И Благово подошел к образу и перекрестился. Потом кликнул с улицы урядника и приказал:
– Этого в наручниках в секретное отделение при управлении полиции, в одиночную камеру. Передать мое приказание: глаз не спускать, ни свиданий, ни передач не дозволять. Здесь перерыть дом и двор на две сажени в глубину. Палагута подскажет, где искать и что именно найти… Обо всем докладывать мне лично; я буду в кабаке пить чай. Да, кабак тоже потом закрыть. На общество наложить штраф.
Через четыре месяца состоялся суд. Ярмонкин-старший и его сын Фома получили пожизненную каторгу, Асафа приговорили к двенадцати годам. Анисима после медицинского освидетельствования от наказания освободили: отведав лыковского кулака, он сделался идиотом. Недоверчивый Благово поручил Палагуте вести за ним строгое и неотрывное наблюдение.
Повальный обыск в Вершинине продолжался почти неделю. В трех дворах было раскопано в общей сложности более двадцати неопознанных трупов различной степени разложения. Во многих домах нашлись подозрительные вещи, часто со следами замытой крови, а также документы пропавших без вести людей. Выявилась страшная картина: несколько семейств много лет (если не десятилетий) занимались разбоями и убийствами, все село знало об этом, но молчало либо соучаствовало. Каждый пятый взрослый мужчина или сидел в тюрьме, или уже отбыл наказание, или оставлялся судом в сильном подозрении. Четверо беглых открыто проживали у себя дома и даже катались в волость, и никто их не тронул! Центральной фигурой в преступном селе оказался староста Кузьма Торчалов. Не убивая сам, он занимался скупкой краденого и продажей вещей и ценностей с погибших людей. Связи лихого старосты простирались до обеих столиц, а сыновья оказались состоящими в главных московских бандах: Анчутки Беспятого и Ивана Мячева. Под следствием очутилось более семидесяти вершининских крестьян, из которых полтора десятка, в том числе и бывший староста, пошли в Сибирь.
Палагута железной рукой навел в разбойничьем селе порядок. После осуждения в каторгу основных злодеев осталось еще много мелкой сволочи. Эти люди пытались жить по-старому, но им не дали такой возможности. В итоге те, кто не убежал, попали в арестный дом или на рудники. Вершинино медленно приучалось жить честным крестьянским трудом. Здоровые элементы нашлись и здесь, и при поддержке властей все в конце концов наладилось.
Семейство Смысловых вернулось в Сосновку и проживало там благополучно. В 1889 году, когда Благово уже не было в живых, а Лыков служил в Департаменте полиции, он получил от Палагуты письмо. Тот писал, что Анисим Ярмонкин покушался на жизнь Таисьи, к этому времени уже замужней женщины и матери троих детей. Осталось непонятным, симулировал ли убийца все эти годы сумасшествие или излечился, но скрывал это. Факт, что спустя почти десять лет он попытался отомстить. По счастливой случайности, становой проезжал в этот момент по деревенской улице и увидел, как Анисим гонится за своей жертвой с ножом. Недолго думая, Палагута застрелил его на месте, закончив тем самым историю о злых людях из села Вершинина.
Дело молитовских отравителей
25 марта 1880 года в Шуваловском лесу был найден труп пожилого мужчины. Он был убит несколькими ударами топора в голову, неумелыми, но сильными; лицо обезображено, бумаг никаких не обнаружено. Судя по одежде и белью, покойный был человеком обеспеченным. Гладкие ладони с бугорком на безымянном пальце левой руки указывали, что он – левша, а род его занятий – кабинетная работа.
Убитого нашел случайно лесной кондуктор, проверявший незаконные порубки. Место для сокрытия трупа было выбрано с умом: небольшой заваленный упавшим сухостоем лесной овраг в стороне от тропинок. Кондуктора насторожила валявшаяся на пригорке перчатка. Снег почти везде уже стаял, оставаясь только в низинах. Разглядеть с седла небольшую вещицу было трудно, но молодой парень, из отставных егерей, мимо не проехал. Когда он спешился, чтобы поднять перчатку, то увидел в сажени от нее двугривенный. Шагнул к нему – нашел далее два полтинника. Заинтересовавшись, кондуктор сделал уже десять шагов вперед, туда, куда указывала цепочка брошенных предметов, и обнаружил в овраге труп.
