Но мы не знаем, который час, и даже не знаем, утро сейчас или вечер.
У нас все болит. От малейшего движения мы снова теряем сознание. Перед глазами у нас туман, в ушах шумит, в голове какой‑то звон. Нам ужасно хочется пить, во рту пересохло.
Так проходят часы. Мы не разговариваем. Потом входит полицейский, он спрашивает:
– Вам что‑нибудь нужно?
Мы говорим:
– Пить.
– Скажите. Признайтесь. И вам будет питье, еда, все, что захотите.
Мы не отвечаем. Он спрашивает:
– Дедушка, хотите есть?
Никто ему не отвечает. Он выходит. Мы понимаем, что в камере не одни. Осторожно мы приподнимаем голову и видим, что в углу, скорчившись, лежит старик. Потихоньку подползаем ближе и дотрагиваемся до него. Он твердый и холодный. По‑прежнему ползком мы возвращаемся на свое место возле двери.
Когда совсем темнеет, опять приходит полицейский с карманным фонариком. Он светит на старика и говорит:
– Спите крепко. Завтра утром пойдете домой.
Он по очереди светит нам в лица:
– Ничего не хотите сказать? Мне все равно. У меня много времени. Или вы заговорите, или подохнете здесь.
Поздно ночью дверь снова открывается. Входят полицейский, денщик и иностранный офицер. Офицер наклоняется к нам. Он говорит денщику:
– Позвоните на базу, вызовите «скорую помощь»!
Денщик уходит. Офицер осматривает старика. Он говорит:
– Его забили насмерть!
Он оборачивается к полицейскому:
– Ты дорого за это заплатишь, подонок! Знал бы ты, как ты за это заплатишь!
Полицейский спрашивает нас:
– Что он говорит?
– Он говорит, что старик умер и что вы за это дорого заплатите, подонок!
Офицер гладит нас по лбу:
– Мои малыши, мои маленькие мальчики. Этот зверь посмел причинить вам боль!
Полицейский говорит:
– Что он со мной сделает? Скажите ему, у меня дети… Я не знал… Он вам отец, что ли?
Мы говорим:
– Он наш дядя.
– Что же вы мне не сказали? Откуда мне знать. Простите меня. Что мне сделать, чтобы…
Мы говорим:
– Молитесь Богу.
Приходит денщик и с ним другие солдаты. Нас кладут па носилки и несут в машину «скорой помощи». Офицер садится рядом с нами. Полицейского в сопровождении нескольких солдат ведут в джип, денщик садится за руль.
На военной базе врач сразу же осматривает нас в большой белой комнате. Он промывает нам раны, делает уколы против боли и против столбняка. Еще он делает нам рентгеновские снимки. У нас ничего не сломано, только выбито несколько зубов, но они были молочные.
Денщик отвозит нас домой, к Бабушке. Он укладывает нас на большую кровать офицера, а сам ложится возле кровати на одеяло. Утром он идет за Бабушкой, и она приносит нам в кровать теплое молоко.
Когда денщик уходит, Бабушка спрашивает:
– Вы сознались?
– Нет, Бабушка. Нам не в чем сознаваться.
– Так я и думала. А что с полицейским?
– Мы не знаем. Но он наверняка не вернется.
Бабушка ухмыляется:
– Сошлют или расстреляют, да? Свинья! Это надо отпраздновать. Пойду разогрею вчерашнюю курицу. Я ее тоже еще не ела.
В полдень мы встаем и идем есть на кухню. Во время обеда Бабушка говорит:
– Интересно, зачем вам понадобилось ее убивать? Думаю, были причины.
Пожилой господин
Сразу после ужина приходит пожилой человек с девочкой. Девочка старше нас. Бабушка спрашивает:
– Что вам нужно?
Пожилой человек называет фамилию, и Бабушка говорит нам:
– Выйдите. Погуляйте в саду.
Мы выходим. Огибаем дом и садимся под окном кухни.
Мы выходим. Огибаем дом и садимся под окном кухни. Мы слушаем. Старик говорит:
– Будьте милосердны. Бабушка отвечает:
– Как вы можете меня об этом просить?
Старик говорит:
– Вы знали ее родителей. Перед тем как их отправили в лагерь, они доверили ее мне. Они дали мне ваш адрес, на случаи, если она не будет у меня в безопасности. Бабушка говорит:
– Вы знаете, чем я рискую?
– Да, знаю. Но речь идет о ее жизни.
– В доме живет иностранный офицер.
– Вот именно. Никто не станет ее здесь искать. Достаточно сказать, что это ваша внучка, двоюродная сестра мальчиков.
– Все знают, что у меня, кроме них, нет других внуков.
– Вы можете сказать, что она родственница вашего зятя.
Бабушка фыркает:
– Я его в глаза не видела!
После долгого молчания старик заговаривает снова:
– Я прошу вас только прокормить девочку несколько месяцев. Пока не кончится война.
– Война может длиться еще несколько лет.
– Нет, осталось недолго. Бабушка начинает хныкать:
– Я всего‑навсего несчастная женщина, работаю день‑деньской. Как прокормить столько ртов?
Старик говорит:
– Вот деньги, принадлежавшие ее родителям. Вот семейные драгоценности. Если вы ее спасете, все это ваше.
Скоро Бабушка зовет нас:
– Вот ваша двоюродная сестра. Мы говорим:
– Да, Бабушка.
Старик говорит:
– Вы будете играть вместе, правда?
Мы говорим:
– Мы никогда не играем. Он спрашивает:
– Что же вы делаете?
– Мы работаем, учимся, тренируемся.
Он говорит:
– Понимаю. Вы люди серьезные. У вас нет времени на игры. Вы будете заботиться о своей двоюродной сестре, правда?
– Да, сударь. Мы будем о ней заботиться.
– Благодарю вас.
Наша двоюродная сестра говорит:
– Я старше вас.
Мы отвечаем:
– Зато нас двое.
Старик говорит:
– Вы правы. Вдвоем вы намного сильнее. Вы не забудете называть ее сестрой, правда?
– Да, сударь. Мы никогда ничего не забываем.
– Я полагаюсь на вас.
Наша двоюродная сестра
Наша сестра старше нас на пять лет. Глаза у нее черные. Волосы у нее рыжие от вещества, которое называется хна.
Бабушка говорит нам, что двоюродная сестра – это дочь сестры нашего Отца. То же самое мы отвечаем, когда кто‑нибудь спрашивает нас.
Мы знаем, что у нашего Отца нет сестры. Но еще мы знаем, что без этой лжи жизнь нашей сестры может оказаться под угрозой. А мы пообещали старику, что будем о ней заботиться.
После того как старик ушел, Бабушка говорит:
– Двоюродная сестра будет спать с вами на кухне.
Мы говорим:
– В кухне уже негде.
Бабушка говорит:
– Придумайте что‑нибудь.
Наша сестра говорит:
– Я с удовольствием могу спать под столом, на земле, если вы дадите мне одеяло.
Мы говорим:
– Можешь спать на скамье и взять себе одеяла. Мы будем ночевать на чердаке. Теперь уже не так холодно.
Она говорит:
– Я тоже пойду спать на чердак.
– Мы не хотим. Ты никогда не должна подниматься на чердак.
– Почему?
Мы говорим:
– У тебя есть тайна. И у нас тоже есть своя тайна. Если ты не будешь хранить нашу тайну, то мы не будем хранить твою.
Она спрашивает:
– Неужели вы способны меня выдать?
– Если залезешь на чердак, ты погибла. Ясно? Она минуту молча смотрит на нас, потом говорит:
– Ясно.