грязный парус, и войлочный черный колпак наверху ее мачты, и всему этомунепридала никакого значения.
Она должна бы заметить и то, чтолодка,бывшая,конечно,вдалекомплавании, входила в пристань в необычное время и держала курс свой непрямок поселку, а нарочно проходила между скалами ипристалауоднойизних,завязав канат у торчащего рогом обломка утеса.
С лодки сошел кто-то, покрытый коричневым полотном, и, ничего не взяв ссудна, скрылся где-то под берегом, а потом, через час или несколькобольше,опять возвратился к лодке вдвоем с закутанной женщиной,котораяедвалишьступила на лодку, как страшно вскрикнула и, отпихнув от себя сопровождавшегоее мужчину, упала в море, но сейчас же выплыла на берег и убежала.
Это Мелита уже заметила, потому что женский крик был слишкомгромокистрашен, но она тотчас же потеряла из вида эту фигуру и зато тем болеебылапоражена, когда через малое время эта жесамаяфигура,втомжемокромплатье, но в лице Маремы, подбежала к Мелите и, упавпереднейссжатымируками, завопила сквозь слезы:
— О моя бедная госпожа! Прокляни и продай меня, какзлуювестницу,вжестокие руки!ядостойнаэтогозатогоре,какоемнесужденотебевозвестить.
При первых же словах Маремы сердце Мелитыпереполнилосьпредчувствиемжесточайшего несчастия, и она ей сказала:
— Умоляю тебя, говори и мне скорей, что случилось,инебойсямоегогнева — моя вера не дает места гневу.
— О да, — отвечала Марема, — теперь тебе наступилчаспоказатьтвоейбедной и темной рабе, сколько света и силы может дать человеку твоя вера!
— Я постараюсь, чтобы ты не получила о ней через меня дурногопонятия;говори, что должна я узнать!
— Твой муж… вон, видишь, там,ускалы…этолодкаего…моегогосподина Алкея, и… в ней на дне, около мачты, на вершинекоторойподнятчерный колпак, лежит, покрытое парусом… бездыханное тело.
— Пруденция! — воскликнула громкоМелитаисейчасжезаломиланадголовою руки и стала повторять сквозь рыдания: — Бедное дитя! НеужелиАлкейубил его в ревности! О, злополучный невинный Пруденций!
Но Марема, дав несколько времени проплакать Мелите и как бы освоиться сгорем, взяла ее тихо за руки и, переводя их к своему сердцу, сказала:
— Нет, Мелита! Ты напрасно плачешь о юноше, ты должна оборотить ксебегоре другой стороною: погиб не Пруденций, а тот, чья смертьтебяоставляетвдовою.
Мелита вдруг воздержала свои слезы и остановила сухой, огненныйвзглядна Мареме:
— Умер муж мой, Алкей?!
— Да, госпожа.
— И там, внизу, у скалы его тело?
— Да, оно в лодке…телоАлкея…Яеговиделаипрокляларок,судивший мне возвестить тебе это несчастие.
— Оставь говорить о проклятиях и веди меня скорей к лодке!
Марема положила себе на плечо руку Мелиты, и обе женщины пошлиспешнойпоходкою к морю и скоро стали у лодки, на которой не было никакого груза,атолько у основания мачты лежал небрежно брошенный парус.
— Вот это здесь, — тихо сказала Марема и затем с участиемспросила:—Если ты можешь видеть и прикажешь открыть…
Но Мелита, вместо ответа, сама нагнулась и едва приподняла уголсерогополотна с синей каймою, как увидала мертвое лицо Алкея с выдавшимисякосымиглазами и тремя страшными колотыми ранамивчерепе…Раныбылипосредитемени, все три кругловатые, каждая величиною с вишню, и все рядомоднаотдругой на расстоянии пальца… Их не нужно былоощупывать,чтобысказать,что все они равномерно глубоки и все три смертельны.
Мелита склонилась к голове мужа и долго смотрела в его глаза, апотом,когда подняла лицо свое, увидала, что прямо переднею,подругуюсторонупаруса, стоял в печальном платье и с печальным лицом невинный Пруденций.
