И чего добивается от нее Вовчик спустя пятнадцать лет, если она так ничего и не смогла вспомнить ни тогда, ни потом? Ада придвинула к себе папку, но, так и не решившись ее открыть, достала вместо этого телефон и набрала номер начальника службы безопасности.
– Сереж, мне срочно нужна информация по одному человеку – все, что сможешь нарыть.
И сообщила Писаренкову все, что знала о Владимире. Сделала она так по укоренившейся привычке: предпочитала всегда прощупывать почву перед тем, как начинать сотрудничество с кем-либо. Как ей повезло в том, что в ее ближайшем окружении есть люди, которым она может полностью доверять! Незаменимый Сташков и Писаренков, мимо которого даже мошка не пролетит не идентифицированной, но, надо признать, не ее личная заслуга – знакомство с этими людьми. «Знакомься, Адочка… Это – твои ангелы-хранители», так сказал ей он , когда представлял ей Сергея и Игоря.
Ада подняла руку, подзывая официантку, расплатилась по счету, не забыв оставить щедрые чаевые, и, захватив папку, направилась к выходу. Решила внимательно посмотреть материалы не здесь, в незнакомом месте, а в родном кабинете, где само молчаливое присутствие за одной стенкой – Сташкова, а за другой – Писаренкова вселит в нее спокойствие и уверенность. Чего уж скрывать, рассказ Вовчика если не напугал, то встревожил не на шутку, а в офисе она чувствовала себя как в надежной крепости.
Ада не стала возвращаться к машине, села в метро и поехала с двумя пересадками на работу. Папка, которую она держала под мышкой, жгла раскаленным железом, и девушка сунула ее в пакет к купленному у старушки рукоделию. «И зачем мне теперь все эти носки? – пронеслось вдруг в голове. – Столько и за всю жизнь не сносишь, а мне, возможно, осталось совсем немного – подарить часть Сташкову и Писаренкову, и секретарше тоже?..» Но мысль эта категорически не понравилась: неужели она так быстро сдалась? Нет. Предупреждения Вовчика она примет к сведению, но впадать в панику не станет. А будет действовать, бороться за то, чтобы жизнь ее оказалась такой долгой, что пригодились бы ей все эти носки. Почему-то все другие важные вещи, за которые она цеплялась раньше, ушли на задний план, уступив первое место рукоделию незнакомой бабушки. Впрочем, спроси Аду, что она имеет в виду под таким обобщающим и пафосным определением, как «важные вещи в ее жизни», она не смогла бы назвать ничего, кроме работы. Ею она заменила все, что могло бы стать для нее первостепенным, и сделала это осознанно, и только сейчас, когда возникла угроза ее жизни, впервые засомневалась в правильности сделанного ею выбора. И тревожно стало не только от нависшей опасности, но и от осознания того, что живет она как-то неправильно: как робот, лишенный человеческих желаний и стремлений.
Правду говорят: родные стены помогают – едва она переступила порог офиса, как тревоги и страхи, атаковавшие ее дорогой, остались за дверью. Ада поздоровалась с поднявшейся ей навстречу секретаршей и попросила ту никого не пускать к ней и все звонки переводить на Сташкова.
В кабинете Ада решительно бросила папку на стол и, с удобством расположившись в кожаном кресле, приступила к чтению собранного Вовчиком материала.
Ей понадобилось двадцать минут, чтобы просмотреть содержимое. Читать ксерокопии газетных вырезок и распечатки из Интернета было неприятно, но не из-за подробностей, которые как раз отсутствовали (информация о гибели той или иной девушки преподносилась скупой сводкой), а потому, что видеть подтверждение гибели тех, с кем она когда-то делила жизнь, было тяжело, да и с каждой прочитанной заметкой осознание нависшей опасности становилось все весомее. Перебирая бумаги, Ада то и дело ежилась, как от сырого холода, и не могла отделаться от ощущения, что спускается по разрушенным ступеням, касаясь ладонями осклизлых стен, в глубокий темный подвал.