Благово послал курьера объехать все четыре нижегородские части – нет ли объявления о пропаже схожего по приметам человека. Таковых не оказалось. В Первой Кремлевской исчезла младшая сестра купчихи Рябининой, девица Софья Михайловна, но это история известная. Молодая совсем, а клейма ставить уже негде: каждый год убегает с очередным юнкером высокого росту…
До конца дня никаких сведений об убитом собрать не удалось. Доктор Милотворский сделал вскрытие: вчера за ужином старичок съел жаркое с грибами. Ну и что?
В этот же несчастливый день в городе случилось еще одно убийство. Белодеревец Мушкетов стоял возле трактира «Кот», что в Гордеевке, и дожидался товарища, когда к нему подошел незнакомый субъект. По виду мелкий торговый человек, он был слегка выпимши.
– Как тебя зовут? – спросил неизвестный Мушкетова.
– Иван, – ответил тот, удивленный таким любопытством.
– Ну, а раз Иван, то получи!
И ударом ножа нанес белодеревцу смертельную рану в живот, после чего скрылся во дворах.
Через два часа после этого дикого происшествия сыскной надзиратель Макарьевской части Здобнов донес, что личность убийцы установлена. Некий Дормидонт Широбоков, обыватель с 14-й линии Кунавинской слободы. Совершенно ничем не примечательный экземпляр: пьяница и лодырь, каких половина России. За что он зарезал несчастного столяра, неизвестно; вполне вероятно, что преступник и сам этого не знает…
Теперь поимка негодяя стала лишь делом времени. Отоспится в каком-нибудь притоне, утром вспомнит, что наделал, и ударится в бега. Бежать он может либо в родную деревню (Кременки Макарьевского уезда), либо к брату, сторожу Дворянского института. Там или там, но завтра Широбокова возьмут; здесь все предсказуемо. А вот тело в Шуваловском лесу…
К семи часам вечера Благово вместе с полицмейстером Каргером вызвал к себе новый губернатор Безак. Лишь позавчера он прибыл в Нижний Новгород на смену ушедшему Кутайсову, и сразу такое… Генерал-майор Свиты Его Императорского Величества, выпускник двух академий и кавалер боевого Владимира за участие в сражении при Филиппополе. Злые языки говорили, правда, что на турецкой войне Николай Александрович был только три дня и ездил туда за орденом и генеральскими эполетами (получил и то и другое). Те же языки намекали, что из Безака готовят министра – как-никак крестный одной из императорских дочерей… Благово встречался с новым начальником губернии во второй раз и успел понять, что тот человек умный и не злой; уже хорошо по нынешним временам. Особенно в сравнении с Кутайсовым…
На этот раз Безак был хмур и шутил через силу:
– Что это у вас, господа полицианты, уже по два человека за день убивают? Эдак скоро в Нижнем населения не останется – кем я стану руководить?
– А вот погодите, ваше превосходительство, когда снег весь сойдет, – пообещал губернатору Каргер. – Человек десять покойничков сразу обнаружится; мы называем их «подснежниками».
– Да ну! – ахнул Безак. – И вы мне так спокойно об этом говорите?
– Что ж поделать, ваше превосходительство…
– Зовите меня Николай Александрович. Давайте без чинов, нам вместе служить. Это и к вам относится, Павел Афанасьевич.
– Слушаюсь. Так я говорю – что ж поделать, ежели так неизбежно повторяется каждую весну?
– Это еще мелочи, Николай Александрович, – попробовал утешить начальника губернии Благово. – В Петербурге об эту пору собирают ежегодно до восьмидесяти мертвяков.
– Святый боже… И что?
– Списывают на несчастные случаи и самоубийства. Хотя все понимают, что две трети из них – жертвы умышленных преступлений.