Увидя его открытое лицо, хранившее до сих пор на себе следыцеломудрияи духовной чистоты, Мелита вздохнула и тихо промолвила:
— Ты знаешь, конечно, что о тебе скажут люди, когдаувидятнесчастноетело Алкея?
— Да, знаю, — ответилПруденций,—людискажут,чтоэтоянанессмертельные раны Алкею.
— И что же ты им ответишь в свое оправдание? Я ведьнезнаю,кактыискусен во лжи. Или, быть может, ты для того и привез сюда тело Алкея, чтобыпред всеми признаться в убийстве и рассказать, для чего это сделал?
— Нет, — отвечал ей невинный Пруденций. — Я недлятогопривезсюдатело Алкея, чтобы изощряться во лжи или делать над ним признания в убийстве.Я привез его для того, чтобы ты могла видеть хоть мертвого мужа и моглаегооплакать и схоронить как жена. А когда меня спросят о смерти Алкея,ябезолжи расскажу о ней всю сущую правду.
Слушая эти слова, Мелита смотрела острым и пристальным взглядом в глазаПруденция и получила в глубине своего духабезотчетноеудостоверение,чтоПруденций ничем не повинен в смерти Алкея…
Это ей было отрадно, и душа ее успокоилась, насколько это было возможнов теперешнем случае.
— Если ты прав, — отвечала она, —тоиспешискорейпринестисвоеоправданье: я и Марема останемся здесь у мертвоготелаАлкея.Тыжеидипоскорее в селение, позови свою мать, вдову Ефросину, и вызови всех старых имолодых людей на берег моря, на то место, где Алкей говорилпредлюдьмиокончине отца твоего, Гифаса. Я и Марема приведем туда лодку стелом,авывсе наломайте ветвей, на которых можно поднять и нести тело Алкея,икогдаоно будет поднято, ты перед всеми должен сказать, как случилась гибель Алкеяи кто нанес ему эти три равномерные раны.
Пруденций ей тихо кивнулголовоюи,скородостигнувселения,снялрожок, который виселнасукестарогодуба,ипротрубилдлявсехтри
призыванья, чтобы все шли скорей на собранье.
IX
Услышав рожок, люди тотчас же сталивыходитьиздомови,поправляяодежды, стали направляться к тому месту, где еще так недавно все выслушивалиповесть Алкея о смерти Гифаса. Здесь и теперь, так, как и тогда,стояланапеске опрокинутая килем вверх старая лодка.
Все это было на полперелета стрелы от старого дуба, под которымтеперьстоял Пруденций. И он продолжал здесь стоять, поканаберегуокололодкисобрались почти все взрослые люди селения,аиз-зазагибапологогомысапоказалась на море лодка, которую гнали на веслах Мелита с Маремой.
Пруденций, который ожидал появления на море этой лодки, прежде всехееи заметил, и он тотчас же снял с дерева рог, висевший на скрученном лыке,инадул его так, что рог заразиздал,кромеобщегопризывногозвука,ещеособый сигнал, который мог иметь условное значение длядрузейтрубачаилиего семейных.
Собравшиеся люди неупустилизаметитьэтотсигнал,иодинмолвилдругому:
— Пруденций, наверно, хочет сказать что-то необыкновенное.
— Почему ты так думаешь?
— Он кому-то дает сигнал на священном рожке.
— Это он зовет сюда свою мать.
— О да! Вон она и выходит — вдова Ефросина.
— Значит, они еще не видались?
— Так надо думать.
— Любопытно! Пруденций, конечно, желает, чтобы мать его была здесьпритом, для чего он сзывает селенье; но что это такое он хочет сказать?
— Услышим.
— Уж конечно услышим.Вонкберегутянетсялодка…Эге!Даэтознакомая лодка Алкея. Ее, еще года нет, снаряжал и опятьнедавнораскрасилГифас, а теперь… смотри, что такое?.. Лодку ведут на веслах две женщины…Ах, ведь это Мелита с своею рабыней, сидонянкой Маремой… Ну, уэтойрукииз бронзы, но все-таки женщинам не пристать сюда близко… Здесь вязкая тинаи внизу в разных местах, не наоднойглубине,острыекамни…Ага!вотхорошо догадался Пруденций: он сбежал к морю и вошел в воду… Ну,немножкоизмокнет, а зато он взял лодку за канат и подведет ее к берегу…Ишь,какон весь изогнулся под лямкой!