Помимо этих заметок, была распечатана история интерната, но Вовчик взял ее из Википедии. Сводка изобиловала описаниями достопримечательностей усадьбы, фамилиями архитекторов, приложивших руку к ее созданию и украшению, – но все эти сведения не содержали ничего такого, о чем бы Ада не знала.
Просматривая содержимое папки, девушка с трудом сдерживала раздражение на Вовчика, который к сбору материала подошел так непродуманно. Распечаток было много, но они копировали друг друга, словно Сухих задался целью не собрать в одно целое всю необходимую картину, тщательно отбирая нужные пазлы, а накидал в одну коробку как можно больше фрагментов, не просмотрев их, не выкинув повторяющиеся, – количеством подменил качество. Ада осталась с ощущением, будто ей дали прочитать не статьи целиком, а лишь их заголовки – ничего ясней не стало, по-прежнему больше вопросов, чем ответов. Непрофессионально Вовчик подошел к делу, непрофессионально. А еще работает в детективном агентстве! Или он специально так сделал ради того, чтобы поймать Аду на крючок любопытства? Раззадорил, напугал, заинтриговал.
Ада сняла трубку внутреннего телефона и, минуя секретаря, набрала номер Писаренкова.
– Сереж, ну что у тебя? Нашел что-нибудь?
– Обижаете, босс, – в голосе начальника службы безопасности послышалась шутливая снисходительность. Ада живо представила его себе: тонкие губы, не привыкшие улыбаться, растянулись в усмешке, делающей Писаренкова похожим на злодея из американских блокбастеров. «Сережа, я тебя боюсь, когда ты так усмехаешься», – как-то в шутку заметила Ада, на что Писаренков отреагировал удовлетворенным хмыканьем. Но на самом деле в той шутке была своя доля истины: начальника службы безопасности Ада побаивалась, даже робела перед ним, хотя и старалась не показывать виду. А как можно не бояться человека, у которого наверняка на тебя собрано полное досье, включающее даже точную дату, когда у тебя вылез первый зуб? Ну и что, что она начальница! Наверняка, прежде чем поставить Аду в управление филиалом, ББ отдал указание Писаренкову просканировать ее вдоль и поперек.
ББ – Большой Босс. Борис Борисович. Или – ее личная Большая Беда. Безумная Боль. Кому как больше нравится…
– Ада, ты меня слушаешь? – раздалось в трубке.
– Прости, отвлеклась. Задумалась.
– Во время разговора? – недоуменно спросил Писаренков, и в воздухе повисло недоговоренное вслух, но четко услышанное в интонациях «со мной?». Как можно задумываться о чем-то постороннем в разговоре с ним , таким незаменимым, способным достать любую информацию хоть на Сатану, хоть на Бога?
– Давай, Сереж, зачитывай! – скомандовала она, и Писаренков вмиг посуровевшим тоном, «прокурорским», как называла его про себя Ада, начал:
– Сухих Владимир Петрович, родился в селе Путиловка в 1982 году…
«Не женат, не привлекался, высших учебных заведений не оканчивал…» Много в биографии Вовчика было этих «не», игравших как в его плюсы, так и в минусы. «Если я поручу Писаренкову раскопать историю интерната, он сделает это, в отличие от Вовчика, на «пять с плюсом».
– Стоп, Сереж, – прервала она на полуслове Писаренкова, когда тот от общей характеристики перешел к перечислению хронических заболеваний Сухих. – Мне достаточно пока и того, что ты рассказал. Продиктуй еще раз адрес его работы.
Вовчику, конечно, можно и позвонить, но Ада решила, что разговор не по телефону, а лично, окажется продуктивнее. Да и хотелось ей нагрянуть так, врасплох: непредупрежденные люди хотя бы на секунду, но оказываются самими собой. Во время разговора с Владимиром ее не оставляло чувство, что он играет хорошо заученную роль, отрепетировал даже мимику и интонации. И это ощущение после прочтения содержимого папки лишь усугубилось.
