Оказывается, еще в том веке в этом
самом доме некоторое время снимал пару комнат (включая ту, с тайником) один человек – некий Рэй Олифант, бывший моряк. Запиши, может
пригодиться. Так вот, он таинственно исчез ровно двадцать лет назад. Ушел как-то под вечер и не вернулся. Недели через две хозяева
обратились в полицию, но безрезультатно. У Олифанта не нашлось ни родных, ни друзей. На вопрос Пэррисов, что им делать с вещами
исчезнувшего постояльца, им посоветовали снести их на чердак и поберечь некоторое время.
– А что удалось узнать об этом Олифанте? – допивая кофе, спросил Нижегородский.
– Только то, что он объездил полмира на парусниках, а последнее время плавал на чайных клиперах британо-индийских компаний, пока
окончательно не пришел век пара и гребных колес. Он был замкнут, терпеть не мог, когда кто-нибудь, включая хозяев, совался в его
апартаменты, но платил за жилье исправно. Вот и все.
– Понятно.
– В Амстердаме сначала зайди к Ашерам – чем черт не шутит, может, они возьмутся за наш заказ. Хотя… после «Эксцельсиора» и «Куллинана»,
принесших им славу лучших гранильщиков, я бы обратился к кому попроще. Вот, например, к Якобу ван Кейсеру. Он молод, но лет через
пятнадцать будет знаменит. К тому же он несколько лет провел в Германии, так что должен сносно говорить по-немецки. В общем, смотри по
обстоятельствам.
Ранним утром шестого марта Нижегородский вышел из поезда на станции Хартворд. Свой чемодан он оставил на вокзале в камере хранения,
прихватив с собой небольшой саквояжик с заранее купленными инструментами.
Никаких проблем с пересечением границы у него не возникло. Британскому таможеннику в Лондоне он объяснил свой приезд на Альбион служебной
необходимостью, представившись агентом частной страховой компании. Таможенник выдал ему какую-то бумажку, объяснил, как проехать на
Паддингтонский вокзал, и занялся следующим пассажиром.
И вот он почти у цели своего путешествия. Моросил мелкий дождь, и холодный ветер шумел в ветвях голых деревьев. Вадим стал вспоминать карту
города, которую Каратаеву удалось разыскать в своем архиве. Правда, это была не карта маленького Хартворда начала двадцатого века, а план
одного из северных районов гигантского мегаполиса, в который превратится Лондон спустя два столетия. Тем не менее на плане была обозначена
Кроупли-стрит, и хваленый английский консерватизм позволял надеяться, что это та самая Кроупли-стрит, в одном из домов которой его ждет
«Призрак».
Так и вышло. Двухэтажный дом из почерневшего от времени кирпича стоял зажатый своими соседями, отличаясь от них пустыми проемами окон. В
небольшом дворике, отгороженном от проезжей части улицы низким палисадом, были сложены оконные рамы, рядом стояли извлеченные из них
стекла. Здание имело два подъезда с каменными крылечками. Двери уже были сняты, зияющие проемы обрамляли пилястры из серого камня,
увенчанные наверху такими же треугольными портиками.
Вадим услыхал голоса. Несмотря на ранний час, внутри кто-то был. Нижегородский нарочито громко толкнул калитку и вошел во двор. В окне
нижнего этажа тут же появилось недовольное лицо чрезвычайно толстой пожилой женщины. «Лора Пэррис», – узнал он хозяйку.
– Простите, мэм, я приехал разыскивать мистер Олифант, – на ломаном английском обратился к ней Нижегородский. – Он жить когда-то в этот
дом.
– Какой еще Олифант? – раздосадованно проворчала тетка.
– Какой еще Олифант? – раздосадованно проворчала тетка. – Нет тут вообще никого. Вы не видите, что дом сносят?
Она вышла во двор и в упор уставилась на иностранца. Следом за ней в дверях появился низенький старичок с тетрадью в руках.
«Чертова баба, – подумал Вадим, – эта так просто не впустит». Он достал из кармана записную книжку и сделал вид, что читает.
– Вы есть Лора Пэррис?
– Да, – удивилась хозяйка. – А вы кто такой?
– Крамер. Йозеф Крамер из Ганновера, частный детектив.
В руках «детектива» блеснула золотая монета. Еще в порту, покупая фунты и шиллинги, Нижегородский специально выменял пару гиней, бывших в
эту пору в Англии уже достаточно редкими и оттого особенно желанными. Он подошел ближе. Увидав чеканный профиль королевы Анны, женщина
захлопала глазами и стушевалась.
– Можно, конечно, посмотреть в домовой книге, – пробормотала она, не отрывая взгляда от желтого кружочка. – А что, этого самого Олифанта
кто-то еще ищет? Он пропал лет двадцать назад, и мы с мужем давно выбросили его вещи. Да у него и не было ничего ценного – так, всякий хлам
да пустые бутылки.
Вадим протянул ей монету и попросил разрешения осмотреть комнаты, где жил старый моряк.
– Это важно, – загадочно произнес он. – Это может пролить свет на одно важное дело.
С этими словами он извлек из своего саквояжа большую лупу на длинной ручке.
– Роджер, покажите господину немцу комнаты наверху, – бросила миссис Пэррис в сторону старикашки с тетрадью. – Будьте осторожны, –
участливо повернулась она к детективу и пошла за ним следом, – лестница совсем прогнила. Вам повезло, вы едва не опоздали. Завтра дом
начнут ломать. Здесь будут строить новую гостиницу для приезжих…
– Гостиницу? – переспросил Нижегородский. – Я бы хотел пить чай и кушать. Я только с парохода. Где я могу кушать?
– У меня, – обрадовалась женщина. – Не нужно никуда ходить. Я живу в том доме напротив и сейчас приготовлю вам завтрак.
Переваливаясь, словно утка, женщина поковыляла к калитке. По скрипучей лестнице Нижегородский вместе со стариканом поднялся на второй этаж.
Он быстро сориентировался и нашел ту самую комнату, фотографиями которой вскоре запестрели бы английские газеты, если бы он не опередил
рабочих. Он увидел камин, дубовые панели, темно-зеленые обои со следами от висевших здесь много лет всевозможных рамок с картинками,
бронзовых подсвечников и витиеватых чугунных полочек. Скрипя половицами, следом за ним в комнату вошел Роджер.
«Как бы еще и от него отвязаться?» – подумал Вадим. Он достал из кармана шиллинг и спросил:
– Здесь есть поблизости почта? Я должен срочно писать письмо, но у меня нет… как это сказать…
– Чернил? – любезно осведомился старичок. – Конверта?
– Да-да, конверта!
– Я могу принести свой, господин Крамер. У меня целая стопка. Я живу рядом, на соседней улице.
– Вы очень любознательны… то есть я хотел говорить, любезны.
Нижегородский сунул в руки старика шиллинг и пристальным взглядом дал понять, что ждет от него немедленных действий. Когда тот удалился, он
поставил на пол свой саквояж и, сменив лупу на молоток и стамеску, принялся за работу.