы встретились:пусть ужасно и нелепо, пусть даже глупо:как и всё, что случается вдруг:то давай хотя бы дорожить этой тонкой нитью:этим слабым лучом:давай беречь всё это хрупкое и дорогое:давай постараемся:ааа!Мускулистый, длинный и неровный член Льва Ильича вошел в неё.
Павлушка неловко открыл шампанское. Пена хлынула из бутылки на поднос.- Дай сюда, пентюх! - забрал бутылку Саблин. - А сам пшел вон!Лакей согнулся, словно получив невидимый удар в живот, и вышел.- Почему русские так не любят прислуживать? - спросил Мамут.- Гордыня, - ответил отец Андрей.- Хамство простое наше великорусское, - вздохнул Румянцев.- Мы сами виноваты, - Румянцева нежно гладила скатерть. - Воспитывать прислугу надо уметь.- То есть сечь? Это не выход, - Саблин хмуро разливал вино по бокалам. Иногда приходится, конечно. Но я это не люблю.- Я тоже против порки, - заговорил отец Андрей. - Розга не воспитывает, а озлобляет.- Просто сечь надобно с толком, - заметила Румянцева.- Конечно, конечно! - встрепенулась Арина. - У покойной Танечки Бокшеевой я раз такое видала! Мы к ней после гимназии зашли, она мне обещала новую Чарскую дать почитать, а там - кавардак! Гувернантка вазу разбила. И её Танечкин папа наказывал публично. Он говорит: "Вот и хорошо, барышни, что вы пришли. Будете исполнять роль публики." Я не поняла сначала ничего: гувернантка ревет, кухарка на стол клеенку стелит, мама Танина с нашатырем. А потом он гувернантке говорит: "Ну-ка, негодница, заголись!" Та юбку подняла, на клеенку грудью легла, а кухарка ей на спину навалилась. Он с нее панталоны-то стянул, я гляжу, а у нее вся задница в шрамах! И как пошел по ней ремнем, как пошёл! Она - вопить! А кухарка ей в рот корпию запихала! А он - раз! раз! раз! А Танечка меня локтем в бок пихает, говорит, ты посмотри как у нее:- Довольно, - прервал её Мамут.- Просто сечь - варварство, - Румянцева поднесла шипящий бокал к носу, прикрыла глаза. - У нас Лизхен уже четвертый год служит. Теперь уж просто член семьи. Так вот, в самый первый день мы ее с Виктором в спальню завели, дверь заперли. А сами разделись, возлегли на кровать и совершили акт любви. А она смотрела. А потом я ей голову зажала между ног, платье подняла, а Виктор её посек стеком. Да так, что она обмочилась, бедняжка. Смазала я ей роро гусиным жиром, взяла за руку и говорю: - Вот, Лизхен, ты все видела? - Да, мадам. - Ты все поняла? - Да, мадам. - Ничего ты, говорю, не поняла. Одели мы ее в мое бальное платье, отвели в столовую, посадили за стол и накормили обедом. Виктор резал, а я ей кусочки золотой ложечкой - в ротик, в ротик, в ротик. Споили ей бутылочку мадеры. Сидит она, как кукла пьяная, хихикает: - Я все поняла, мадам. - Ой ли? - говорю. Запихнули мы ее в платяной шкаф. Просидела там три дня и три ночи. Первые две ночи выла, на третью смолкла. Выпустила я ее тогда, заглянула в глаза:- Вот теперь, голубушка, ты все поняла. С тех пор у меня все вазы целы.- Разумно, - задумчиво потер широкую переносицу Мамут.- Господа, у меня есть тост, - встал, решительно зашуршав рясой, отец Андрей. - Я предлагаю выпить за моего друга Сергея Аркадьевича Саблина.- Давно пора, - усмехнулась Румянцева.Саблин хмуро глянул на батюшку.