Девицы вполне вежливо сказали "nice to meet you" -- у Кристины был
какой-то славянский акцент-- и крепко, по-мужски пожали руку Лучникова. Они
подчеркнуто не обращали внимания на свои покачивающиеся груди и как бы
предлагали и окружающим не обращать внимания -- дескать, что может быть
естественнее, чем часть человеческого тела? -- и от этой нарочитости, а
может быть, и просто от голода у Лучникова зашевелился в штанах старый друг,
и он даже разозлился: вновь возникала проклятая, казалось бы, изжитая уже в
сумасшедшей череде дней зависимость.
-- Вы, должно быть, из "уимен-либ", бэби? -- спросил он девушек.
Яростное возмущение. Девчонки даже присвистнули.
-- Мы вам не бэби, -- хрипловато сказала Кристина.
Male chovinist pig, -- прорычала Памела и быстро, взволнованно стала
говорить подружке: -- Из их поколения этой гадости уже не выбьешь. Обрати
внимание, Кристи, как он произнес это гнусное словечко "бэби". Как будто в
фильмах пятидесятых годов, как будто солдат проституточкам!
Лучников облегченно расхохотался; значит, просто обыкновенные дуры!
Дружок в штанах тоже сразу успокоился.
-- Ребята, вы не обижайтесь на моего дадди, -- сказал Антон. -- Он и
впрямь немного олд-таймер. Просто вы его своими титьками взволновали.
-- Простите, джентльмены, -- сказал Лучников девушкам, -- Я
действительно невпопад ляпнул. Грехи прошлого. Почувствовал себя слегка в
бордельной обстановке. Ведь я именно солдафон пятидесятых.
-- Будем обедать, господа? -- спросил Арсений Николаевич. -- Здесь или
в столовой?
-- В столовой, -- сказал Антон. -- Тогда девки, может быть, оденутся. А
то бедный мой папа не сможет съесть ни кусочка.
-- Или сьем что-нибудь не то, -- пробурчал Лучников. Отец и сын сели
рядом в шезлонги.
-- Где же ты побывал за этот год? -- спросил Лучников.
-- Спроси, где не был, -- по-мальчишески ответил Антон. Он сделал знак
Хуа, и тот принес ему драные, разлохмаченные джинсы. Антон вытащил из
кармана железную коробочку из-под голландских сигар "Виллем II" и извлек
оттуда самокруточку. Понятно -- курим "грасс". Именно в присутствии отца
закурить "грасс" -- вот она, свобода! Неужели он думал когда-нибудь, что я
его буду угнетать, давить, ханжески ограничивать? Неужели он, как и эти две
дурочки, считает меня человеком пятидесятых? Во всем мире меня считают
человеком, определяющим погоду и настроение именно сегодняшнего дня, и
только мой собственный сын нашел между нами generation gap. Не слишком ли
примитивно? Во всех семьях говорят о "разрыве поколений", значит, и мы
должны иметь эту штуку? Может быть, он не слишком умен? Провалы по части
вкуса? В кого у него этот крупный нахальный нос? Невысокий, зарастающий по
бокам лоб -- в мамашу. Но нос-то в кого? Да нет, не открестишься --
подбородок мой и зеркальные родинки: у меня над левой ключицей, у него --
над правой, у меня справа от пупка, у него -- слева, а фигура -- в Арсения.
-- Сейчас спрошу, где ты не был, -- улыбнулся Лучников. -- В Штатах не
был?
-- От берега до берега, -- ответил Антон.
-- В Индии не был?
-- Сорок дней жил в ашраме. Пробирались даже в Тибет через китайские
посты.
-- Скажи, Антоша, а на что ты жил весь этот год?
-- В каком смысле?
-- Ну, на что ты ел, пил? Деньги на пропитание, короче говоря?
Антон расхохотался, слегка театрально.
-- Ну, папа, ты даешь! Поверь мне, это сейчас не проблема для... ну,
для таких, как я, для наших! Обычно мы живем в коммунах, иногда работаем,
иногда попрошайничаем.
