Еремкин.Да, стыдно, стыдно.
Некто.Нехорошо.
Барон.И даже некультурно.
Маслобойников (звонит) . Да что стыдного-то: я ж говорю, знаю. Может, оттого, что знаю, оттого и выяснять не хочу. Не желаю выяснять. И что это, господа, привязались вы: стыдно, стыдно. Разве я прекословлю? Будь бы я прекословил, а то нет? Пушкин так Пушкин, я против него ничего не имею. А чем препираться и председателю огорчения делать, так лучше делом займемся. Вон и энти господа, художники-то, на нас косятся, думают, чем занялись вместо дела. Верно, господа?
Фраков.Помилуйте! Нам оказана такая честь.
Маслобойников . Прожектики-то принесли? Ну, ну, сейчас, дайте о деньгах сказать. Как на мне лежит счетная часть, так должен я отчитаться… Вот тут (показывает на боковой карман)лежит у меня три миллиона двести тысяч, да еще не знаю, сколько нынче по почте пришло – миллион или два. Отбою нет от денег – так и жертвуют, так и жертвуют: кто копейку, кто две.
Ее Превосходительство . Три миллиона – этого хватит?
Маслобойников . Обойдемся как-нибудь. Так что ж, картинки будем смотреть или что? Давайте уж картинки посмотрим. Ну-ка, милый, покажь, что намалевал? Разверни, разверни.
Фраков.Вот. Пожалуйста. (Развертывает на стене проект памятника.)
На рисунке Пушкин изображен в короткой римской тунике с венком на голове.
Голоса.Удивительно!
– Какая прелесть!
– Нет, но как классично, какая поза!
– Великолепно!
Голова.Так. Это самое и есть Пушкин? Скажи ты! А отчего же он без брюков? По-моему, брюки бы надоть.
Фраков.Извините, почтеннейший, но Минин и Пожарский…
Голова.Чудак! Так то – Минин и Пожарский: тогда и все без брюков ходили, а теперь стыдно.
Гавриил Гавриилович (хохочет) . Вот так ляпнул городской голова!
Ее Превосходительство (страдая).Здесь недоразумение, дорогой Павел Карпович, вы просто не знаете требований классицизма!
Художник Пиджаков насмешливо хохочет.
Голова.Я-то? Извините, Ваше Превосходительство, но как у меня самого два сына в классической прогимназии, так я эти требования вот как знаю, здесь сидят! (Бьет себя по шее.)Но чтобы вовсе без брюков, этого даже и не слыхал, извините, врать не стану! (От души хохочет.)
Ее Превосходительство . Барон, объясните ему, я не могу!..
Барон.Но мне и самому… Конечно, я не о той части костюма, о которой, но… Да, да, несколько странно. Но, может быть, коллега, автор следующего проекта, нам что-нибудь скажет… компетентное мнение…
Фраков (гордо) . Я слушаю.
Пиджаков.Я ему не коллега.
Барон.Но почему же?
Пиджаков.Он академик. А я нет.
Фраков.Горжусь, что я академик!
Пиджаков.Горжусь, что я не академик!
Барон.Но, господа, позвольте, зачем так остро переживать? Я извиняюсь и, может быть, лучше, если сам автор проекта объяснит свою мысль…
Фраков.Что же тут объяснять?
Ее Превосходительство . Ах, пожалуйста, мы просим.
Фраков.Подчиняюсь приказанию Ее Превосходительства. Итак – что такое памятник? Памятник – это монумент. Надеюсь, никто не возражает?
Пиджаков.Я возражаю.
Фраков (окидывая его презрительным взглядом).А раз монумент, то он должен быть монументален. Все временное, все слишком человеческое, все слишком обыденное и пошлое – отпадает.
Голова (иронически).И брюки?
Фраков.Да-е – и брюки, как вам угодно выражаться. Моя скромная задача дать величие, а не брюки, я художник, а не портной. Брюки и на вас есть, почтеннейший!
Голова.Ну да: еще я б тебе без брюков ходить стал, чего захотел.
Гавриил Гавриилович хохочет.
Ее Превосходительство . Боже мой, что они говорят! Но где же идэя, идея?