Она записала адрес, по которому находилось детективное агентство (все же не обманул Сухих насчет места работы!), посмотрела по карте и пожалела о том, что не приехала в офис на машине: агентство располагалось на конечной остановке метро одной из дальних веток, ехать нужно было с двумя пересадками. Но раз решила ехать, отменять поездку не будет. Ада набрала номер зама.
– Игорь, привет!
– О, ты тут? Я заходил раньше, но не застал тебя на месте.
– Была незапланированная встреча, личная.
– Ого!
– Совсем не то, что ты подумал, – остудила Ада его воображение. Сташков знал о ней многое, в том числе и то, что личная жизнь у нее зашла в тупик. Но беспокойств больше по этому поводу выказывала Юлечка, а не сам Сташков, считавший, что всю нерастраченную на любовные переживания энергию Ада обращает в работу.
– Игорь, мне нужно отлучиться. Не знаю, вернусь ли я сегодня в офис или уеду с концами…
– С концом, – вдруг гоготнул Сташков.
– Что?
– Ничего, – смутился он. – Так, дурацкая шутка. Езжай, куда тебе надо и на сколько надо. Справлюсь.
– Ты мне звони, если что, – я на связи.
– Ну, это понятно! Только мой совет тебе: отключай мобильник хотя бы на ночь! Наверное, ты с ним в руке так и спишь.
– Нет, под подушку кладу, – ответила она самым серьезным тоном. Положив трубку на рычаг, крутанулась в кресле, как девчонка, и, остановив взгляд на папке, задумчиво закусила нижнюю губу. Может, и в самом деле стоит поручить собрать информацию об интернате Писаренкову? Это была мысль уже не напуганной мнительной Ады, которую в панику ввергли ничем практически не обоснованные «версии» старого знакомого, всегда отличавшегося бурной фантазией и страстью ко всему мистическому и непознанному, – это была мысль как раз таки настоящей Ады – привыкшей держать все под контролем, не терпящей недостатка информации, доверяющей своей интуиции. Силен тот, кто знает: слабость – в невежестве. Еще она знала, что случайностей не бывает – цепь совпадений заставляет призадуматься.
С чего начать, Ада не решила. Возможно, гибель бывших соседок по спальне и не имела никакого отношения к интернату и тем более к той ночи, о которой Ада мало что помнила. Но сбрасывать со счетов ту трагедию тоже нельзя, как бы тяжело ей ни было вспоминать об этом.
– А вдруг Вовчик прав? – Ада даже не заметила, что размышляет вслух. И когда в кабинете вдруг раздался голос секретаря, чуть не подскочила на месте от неожиданности.
– Лина!
– Я постучала, – смущенно ответила девушка.
– Что там у тебя?
– Вас искали.
И по тем признакам, что личико девушки приняло серьезно-торжественное выражение, а сама она вытянулась, как новобранец, в струнку и что не сразу выпалила имя спрашивавшего начальницу человека, а сделала многозначительную паузу, Ада сделала вывод, что, наверное, искал ее кто-то особый. Впрочем, иногда секретарь преувеличивала важность ситуаций и каждому третьему, искавшему Аду, в своей личной табели о рангах по одной лишь ей ведомой причине присваивала высшие позиции. Однажды Лина таким образом приняла за «очень важное лицо» и проводила со всеми почестями в кабинет к начальнице… коммивояжера, торгующего поддельной косметикой. Что уж сбило с толку девушку – костюм ли и прическа «волосок к волоску» ушлого молодого человека, его ли сладко-назойливые речи или, наконец, поддельная «Шанель» – неизвестно. Но Ада и глазом не успела моргнуть, как на ее столе прямо перед носом оказался ворох коробочек, пузырьков и тюбиков, а нахально развалившийся в кресле напротив нее коммивояжер уже брызгал удушливым одеколоном на бумажку и быстро-быстро размахивал ею перед носом оторопевшей хозяйки кабинета.
И сейчас Ада тоже не была уверена, что секретарь опять не приняла за важного посетителя какого-нибудь проходимца, но Лина назвала имя, от которого сердце по старой привычке сжалось в комок, а затем забилось в лихорадочном ритме.