Только не здесь, а в Висбадене.
Нижегородский подпрыгнул.
– В Висбадене? Ты не шутишь? – Он забегал по комнате. – Погоди, погоди. Ведь это, если не ошибаюсь, настоящий Рулетенбург. Я слыхал один
разговор в «Фортуне» о тамошних ставках в пять тысяч французских франков, а это… – он наморщил лоб, – что-то около четырех тысяч марок…
– Четыре тысячи пятьдесят по курсу «Гросс Дойче Банка».
– А четыре на стрейт дадут сразу сто сорок! – Он снова плюхнулся на диван. – Так, давай рассказывай.
Каратаев сообщил компаньону о прочитанном им несколько дней назад интервью в «Фигаро» от первого февраля с каким-то модным писателем,
только что вернувшимся в Париж из Висбадена. Когда речь зашла о рулетке, тот поведал историю о том, как оказался свидетелем выпадения в
трех спинах кряду единицы, двойки и тройки. Причем после единицы и двойки он в шутку громко сказал, что теперь непременно выпадет тройка, и
поставил на нее какую-то мелочь. Тройка выпала. Все присутствовавшие бросились ставить на четверку, завалив соответствующую клетку игрового
поля ставками. При этом они заворачивали монеты в бумажки или банкноты и подписывали их, чтобы потом была возможность разобраться где чье.
Выпало зеро.
– А он не врет? – усомнился Нижегородский.
– Да вроде не похоже: приводит в свидетели кого-то еще, даже называет имя.
– А самого как звать и где это произошло?
– Сейчас посмотрю. Я выписал в блокнот.
Савва сходил к себе и вернулся с тетрадкой в руках.
– Вот: Мишель Моризо, драматург, казино «Лотос», двадцать восьмое января, суббота.
– Мишель Моризо… – Нижегородский задумался и стал размышлять сам с собой: – Так… два первых номера, то есть единица и двойка, уйдут на
идентификацию эпизода. По ним мы поймем, что пошла именно эта серия… конечно, при наличии поблизости этого самого Моризо. Там есть его
фотография?.. Отлично! Тогда на тройке и зеро можно действительно поиграть. Ладно, – он хлопнул себя по колену. – Включай свой очешник, я
должен сам все прочитать. Потом решим… Моризо… Моризо… Вроде где-то слышал…
Через несколько дней они прощались на Потсдамском вокзале. Нижегородский уезжал один. При нем был средних размеров чемодан, набитый
рубашками, галстуками и прочим гардеробом, словно его владелец отправлялся в трехмесячное артистическое турне. Двойное дно чемодана
скрывало двадцать тысяч марок крупными купюрами.
– Провернем дело с пароходными акциями, Савва, и нужно срочно заняться натурализацией, – говорил он Каратаеву, прохаживаясь с ним по
перрону. – Ведь кто мы с тобой сейчас? Две темные личности без прошлого и даже без нормальных легенд. Заинтересуйся нами контора рангом
повыше районного полицейского участка, и могут быть неприятности. У тебя есть на этот счет предложения?.. Вот видишь. А надо что-то думать.
Наше счастье, что у нас пока нет явных недоброжелателей. Но в скором будущем я тебе их гарантирую.
Дали первый свисток. Нижегородский продолжил свою мысль:
– Мне кажется, герр Флейтер, нам пора уже вступить в пару каких-нибудь обществ, чтобы хоть где-то числиться. Ну, там, в клуб собаководов
или в кружок любителей орхидей. А может, в партию? Ты бы подумал над этим, пока меня не будет.
Ну, там, в клуб собаководов
или в кружок любителей орхидей. А может, в партию? Ты бы подумал над этим, пока меня не будет.
Дали второй свисток.
– Ну, будь паинькой. Не обижай фрау Парсеваль. Сходи в казино, поиграй в рулетку просто так, для души. Знаешь систему Мартингейла? Ставь на
чет-нечет или на цвет, каждый раз удваивая до первого выигрыша. Вернешь все проигранное плюс первоначальную ставку. Потом начинай все
сначала. Всегда будешь в плюсе. – Он поднялся в вагон. – Только это тактика нищих и скупердяев, Савва. Настоящий игрок так никогда не
делает. Пока.
Через два дня фрау Парсеваль положила на стол перед Каратаевым телеграмму: «Моризо не соврал тчк еще денек погреюсь в источниках тчк приеду
не один тчк».
«Что значит не один? – терялся в догадках Савва. – Опять притащит какую-нибудь бабу? Нет, этого типа нельзя оставлять без присмотра».
И действительно, первого февраля Нижегородский приехал не один. Но это оказалась не женщина. Когда он вошел в прихожую, в его руках кроме
чемодана была корзина с маленькой абрикосовой собачкой.
– Есть повод вступить в «Клуб любителей мопсов», Каратаев, – строго произнес Вадим сразу после приветствия. – Щенка зовут Густав.
Убедительно прошу не перекармливать и не устраивать сквозняков.
Фрау Парсеваль при виде собаки хотела было что-то сказать, но, вспомнив новогодний конверт с дополнительным трехмесячным жалованьем,
промолчала.
– Ну как ты сыграл? – спросил Каратаев, когда Нижегородский вышел из ванной. – Судя по телеграмме, удачно?
– Более чем и, тем не менее, не так, как мы с тобой рассчитывали. Я перевел на наш счет еще ровно сто пятьдесят тысяч.
– Ну и отлично! Давай, рассказывай. Ужин только через полчаса.
Вадим уселся в кресло и взял на колени своего мопсика.
– Вот ты спрашиваешь, как я сыграл, Савва, а сам думаешь: да разве ж это игра, когда знаешь выигрышный номер? Скорее это какой-то сбор
дани. Но скоро ты поймешь, что не прав. А вот как я съездил – это другой вопрос. Висбаден, Саввушка, – город миллионеров, большая часть из
которых приезжие аристократы и удачливые деятели искусства. Немало из них наших соотечественников. Они греются там в горячих ваннах от
Орлиного ключа да поигрывают в рулетку. А в промежутках посещают Руссише Кирхе и бродят между надгробиями на Руссише Фридхоф. Но все это
лирика. А что касается дела, то в четверг я был в «Лотосе» с самого момента его открытия. Бродил там среди мертвых столов (тех, на которых
еще никто не играл), оживил один из них, сыграв несколько раз. Выиграл на «сплит бете» – зеро и три номера, – перекинулся парой фраз с
крупье. Еще с вечера я навел кое-какие справки о Моризо: француз остановился в гостинице на Таунусштрассе. Когда он заявится, я не знал, и
потому вынужден был следить за каждым входящим. Как только появлялся кто-то похожий, мне приходилось держать его в поле зрения,
прислушиваясь, не говорит ли тот по-французски. Иногда таких типов собиралось сразу несколько. Я спортивным шагом описывал вокруг столов
восьмерки, чувствуя, что со стороны похожу на форменного идиота. Персонал казино об этом французе ничего толком не знал. Мне уже было
пришла в голову мысль купить почтовую открытку, встать у входа и спрашивать каждого входящего: не есть ли он французский писатель Мишель
Моризо? Жена, мол, страстная поклонница его таланта, велела без автографа писателя не возвращаться.