Внаграду
они потребовалиуОдесскогоСоветатридня"мирноговосстания",но
разрешения не получилиивывезлипоэтомумануфактуруизвсехлавок,
расположенных на Александровском проспекте.Деятельностьихперенеслась
потом наОбществовзаимногокредита.Пропускаявпередклиентов,они
входиливбанкиобращалиськартельщикамспросьбойположитьв
автомобиль, ждавший на улице, тюки с деньгами и ценностями. Прошелмесяц,
прежде чем их стали расстреливать. Тогда нашлись люди,сказавшие,чток
делам поимки и арестов имеет отношение Арон Пескин, владелец мастерской. В
чем состояла работа этой мастерской - установленонебыло.Наквартире
Пескина стоял станок - длинная машина с покоробленным свинцовым валом;на
полу валялись опилки и картон для переплетов.
Однажды в весеннее утро приятель Пескина Миша Яблочко постучался к нему
в мастерскую.
- Арон, - сказал гость Пескину, - на улице дивная погода. Вмоемлице
тыимеешьтипа,которыйспособензахватитьссобойполбутылкис
любительской закуской и поехать кататься по воздуху в Аркадию... Ты можешь
смеяться над таким субъектом, но я любитель сбросить иногда все этимысли
с головы...
Пескин оделся и поехал с МишейЯблочконаштейгеревАркадию.Они
катались до вечера; в сумерках Миша Яблочко вошелвкомнату,гдемадам
Пескина мыла в корыте четырнадцатилетнюю свою дочь.
- Приветствую, - сказал Миша, снимая шляпу,-мыбесподобнопровели
время. Воздух - это что-то небывалое, нотольконадонаестьсягорохом,
прежде чем говорить с вашим мужем... Он имеет надоедливый характер.
- Вы нашли кому рассказывать, - произнесла мадам Пескина,хватаядочь
за волосы и мотая ее во все стороны. - Где он, этот авантюрист?
- Он отдыхает в палисаднике.
Миша снова приподнялшляпу,простилсяиуехалнаштейгере.Мадам
Пескина, не дождавшись мужа, пошла за ним в палисадник. Он сиделвшляпе
панама, облокотившись о садовый стол, и скалил зубы.
- Авантюрист, - сказала ему мадам Пескина, - ты еще смеешься... Уменя
делается припадок от твоей дочери, она не хочет мыть голову... Пойди, имей
беседу с твоей дочерью...
Пескин молчал и все скалил зубы.
- Бонабак, - начала мадам Пескина, заглянула мужу подшляпупанамаи
закричала.
Соседи сбежались на ее крик.
- Он не живой, - сказала им мадам Пескина. - Он мертвый.
Это была ошибка. Пескину в двух местах прострелилигрудьипроломили
череп, но он жил еще. Его отвезли в еврейскую больницу. Не кто другой, как
докторЗильберберг,сделалраненомуоперацию,ноПескинуне
посчастливилось - он умер под ножом. В ту же ночь Чека арестовала человека
по прозвищу Грузин и его друга Колю Лапидуса. Один из них был кучером Миши
Яблочко, другой ждал экипаж в Аркадии, на берегу моря у поворота, ведущего
в степь. Их расстрелялипоследопроса,длившегосянедолго.ОдинМиша
Яблочко ушел из засады.
Их расстрелялипоследопроса,длившегосянедолго.ОдинМиша
Яблочко ушел из засады.Следегопотерялся,инесколькоднейпрошло
прежде, чем на двор к Фроиму Грачу пришла старуха, торговавшаясемечками.
Она несла на рукекорзинусосвоимтоваром.Однабровьеемохнатым
угольным кустом была поднята кверху, другая, едванамеченная,загибалась
над веком. Фроим Грач сидел, расставив ноги, у конюшни иигралсосвоим
внуком Аркадием. Мальчик этот тригоданазадвыпализмогучейутробы
дочери его Баськи. Дед протянул Аркадию палец, тот охватилего,повиси
стал качаться на нем, как на перекладине.
- Ты - чепуха... - сказалвнукуФроим,глядянанегоединственным
глазом.
К нимподошластарухасмохнатойбровьюивмужскихштиблетах,
перевязанных бечевкой.
- Фроим, - произнесла старуха, - я говорю тебе, что уэтихлюдейнет
человечества. У них нет слова. Они давят нас в погребах, как собак вяме.
Они не дают нам говорить перед смертью...Ихнадогрызтьзубами,этих
людей, и вытаскивать из них сердце... Ты молчишь, Фроим, -прибавилМиша
Яблочко, - ребята ждут, что ты перестанешь молчать...
Миша встал, переложил корзину из одной руки вдругуюиушел,подняв
черную бровь. Три девочки с заплетенными косицамивстретилисьснимна
Алексеевской площади у церкви. Они прогуливались, взявшись за талии.
- Барышни, -сказалимМишаЯблочко,-янеугощувасчаемс
семитатью...
Он насыпал им в карман платьиц семечекизстаканаиисчез,обогнув
церковь.
Фроим Грач остался один на своем дворе. Он сидел неподвижно, устремив в
пространство свой единственный глаз. Мулы, отбитые уколониальныхвойск,
хрустели сеном на конюшне,разъевшиесяматкипаслисьсжеребятамина
усадьбе. В тени под каштаном кучера играли в карты и прихлебывали виноиз
черепков. Жаркие порывы ветра налетали на меловые стены, солнце вголубом
своем оцепенении лилось над двором. Фроимвсталивышелнаулицу.Он
пересек Прохоровскую, чадившую в небо нищим тающим дымом своихкухонь,и
площадь Толкучего рынка,гделюди,завернутыевзанавесиигардины,
продавали их друг другу. ОндошелдоЕкатерининскойулицы,свернулу
памятника императрице и вошел в здание Чека.
- Я Фроим, - сказал он коменданту, - мне надо до хозяина.
Председателем Чека втовремябылВладиславСимен,приехавшийиз
Москвы. Узнав о приходе Фроим а, онвызвалследователяБорового,чтобы
расспросить его о посетителе.
- Это грандиозный парень, - ответил Боровой, - тут всяОдессапройдет
перед вами...
И комендант ввел в кабинет старика в парусиновом балахоне,громадного,
как здание, рыжего, с прикрытым глазом и изуродованной щекой.
- Хозяин, - сказал вошедший, - кого ты бьешь?.. Ты бьешь орлов.Скем
ты останешься, хозяин, со смитьем?..
Симен сделал движение и приоткрыл ящик стола.