– А ведь по отчетности – я читал – в столице в год числят не свыше двух десятков убийств, – пробормотал Безак. – Втирают очки государю и не стыдятся…
– На самом деле убийств бывает до сотни, и это без пригородных местностей; с последними еще более, – продолжил Благово. – Но бог с ней, со столицей, у нас свои приключения. Прикажете доложить?
И начальник сыскного отделения сжато рассказал об обоих случившихся за день злодействах. В заключение высказал твердую уверенность, что Широбоков послезавтра утром непременно будет схвачен и, скорее всего, в Кременках. Туда пошлют Лыкова – от него еще никто не уходил. А вот с шуваловской находкой сложнее: покуда не установим личность покойного, следственные действия вести невозможно.
Имя убитого было выяснено через сутки после этого разговора. Широбоков уже сидел в остроге – его взяли на квартире у брата (Лыков скатался в деревню без пользы). Кстати, поганец действительно не смог вспомнить, за что зарезал несчастного столяра. «Чевой-то, вашебродие, нашло… прям за душу-то и взяло! Эх, думаю, жисть! Простору нету! ну, и тово…» Беседа в подобном ключе подходила к концу, когда пристав Рождественской части прислал к Павлу Афанасьевичу помощника нотариуса, некоего Подгаецкого. Тот подал явочное прошение: его хозяин, нотариус Антов, бесследно исчез и не появляется ни дома, ни в конторе уже более сорока часов. Что на него не похоже… Возраст пропавшего – шестьдесят один год, телосложения среднего, и он левша.
Лыков и Титус – помощник начальника сыскной полиции и заведующий столом розыска – выехали для осмотра конторы и жилища погибшего. Антов занимал для своего дела три комнаты во втором этаже дома Обрядчиковых на Рождественской улице. По наведенным справкам, он был человеком уравновешенным и порядочным, но очень замкнутым. Имел серьезную клиентуру среди нижегородского купечества, особенно между старообрядцами основных толков. Являлся многолетним причетчиком домовой церкви беспоповцев. Вдовец, жил одиноко в собственном небольшом домике в Панской слободе. Пребывал в достатке, но жизнь вел скромную, без мотовства. Его помощник Андрей Александрович Подгаецкий, бесцветный, субтильный человек лет 28, был, видимо, встревожен происшедшим. Теперь ведение всех дел конторы свалилось на него одного. Подгаецкий немного растерялся, но не робел – он уже четыре года служил у старика и знал всю кухню наизусть, справится. С другой стороны, теперь помощник сделался хозяином отлаженного дела, с готовой клиентурой… Алексей поэтому сразу записал его в подозреваемые.
– Когда вы видели вашего хозяина в последний раз?
– Он мне не хозяин, а работодатель. Был.
– Ответьте, пожалуйста, на заданный вопрос.
– В четыре часа пополудни 24 марта он ушел из конторы домой. Обычно мы сидим до шести, но Парфен Семеныч сказал, что у него болит голова. Такое иногда случалось, когда менялась погода. А в тот день как раз пошла резкая оттепель, так что я и не удивился. Но на следующий день Антов всегда появлялся; а тут десять часов, одиннадцать, половина двенадцатого… Ни его самого, ни записки. В обеденный час я отправился к Парфен Семенычу домой, а прислуга мне заявляет, что он и ночевать не приходил! Признаться, тут я даже успокоился.
– Почему? Такое уже бывало?
– Один-два раза в год шеф загуливает. Загуливал… Мужчина он был еще очень живой и совсем не бедный, но строгих правил. И очень скрытный! Никаких там девок – только честные вдовы, притом не из простого звания. Город у нас купеческий – в честных вдовах недостатку нет-с! Все было весьма пристойно, без огласки; только я один и знал, что есть у Парфен Семеныча такая слабость. Раз в полгода он менял себе пассию и тогда пропускал присутственный день. Вот я и подумал: опять оскоромился, старый хрен… Но когда и назавтра Антов не появился, я обеспокоился и побежал в полицию.