-- А вы не завели еще себе магнитный изолятор? -- поинтересовался
Фредди. -- Рекомендую. Стоит дорого, но зато перекрывает всех "клопов".
-- Что все это значит? -- спросил Лунников. Он злился. Двое уже знают
некий секрет, который собираются преподнести третьему, несведущему. Хочешь
не хочешь, но в эти минуты чувствуешь себя одураченным.
Арсений Николаевич вместо ответа повел их в так называемые "частные"
глубины своего дома, то есть туда, где он, собственно говоря, и жил. Комнаты
здесь были отделаны темной дубовой панелью, на стенах висели старинные
портреты рода Лучниковых, часть из которых успела эвакуироваться еще в 20-м,
а другая часть разными правдами-неправдами была выцарапана уже из
"Совдепии". Повсюду были книжные шкафы и полки с книгами, атласами,
альбомами, старые географические карты, старинные глобусы и телескопы,
модели парусников, статуэтки и снимки любимых лошадей Арсения Николаевича.
Над письменным столом висела фотография суперзвезды, лучниковского фаворита,
пятилетнего жеребца крымской породы Варяга, который взял несколько призов на
скачках в Европе и Америке.
-- Недавно был у меня один визитер из Москвы, -- сказал Арсений
Николаевич. -- Настоящий лошадник. Еврей, но исключительно интеллигентный
человек.
Андрей Арсениевич усмехнулся. Ничем, наверное, не изжить
врэвакуантского высокомерия к евреям. Даже либерал папа проговаривается.
-- Так вот, знаете ли, этот господин задумал в каком-то там их журнале
рубрику "Из жизни замечательных лошадей". Дивная идея, не так ли?
-- И что же? -- поднял дворянскую бровь Бутурлин.
-- Зарубили, наверное? -- хмуро пробормотал Андрей.
-- Вот именно это слово употребил визитер, -- сказал Арсений. --
Редактор рубрику зарубил. Андрей рассмеялся:
-- Евреи придумывают, русские рубят. Там сейчас такая ситуация.
Все трос опустились в кожаные кресла вокруг низкого круглого стола. Хуа
принес портвейны и сигары и растворился в стене.
-- Ну так что же случилось? -- Лучников все больше злился и нервничал.
-- Андрей, на тебя готовится покушение, -- сказал отец. Лучников
облегченно расхохотался.
-- Ну, вот я так и знал -- начнет ржать. -- Арсений Николаевич
повернулся к Бутурлину.
-- Арсений, тебе, наверное, позвонил какой-нибудь
маразматик-волчесотенец? -- смеялся Лучников. -- В "Курьере" дня не проходит
без таких звонков. Чекистский выкормыш, б.... кремлевская, жидовский
подголосок... как только они меня не кроют... придушим, утопим, за яйца
повесим...
-- На этот раз много серьезнее, Эндрю, -- вместе с этими словами и
голос Бутурлина стал намного серьезнее.
-- Сведения идут прямо из СВРП, -- холодно и как бы отчужденно Арсений
Николаевич стал излагать эти сведения. -- Правое законспирированное крыло
Союза Возрождения Родины и Престола приняло решение убрать тебя и таким
образом ликвидировать нынешний "Курьер". Мне об этом сообщил мой старый
друг, один из еще живущих наших батальонцев, но... -- у Лучникова-старшего
чуть дрогнул угол рта, -- ... но, смею заверить, еще не маразматик. Ты
знаешь прекрасно, Андрей, что твой "Курьер" и ты сам чрезвычайно раздражаете
правые круги Острова...
-- Сейчас уже и левые, кажется, -- вставил Фредди Бутурлин.
-- Так вот, мой старый друг тоже всегда возмущался твоей позицией и
Идеей Общей Судьбы, которую он называет просто Советизацией, но сейчас он
глубоко потрясен решением правых из СВРП. Он считает это методами красных и
коричневых, угрозой нашей демократии и вот почему хочет помешать этому делу,
лишь во вторую голову ставя наши с ним дружеские отношения.