Кроме того, знаешь ли, ты, конечно, не поверишь, но я
стал совсем неплохим саксофонистом...
-- Где же ты играл?
-- В Париже... в метро... знаешь там корреспонданс на Шатле...
-- Дай затянуться, -- попросил Лучников.
Антон вспомнил, что он курит, и тут же показал специфическую
расслабленность, особую такую шикарную полуотрешенность.
-- Это... между прочим... из Марокко... -- пробормотал он как бы
заплетающимся языком. Все-таки -- мальчишка.
-- Я так и понял, -- сказал Лучников, взял слюнявый окурок и втянул
сладковатый дымок. Сладкая дрянь.
-- Ба, вот странность, только сейчас заметил, что я спрашиваю тебя
по-русски, а ты мне отвечаешь на яки. -- Он внимательно разглядывал сына.
Все-таки красивый парень, очень красивый.
-- Это язык моей страны! -- с неожиданной горячностью вскричал Антон.
Веселости как не бывало. Глаза горят. -- Я говорю на языке моей страны!
-- Вот оно что! -- сказал Лучников. -- Теперь, значит, вот такие у нас
идеи?
-- Слушай, атац, ты меня опять подначиваешь. Ты со мной, я вижу, так и
не научишься говорить серьезно. Яки! -- Нотка враждебности, той старой,
годичной давности, появилась в голосе Антона. -- Яки! Яки, атац!
Атац. т. е. отец, типичное словечко яки, смесь татарщины и русятины.
Уровнем ниже, в дверях столовой появилась фигура деда.
-- Мальчики, обедать! -- крикнул он. Антон вылез из шезлонга и пошел по
веранде, прыгая на одной ноге и на ходу натягивая джинсы. Обернулся.
-- Да, я забыл тебе сказать, что я и в Москве твоей побывал.
-- Вот как? -- Лучников встал. -- Ну, и как тебе Москва?
-- Блевотина, -- с удовольствием сказал Антон и, почувствовав, что
диалог закончился в его пользу, очень повеселел.
Дед явно любовался внуком. В дверях столовой Антон дружески ткнул
Арсения плечом. Лучников-средний задержался.
-- Арсений, это из-за него ты просил меня приехать обязательно
сегодня? Он что -- завтра испаряется?
-- Нет-нет. Антошка мне ничего не говорил о своих планах. Не думаю, что
эта троица так быстро нас покинет. Девочки первый раз на Острове. Антошка
предвкушает роль гида. Новая культура яки и жизнь русских мастодонтов. К
тому же рядом и Коктебель с его вертепами. Думаю, что американочкам на
неделю хватит.
Арсений Николаевич вроде бы посмеивался, но Андрей Арсениевич заметил,
что глаза отца смотрят серьезно и как бы изучают его лицо. Это тоже было не
свойственно старику Лучникову и пугало.
-- Тогда почему же ты сказал "обязательно"? Просто так, а? Без особого
значения?
"Если ответит "просто так", "без особого значения", то это самое
худшее", -- подумал Андрей Арсениевич.
-- Со значением, -- улыбнулся отец, как бы угадавший ход его мыслей. --
У нас сегодня к обеду Фредди Бутурлин.
-- Да я его вижу чуть ли не каждый день в Симфи! -- воскликнул
Лучников.
-- Нам нужно будет вечером поговорить втроем, -- неожиданно жестким
голосом -- президент в кризисных паузах истории -- проговорил
Лучников-старший.
Тогда они вошли в столовую, одна стена которой была стеклянной и
открывала вид на морс, скалу Хамелеон и мыс Крокодил. За столом уже сидели
Памела, Кристина, Антон и Фредди Бутурлин.
Последний был членом Кабинета Министров, а именно товарищем министра
информации. Пятидесятилетний цветущий отпрыск древнего русского рода, для
друзей и избирателей Фредди, а для врэвакуантов Федор Борисович, член партии
к-д и спортклуба "Русский Сокол", по сути дела плейбой без каких-либо особых
идей.