— И зато какой чудный стан!..
— Да, уж Пруденций, известно,совершенныйкрасавец.Говоричтоктохочет, а им ведь недаром гордится наше селение, и я думаю, если быбогинеимели зависти к красоте смертных, тонельзябылобынипонятьиничемобъяснить, как они могли допуститьсоединениеМелитысраскосымАлкеем,после чего Мелита остается бесплодной, тогда как ее следовало бы соединить сПруденцием…
— Ага! это правда.
— Да, уж тогда было бы можно ручаться, что Мелита не тосковала бы инеосталась бы бесплодной, а взору человеческому был бы дандляусладысамыйкрасивый ребенок.
— Да, я думаю тоже,чтоеслибыМелитабылапомоложеибылабысвободна, — она не сочла бы для себя за большое обременение ласки Пруденция,и тогда-то, пожалуй, ты прав, что второй Купидон мог бы родитьсягде-нибудьв нашем незнатном селении; но ведь МелитапостаршеПруденция,имужее,косоглазый Алкей, долговечен: всеегопредкивсегдадостигалимаститоговека. Но в это мгновеньеулодки,подвинутойкберегу,раздалсяголосПруденция:
— Почтенные люди и ты, о, нежно любимая мать моя, вдова Ефросина! Еще вочень недавнее время отсюда отплыли вдвоем:отецмой,отважныйГифас,сбесстрашным Алкеем. Так они много раз отправлялись вместевдвоемивсегдавместе вдвоем возвращались, но в этот последний раз случилось иначе: вэтотраз возвратился один только смелый Алкей и открыл здесь, на этом месте, всемвам, и мне, сыну Гифаса, и вдове отца моего Ефросине, что отец мойсделалсяжертвою моря.
Вселюдислушалиэтовступлениеовещах,всемимизвестных,и-напряженносмотрелинаПруденцияинаМелитусМаремой,стоявшихпо-прежнему в лодке. В толпе проносилось:
— Что он хочет сказать?.. Для чего в лодке стоят Мелита сслужанкой?..Пруденций,бытьможет,узналчто-нибудьизадумалтеперьобвинитьвпреступленье Алкея?
А Пруденций, вместо того, вдруг зарыдал и, рыдая, воскликнул:
— Посмотрите же, что нынче сталось с самим бесстрашным Алкеем!
Пруденций сдвинул лежащий на дне лодки парус и, приподнявтрупАлкея,добавил:
— Вот он, Алкей! Он убит. Подходите и смотрите: на его темени рядом триодинакие ранки. От каждой из них человек должен былумеретьнепременно,аАлкей получил все три раны в одно мгновение ока.
— Где и как он мог получить их? — зашумели, толпясь на берегу и отчастивходя в воду, люди.
— Ты должен все объяснить, — кричали другие.
— Да, ты за него отвечаешь.
— И ты можешь быть в подозрении; ты мстил ему за Гифаса!
— Или завидовал красоте несравненной Мелиты!
— О, воздержитесь! — воскликнул Пруденций. — Вы не опоздаете оскорблятьменя обвинениями и после того, когда я все изложу вам, как былодело.Деложе в том, что Алкей и упредивший его на пути в царство теней отец мойГифасне только занимались торговлей, но они… они тоже нападали на другие суда играбили их и топили…
На всю массу слушателей это не произвело особенно сильноговпечатленияи даже, кажется, никого не удивило, кроме одной. Мелиты, которая вскрикнула:«Мой муж был разбойник!» и, поднявкверхуруки,упалаголовоюнаплечоМаремы.
Пруденций же продолжал говорить и рассказал, чтоонневеритсловамАлкея, как погиб Гифас, что это, наверное, былокак-тоиначе,ночтоонникогда не думал мстить за это Алкею, асамАлкейполучилсвоираныотгвоздей, предательски вбитыхвднищеплывшейвизантийскойтриремы,подкоторую Алкей поднырнул, с тем чтобы тихо взобраться на ее бортизадушить