Теперь,
пожалуйста, Федя, изложи свои соображения.
Арсений Николаевич, едва закончив говорить, тут же выскочил из кресла и
зашагал по ковру, как бы слегка надламываясь в коленных суставах.
Лучников сидел молча с незажженной сигарой в зубах. Мрак мягкими
складками висел справа у виска.
-- Андрюша, ты знаешь, на какой пороховой бочке мы живем, в какую
клоаку превратился наш Остров... -- Так начал говорить товарищ министра
информации Фредди Бутурлин. -- Тридцать девять одних только
зарегистрированных политических партий. Масса экстремистских групп.
Идиотская мода на марксизм распространяется, как инфлуэнца. Теперь любой
богатей-яки выписывает для украшения своей виллы собрания сочинений прямо из
Москвы. Врэвакуанты читают братьев Медведевых. Муллы цитируют Энвера Ходжу.
Даже в одном английском доме недавно я присутствовал на декламации стихов
Мао Цзэдуна. Остров наводнен агентурой. Си-Ай-Эй и Ка-Гэ-Бэ действуют чуть
ли не в открытую. Размягчающий транс разрядки. Все эти бесконечные делегации
дружбы, культурного, технического, научного сотрудничества. Безвизный въезд,
беспошлинная торговля... -- все это, конечно, невероятно обогащает наше
население, но день за днем мы становимся международным вертепом почище
Гонконга. С правительством никто не считается. Демократия, которую Арсений
Николаевич с сотоварищами вырвали у Барона в 1930 году, доведена сейчас до
абсурда. Пожалуй, единственный институт, сохранивший до сих пор свой смысл,
-- это наши вооруженные силы, но и они начинают развинчиваться. Недавно было
экстренное заседание Кабинета, когда ракетчики Северного Укрепрайона
потребовали создания профсоюза военных. Вообрази себе бастующую армию. Кому
она нужна? По данным ОСВАГа, 60% офицерского состава выписывают твой
"Курьер". Стало быть, они читают газету, которая на каждой своей странице
отвергает сам смысл существования русской армии. Понимаешь ли, Андрей, в
другой, более нормальной обстановке твоя Идея Общей Судьбы была бы всего
лишь одной из идей, право на высказывание которых -- любых идей! --
закреплено в Конституции 1930. Сейчас Идея и ее активный пропагандист
"Курьер" становится реальной опасностью не только для амбиций наших
мастодонтов, как ты их называешь, но и для самого существования государства
и нашей демократии. Подумай, ведь ты, проповедуя общую судьбу с великой
родиной, воспитывая в гражданах комплекс вины перед Россией, комплекс вины
за неучастие в ее страданиях и, как говорят они там, великих свершениях,
подумай сам, Андрей, ведь ты проповедуешь капитуляцию перед красными и
превращение нашей славной банановой республики в Крымскую область. Ты только
вообрази себе этот кошмар-- обкомы, райкомы...
-- Я не понимаю, Федя, -- перебил его Лучников. -- Ты что,
подготавливаешь меня к покушению, что ли? Доказываешь его целесообразность?
Что ж, в логике тебе не откажешь.
Тяжесть налила все его тело. Тело -- свинцовые джунгли, душа--
загнанная лиса. Мрак висел теперь, как овальное тело, возле уютной люстры.
Сволочь Бутурлин разглагольствует тут, развивает государственные
соображения, а в это время СВРП разрабатывает детали охоты. На меня. На
живое существо. Сорокашестилетний холостяк, реклама сигарет "Мальборо",
любитель быстрой езды, пьянчуга, сластолюбец, одинокий и несчастный, будет
вскоре прошит очередью из машингана. До слез жалко мальчика Андрюшу. Папа и
мама, зачем вы учили меня гаммам и кормили кашей Нестле? Конец.
-- Постыдись, Андрей! -- вскричал Бутурлин. -- Я рисую тебе общую
картину, чтобы ты уяснил себе степень опасности.
Он уяснил себе степень опасности.