Голова (звонит).Прошу господ собрание не ржать, тише! И вот мой сказ: голого нельзя. У нас мимо памятника девицы ходить будут, нельзя. Так – я ничего не имею: Пушкин – ну и Пушкин, а неприличия, как градский голова, допустить не могу, на мне медаль. Одень – тогда и ставь: тут тебе не спальня, а прохожая улица. А вы опять ухмыляетесь, Гаврил Гаврилыч – ну, чего вы?
Гавриил Гавриилович . Так-с. Величие! Скажите пожалуйста! Конечно, я все понимаю, тут и понимать нечего, – но почему именно Пушкин велик? Стихи писал – но, позвольте, что тут такого? Стихи всякий может писать, я сам их мальчишкой сколько написал. Наконец, ставят памятник человеку, который был убит в какой-то драке…
Некто.Смерть нехристианская, это верно. Но раз начальство ничего против такой смерти не имеет, то мы должны покориться. При всем том голизны одобрить не могу: человек умер, и Бог ему судья, а не мы. (Исполинову.)Округлив, запишите.
Еремкин.Осмелюсь и я. Та широта, под которой находится наш город, условия сурового климата заставляют и меня присоединиться к протесту. Было бы странно, если бы зимой, в мороз до тридцати градусов и более, на площади, занесенной сугробами, возвышался голый человек! Несоответственно.
Голова.На него и глядя-то зубами заляскаешь!
Фраков.Но не могу же я его в шубу!..
Голова.А не можешь, так чего ж берешься? Какой важный! Не ты стоять будешь, а он: так чего же ты ерепенишься?
Ее Превосходительство . Боже мой, что они говорят!
Фраков (гневно).Это… это папуасы! Это… это… Извиняюсь, Ваше Превосходительство, но я… позвольте мне удалиться!
Голова.Ну, ну, какой обидчивый, – и слова сказать нельзя. Посиди, посиди, не расстраивай компании. Может, другой-то еще хуже твоего: вместе ругать будем; возьми папиросочку, покури. Ну – твой черед, разворачивай… Эх, Пушкин!
Пиджаков (не совсем трезвый молодой человек, лохматый, поэтической внешности) развертывает и прикалывает свой проект. На рисунке Пушкин стоит, широко расставив ноги, одну руку положив в карман, другою – сморкаясь. Снова недоумение.
Так.Хорошо! Отчего же он за нос-то держится?
Пиджаков (гордо).Сморкается.
Голова.Монумент-то? Да что вы, ей-Богу, морочите, от дела отрываете?
Барон.Да, странно.
Некто.И опять-таки неприлично…
Ее Превосходительство (страдая).И где же идея?
Гавриил Гавриилович (хохочет).Нет, хорошо! А то – величие! Знаю я это величие, видал великих немало: прекрасно знают, где раки зимуют, ваши великие. Нет, хорошо. Очень хорошо! – так его и надо. Браво, молодой человек.
Пиджаков (гордо).Несколько слов. И надеюсь, вы меня поймете, хотя от рождения я одинок. Мне надоело ваше лживое искусство, и я кладу ему конец! Довольно! (Бьет кулаком по столу.)К черту!..
Еремкин (тихо).Но какой он сердитый.
Голова (также тихо).Выпил, оттого и сердится. Погоди, еще бить нас с тобою будут… Эх, Пушкин!
Пиджаков.Довольно! Я больше не хочу! Я ненавижу ваши лживые города с их бездушными героями на нелепых конях. Долой старую ложь! Пушкин был велик не тем, что писал стихи, как здесь сказал какой-то идиот…
Гавриил Гавриилович . Но, позвольте, кто дал вам право!..
Пиджаков.Виноват, это только полемический прием, и лишь идиот может понимать это буквально. Пушкин велик тем, что он был – человеком! Человек – вот что такое Пушкин, и человека я вам даю. Вам, ничтожным людишкам, нужно, чтобы ваш герой сидел на коне, а мой – сморкается!
Ее Превосходительство (робко) . Но где же идэя?
Пиджаков.Вы не понимаете? Ха-ха – в насморке. Что, не понравилось? не любишь?
Барон.Но послушайте, дорогой мой!..
Пиджаков.Я вам не дорогой. Если у меня нет знаменитого имени, как вот у этого академического тупицы, так это не дает вам права называть меня «дорогой»!
Фраков (вскакивая) . Я протестую!
Пиджаков.Ну и протестуй, сморчок несчастный.
Фраков.Я ухожу!
Пиджаков.Ну и уходи ко всем чертям! Ты думаешь, что если я молчал, так это от восторга? Молчал потому, что все вы подошвы моей не стоите – вот!
Фраков выходит. Пиджаков сатанински хохочет.
Некто (Исполинову, тихо) . Этого не пишите!
Голова.Говорил, бить начнут.
Ее Превосходительство . Милостивый государь, вы позволяете себе такое, что я, право, не знаю. Что в этих случаях делается?
Гавриил Гавриилович (яростно) . Вывести надо, вот и все!
Некто.Правильно!
Пиджаков.Я все позволил и все позволяю. Выводите – я всегда готов. Я сам крикну по вашей подлой терминологии: эй, человек, выводи человека! Вы думаете, я молчал от восторга? – рожи проклятые!
Некто (быстро) . Этого не записывайте!
С Ее Превосходительствомдурно. Ее успокаивают, пока голова осторожно выводит Пиджакова, уговаривая его.
Голова.Ну, ну, иди! Я это дело знаю: завтра проспишься, тогда и поговорим. Ну, сморкается и сморкается, чего же плакать-то?
Пиджаков (плача) . Ты – хам, но только ты один меня понял. Поцелуемся.
Голова.Изволь, сколько хочешь. В калошах пришел или так? Калоши-то не забудь. Ну, и сморкается, эка! Не плачь, все там будем. На извозчика-то есть? А то у меня возьми, потом отдашь. (Выводит его в переднюю.)
Здесь некоторое смущение и печаль о несовершенстве человеческого рода.
Барон.Какое некультурное происшествие! Молодой человек сидел так скромно, – и кто бы мог подумать!
Мухоморов.Водка-с. Вот кто наш истинный враг.
Гавриил Гавриилович . А по-моему, – дурак и больше ничего! нахал!
Некто (Еремкину) . А вот вы все твердите: но. Вот оно, ваше «но», молодой человек, видали? Хорошо, по-вашему?
Еремкин.Но при чем же я, Господи!
Ее Превосходительство . Анатолий Наполеонович, вы умный человек, скажите мне, зачем я спустилась на землю? И разве идэи – это так трудно и недоступно другим людям?
Мухоморов.По моему скромному мнению, – вы избранная натура, Ваше Превосходительство. В нашем ли Коклюшине вам прозябать, когда самые первые столицы должны с гордостью открыть Вашему Превосходительству свои врата. Не так ли, господин журналист?
Исполинов.Безусловно! Целиком присоединяюсь!
Голова (входя и отдуваясь).Отправил. Ну и народ горячий: хочет еще энтого первого догнать: изобью, говорит, как собаку. Так как же, по домам после такого скандала или продолжать будем? Надо бы уж кончать, а то совсем я от дела отбился, хоть лабаз закрывай.
Ее Превосходительство (слабо).Продолжим.
Голова (звонит) . Открывается и продолжается. Как, прогнавши обоих, по какому планту будем памятник ставить? С ума сойдешь, ей-Богу. Ты что все молчишь, Мухоморов? – подскажи. Ума у тебя, сказывают, целая палата.
Мухоморов.Смею ли я?
Голова.Раз позвали, значит, смеешь. Не форси. Ну?
Мухоморов (вставая) . Я мыслю об единообразии. Анна! ты понимаешь? Раз если Пушкин один, то на каком основании памятники должны быть различны? Мыслю так: откинув лжемудрие…
Некто.Правильно.
Мухоморов.…воздвигнуть монумент по образу столичного московского. Изволили видать? Со шляпою в руке для обозначения задумчивости, и в альмавиве, то есть плаще-с. Анна, ты согласна?
Мухоморова.Согласна.
Голова.И я согласен. Верно! Лучше московского не придумаешь. Дадим этим по сотняге за беспокойство, да и приступим, благословясь… Умница ты, Мухоморов! Спасибо!