- Россия наша - большинское болото, - заговорил отец Андрей. - Живем мы все как на сваях, гадаем куда ногу поставить, на что опереться. Не то чтоб народ наш дрянной до такой степени, а метафизика места сего такова уж есть. Место необжитое, диковатое. Сквозняки гуляют. Да и люди тоже - не подарок. Трухлявых, да гнилых пруд пруди. Иной руку тянет, о чести говорит, святой дружбой клянется, а руку его сожмешь - гнилушки сыпятся. Поэтому и ценю я прежде всего в людях крепость духа. С Сергеем Аркадьичем мы не просто друзья детства, однокашники, собутыльники университетские. Мы с ним братья по духу. По крепости духовной. У нас есть принципы незыблемые, твердыня наша, - у него своя, у меня своя. Если бы я в свое время принципами поступился, теперь бы панагию носил, да в Казанском соборе служил. Если бы он пошел против своей твердыни - давно бы ректорской мантией шуршал. Но мы не отступили. А следовательно, мы не гнилушки. Мы твердые дубовые сваи русской государственности, на коих вырастет новая здоровая Россия. За тебя, мой единственный друг!Саблин подошел к нему. Они расцеловались.- Прекрасно сказано! - потянулся чокнуться Румянцев.- Я не знал, что вы вместе учились, - чокнулся с ними Мамут.- Как интересно! - глотнула шампанского Арина. - А вы оба философы?- Мы оба материалисты духа! - ответил отец Андрей, и мужчины засмеялись.- И давно? - спросила Румянцева.- С гимназейской поры, - ответил Саблин, сдвигая манжеты и решительно беря в руки берцовую кость.- Так вы и в гимназии вместе учились? - спросила Арина. - Вот те на!- А как же, - отец Андрей сделал грозно-плаксивое лицо и заговорил фальцетом. - Саблин и Клёпин, опять на Камчатку завалились? Пересядьте немедленно на Сахалин!- Ааа! Три Могильных Аршина! - захохотал Саблин. - Три Могильных Аршина!- Кто это? - оживленно блестела глазами Арина.- Математик наш, Козьма Трофимыч Ряжский, - ответил отец Андрей, разрезая мясо.- Три Могильных Аршина! Три Могильных Аршина! - хохотал с костью в руке Саблин.- А почему его так прозвали? - спросила Румянцева.- У него была любимая максима в пользу изучения математики: каждый болван должен уметь:а-ха-ха-ха! Нет:а-ха-ха-ха! - вдруг захохотал отец Андрей.- Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! - зашелся Саблин. Три:ха-ха!:Три:ха-ха!..Могильных:а-га-га-гаааа!- Он:а-ха-ха!:он:транспортиром однажды, помнишь, измерял угол:а-ха!:угол идиотизма у Бондаренко:а тот:а-ха-ха! Ааааа!Саблин захохотал и затрясся так, словно его посадили в гальваническую ванну. Кость выпала из его рук, он со всего маха откинулся на спинку стула, стул пошатнулся, опрокинулся и Саблин повалился на спину. Отец Андрей хохотал, вцепившись пальцами в свое побагровевшее лицо.В столовую вошла Саблина в новом длинном платье темно-синего шелка. Следом вошел Лев Ильич.Саблин корчился на ковре от смеха.- Что случилось? - спросила Александра Владимировна, останавливаясь возле него.- Гимназия. Воспоминания, - жевал Мамут.- Стишок? - она прошла и села на свое место.- Что за стишок? - спросил Румянцев.- Стишок! Ха-ха-ха! Стишок, господа! - Саблин сел на ковре. - Ой, умираю:стишок я сочинил про моего друга-камчадала Андрея Клёпина:ха-ха-ха:ой:сейчас успокоюсь:прочту:- Отчего этот хохот? - спросила Саблина.- Не напоминай, Христа ради, а то:хи-хи-хи:мы поумираем:всё!всё!всё! Стихотворение!- При мне, пожалуйста, не читай эту гадость, - Саблина взяла бокал, Лев Ильич наполнил его шампанским.- Ну, радость моя, здесь же все свои.- Не читай при мне.- Начало, только начало: