Через сорок минут Вяземский вскинул руку и цепочка остановилась. Впереди, сквозь гущу леса, ярко светились окна. - Это моя охотничья избушка, - пояснил граф. - Стоит, как стояла. Дед еще мой строил, на века.
При внимательном рассмотрении места предстоящей операции выяснилось, что с момента отбытия молодого графа Вяземского на фронты I-й мировой к строениям добавились два дощатых сортира, два столба, долженствующих изображать ворота, с полотнищем между ними, на котором было написано "Пионерский лагерь имени завода имени Красного партизана". Вокруг избушки, в которой пионеры разместили штаб, клуб и комнату-читальню, в свете луны виднелось десяток проплешин от стоявших ранее палаток.
Вдруг дверь избы открылась и на крыльцо буквально вывалился пьяный оккупант. Фашист старался держаться вертикально, придерживаясь одной рукой за косяк. В тишине леса неожиданно раздался журчащий звук. Немец недовольно прокричал что-то внутрь избы, немного постоял еще, покачиваясь, и скрылся в глубине избы.
- "Какой идиот скинул половик с крыльца?" - перевел Перов, - "я его нечаянно описал! Теперь придется в избу с грязными сапогами входить, придурки".
- Сколько их там? - вполголоса спросил Иванов.
- А хрен его знает! - ответил Сидоров.
- Ну ты козел, разорался, как в море! - одернул боцмана граф. Сейчас подойдем к окну и посмотрим. А там - по обстоятельствам, знамя наверняка в штабе висело.
Но, подкравшись к избе, Иванов неожиданно обнаружил, что для получения знамени проникать в избу не обязательно. Знаменем оказался тот самый половик, о котором говорил давешний немец.
Он схватил его, и, прижимая к груди, отошел на исходные позиции. Вкратце объяснив столь удачное стечение обстоятельств, он предложил направить силы коллектива на выполнение следующей задачи. Однако неожиданно боцман высказал иную точку зрения.
- Они осквернили Красное Знамя! Нет прощения мерзавцам!
И с этими словами он ринулся в избу. Через минуту вышел, улыбаясь во весь рот.
- Товарищ лейтенант, разрешите доложить. Осквернители наказаны, а попутно выполнено и третье поручение. Вот, ловите, - и выдернул из-за косяка безжизненное офицерское тело. - Он живой, только пьян в зюзю, да еще я его по балде приложил слегонца, - довольно пояснил он. - Так что осталось только со станцией разобраться, и можно домой баюшки.
- Баюшки ему! - возмутился Иванов, - а если бы они отстреливаться начали?
- Они и начали, - сказал Петров странным голосом, - только недолго стреляли...
- Узловая станция тут только одна, - прервал препирательства Вяземский. - Называется "Узловая", отсюда верст пять ходу будет. Ну а раз ты такой козел, что раньше времени "языка" взял, то ты его и тащи! - добавил он, повернувшись в боцману.
- А я что? Я потащу! - ответил боцман, и цепочка разведчиков привычной трусцой направилась вслед за графом по еле приметной тропинке в сторону станции.
Однако не прошло и пяти минут, как Вяземский вновь предостерегающе поднял руку. В ночной тьме перед ними возникли темные силуэты станционных складов, вагонов, цистерн и водокачек.
- Похоже, ваше благородие, что запамятовали актуальную диспозицию объектов - не преминул съехидничать Петров.
- Сам козел, - отмахнулся граф, - где станция, я и сейчас знаю, версты три осталось по прямой. А тут что-то не так, зуб даю!
Приблизившись поближе, Вяземский довольно засмеялся.
- Вяземских хрен проведешь на мякине! Глянь, лейтенант, сараи-то картонные! И водокачка, и вагоны! Вот немчура дает! Ну а авиация, раз работает по школьным картам, и промахивается на три версты. А картон немцы наверняка с нашей же картонажной фабрики воруют, гадом буду!
- А где же настоящая "Узловая"? Почему ее-то не бомбят? - спросил Иванов.
- Ну сейчас добежим и посмотрим, недалеко осталось, - предложил Сидоров.
- Вы бегите, а тут подожду, - сказал Петров.
- Вот уж хрен тебе в сумку, все на скок, и ты тоже - отрезал Вяземский. Петров, что-то недовольно бурча, встал на привычное место в цепочке.
Через десять минут разведчики достигли большого поля, уставленного огромными стогами сена.
- Ну и где тут станция? - начал было Петров, - но неожиданно ближайший к ним стог свистнул и, громыхая колесами на стрелках, быстро стал удаляться.
- Все понятно, бомбить надо поле с сеном, подвел итог разведке Иванов, а теперь - быстренько все домой!
- Не, ребята, домой вы уже без меня побежите, - неожиданно сказал Петров неожиданно тихим голосом. - Когда это нехороший человек боцман немцам за честь обоссанную мстил, словил я пару-тройку пуль из шмайсера. В грудь словил, и теперь я больше не жилец. Так что прощайте, ребята, не поминайте лихом, - закончил Петров, и голова его безжизненно свалилась на грудь.
- Разведка своих не бросает, мы тебя вытащим и в госпиталь доставим, там тебя в лучшем виде подлатают, лучше нового будешь! - уверенным голосом сказал Иванов. - Так, Вяземский, ведите нас по кратчайшей дороге, а ты, Сидоров, бери Петрова и за ним! А я сзади прикрывать буду, если что.
Небо стремительно светлело, и начштаба дивизии, до боли в глазах всматривающийся в предрассветный лес из окопа передового охранения, плюнул и выругался: - Опять не дошли!
- Да нет, взрывов вроде не было, - ответил ему неуверенным голосом кто-то из бойцов.
Неожиданно чуть ли ни на голову подполковнику с бруствера буквально свалился капитан Вяземский. За ним - боцман Сидоров, держащий в одной руке немецкого офицера, а в другой - тело Петрова в красной от крови гимнастерке. И последним в окоп элегантно спрыгнул Иванов. Увидев подполковника, он непринужденно перешел на строевой шаг, остановился строго по уставу, и залихватски отдав честь, доложил:
- Разрешите доложить, товарищ подполковник, задание выполнено. Все три. При выполнении задания легко ранен рядовой Петров семнадцатью проникающими ранениями в грудь. Потерь среди личного состава не имеется.
- Вольно. Идем до штабу, там обстоятельно доложишь. А этого - он указан на Петрова, - в мою машину и в госпиталь. Одна нога там, другая - в штабе дивизии. Исполнять!
- Товарищ подполковник, - решился задать вопрос по дороге в штаб Сидоров, а чего с остальными-то разведгруппами случилось?
- Ну, тех, кто не прошел через минное поле, по которому вы бежали, ясно и ждать не стоило, ну а те, кто вернулся, расстреляли за невыполнение приказа. Говорили им - Знамя Дружины, а они как сговорились - тащили знамена отрядов. Три их там было то, отряда...
Вытянувшись в струнку, Иванов, Сидоров и Вяземский "поедали глазами" орущего на них особиста.
- Вы не выполнили боевой приказ! Вам было ясно сказано - притащить пехотного капитана! А вы кого притащили? Подполковника Люфтваффе? И чего мне с ним делать? Забирайте его взад и положите там где взяли нафиг!
- Дык там все такие были, товарищ капитан, - робко оправдывался Сидоров. Взял у кого ромбиков поменьше... - А капитана мы вам завтра притараним, добавил Вяземский, - зуб даю, припрем!
- Ну ладно, пошли вон, разведчики хреновы. Завтра в шесть утра - прибыть в штаб за новым боевым заданием!
И, поглядев в спины удаляющейся тройки, особист задумчиво пробормотал:
- Интересно, чего это в пионерлагере делали десяток подполковников Люфтваффе?
А удаляющийся Иванов тихо пробормотал:
- Вот ведь попали!
На что граф Вяземский, сплюнув сквозь зубы на пыльную тропинку, ответил:
- Да.
А Сидоров подтвердил:
- Верно!
И лишь Петров ничего не сказал, потому что лежал в этот момент в медсанчасти.
.
2. Грудь в крестах
На небесно-голубом небе, не замаранном ни одним, даже самым крошечным, облачком, ярко сияло полуденное июльское солнце. В свете небесного светила мир вокруг выглядел необыкновенно мирным и умиротворенным: даже жужжащие мухи жужжали совершенно не по-военному, и жалящие слепни жалили не злобно, а как-то даже ласково и спокойно. Забитые колхозные крестьяне неторопливо передвигались по единственной улочке небольшого колхозного селения, а по соседней улочке изнеможенный колхозный пастух гнал тощих коровенок убогого колхозного стада на давно уже вытоптанные пастбища. Единственное, что выбивалось из этой идиллической картины обычного мирного дня, было то, что кроме исхудалых колхозников по улочке нестройными рядами двигалось и множество оборванных красноармейцев, вдали слышалась артиллерийская канонада, а вблизи - матюги подгоняющих красноармейцев командиров и комиссаров. Да и парочка "ястребков", затеявших воздушный бой с дюжиной "Мессершмитов" прямо над деревней, в общую картину как-то не вписывалась.
Впрочем, лейтенант Иванов не замечал этих незначительных нарушений гармонии летнего дня. Лейтенант Иванов мирно спал прямо в расположении своей роты. Предыдущая ночь выдалась довольно напряженной, и командование разрешило всей роте принять отдых до шести утра следующего дня. Однако выспаться Иванов так и не смог.
С пролетающего в небе над деревней самолета внезапно выпала раскаленная стрелянная гильза, и, по несчастному стечению обстоятельств, упала точно в расстегнутый ворот Ивановской гимнастерки.
- Да что ты будешь делать! - недовольно произнес Иванов, просыпаясь, - даже в расположении всякая фашистская сволочь норовит помешать спокойному сну советского бойца!
- Не вопрос, товарищ лейтенант, - ответил боцман Сидоров, и, подняв пулемет "Максим", послал меткую очередь вслед улетающему "Мессершмиту". Тот накренился, качнул крылом и свалился у околицы. Тем временем Иванов, грязно ругаясь про себя "вот ведь досада-то какая!", вытащил из-за пазухи гильзу. Она оказалась советской.
- Ошибочка вышла, это от нашего летчика подарочек, - кривясь, пробормотал Иванов. Сидоров снова поднял пулемет, но, оглядев небо, опустил:
- Наши уже улетели, товарищ лейтенант!
Пулемет Сидоров взял у проходящих бойцов: пожалел их, едва бредущих, согнувшихся под тяжестью четырех пудов железа. Но взять-то взял, однако обещал к обеду отдать обратно: солдатики шли отдыхать как раз в эту деревеньку. Поэтому, немного подумав, Иванов предложил Сидорову:
- А не сходить ли нам к "Мессеру" прибарахлиться? А то отдадим пулемет - с чем сами останемся? Тем более, что еще поспать в таком гвалте вряд ли удастся.
Предложение услышал и граф Вяземский, давивший ухо на куче сена у стены разбомбленной зерносушилки. Легко, как будто и не спал только что в две сопелки, граф вскочил и молодцевато произнес:
- Дело базаришь, лейтенант. Поканали рысью, пока другие не набежали на халяву.
И через минуту рота в полном составе ковырялась в самолете. Сидоров, выломав авиапушку из одного крыла, ловко выковыривал вторую, Вяземский раздевал дохлого фрица, а Иванов просматривал документы. Ничего в них не поняв, он сунул документы в немецкий кожаный планшет и пробормотал:
- Ладно, Петров вернется - прочитает.
Когда к самолеты прибежали пехотинцы, ловить им было уже нечего. И, уходя от самолета обратно в расположение, Иванов услышал удивленный возглас кого-то из пехтуры:
- Надо же, фрицы голыми летают! Совсем стыд потеряли!
Следующие два часа разведчики разбирались с трофеями. Иванов разбирал и снова собирал трофейный "Парабеллум", который сразу понравился ему куда как больше штатного "ТТ", Вяземский надевал и снова снимал с руки трофейные швейцарские часы, а Сидоров мастерил себе ремешок для часов из немецкого офицерского ремня: он, кроме пушек и пулемета, успел свинтить с "Мессера" и бортовые часы со светящимися стрелками. Наигравшись с железом, Иванов снова начал разглядывать непонятные документы, Вяземский отправился в деревню менять у населения провиант на парашют, а Сидоров, отнеся все-таки "Максим" обратно в пехоту, начал возиться с пушками и пулеметом.