– Мик, вы правы. Я мелочный трусливый глупец. За свои жалкие пять сотен Клара получит тысячу фунтов, черт возьми! И я свезу ее в Эдинбург, даже в Лондон, мы там проведем весь сезон, я приглашу к ней лучших врачей, соберу самое лучшее общество, чтоб повеселить ее! А если она им покажется несколько странной – черт побери, я сумею за нее вступиться, ведь я брат ее! Да, да, вы правы: никакой беды не случится, если я возьму у нее сотен пять на несколько дней – ведь это может принести только выгоду и ей и мне. Ну‑ка, налейте стаканы, дружище, и выпьем за успех, так как вы совершенно правы.
– Пью за успех от всей души, – ответил Миклем, чрезвычайно обрадованный тем, что пылкий характер патрона подтолкнул его к нужному решению. Однако он захотел все‑таки на всякий случай выгородить себя. – Только тут правы‑то вы, а не я. Я бы ничего не присоветовал, кабы не ваши уверения, что вы‑де побьете этого английского графа, да и сэра Бинго тоже. А если вы твердо надеетесь на успех, то со стороны любого из ваших друзей было бы неумно и невеликодушно мешать вам.
– Верно, Миклем, верно, – ответил Моубрей, – однако кости и карты – всего лишь кость да картон. И самая резвая беговая лошадь может поскользнуться, не добежав до столба. Лучше бы не впутывать сестрины деньги в такое дело… Впрочем, горевать рано! Если не повезет, я сумею вывернуться не хуже всякого другого. Так что готовьте‑ка наличные денежки, Мик.
– Ну то‑то! Но вот что еще надо сказать вам. Акции положены в банк на мое имя и на имя банкира Тэма Тернпенни, как опекунов мисс Клары. Добудьте от нее письмо, в котором она поручала бы нам проедать акции и выплатить вам полученную сумму, и Тэм Тернпенни на основании этого документа незамедлительно выложит вам пятьсот фунтов. Вы ведь, наверно, захотите продать весь пакет? Это даст больше шестисот, а то и целых семьсот фунтов. Я считаю, что вам лучше продать все: стоит ли такую малость делить?
– Верно, верно, – ответил Моубрей. – Если идти нам с вами в подлецы или вроде того, так не зря же. Заготовьте мне образец письма, а Клара перепишет, – если, конечно, согласится. У нее, знаете, может оказаться свое собственное мнение, как у всякой женщины.
– А уж тут, – сказал Миклем, – ничего не поделаешь, спорить с ней – все равно что уговаривать ветер. Но разрешите дать вам совет: я бы на вашем месте сказал мисс Кларе только, что вам очень нужны наличные деньги. Насколько я понимаю, ей едва ли будет по душе, чтобы вы на теткины деньги пытали счастья в орла и решку с лордами и баронетами. У нее, я знаю, странные понятия в иных вопросах: все доходы с этого капитала она тратит лишь на дела милосердия.
– Значит, я рискую ограбить и бедняков и свою сестру зараз, – промолвил Моубрей, снова наливая вина и себе и своему другу. – Ну, Мик, деваться некуда! Выпьем за Клару, она‑то ангел, а вот я… Что я такое – я и сам не скажу и никому другому не позволю сказать. Только на этот раз я выиграю, непременно выиграю – ведь от этого зависит состояние Клары.
– Зато, думаю я, – сказал Миклем, – коли дело обернется плохо – ведь бог свидетель, часто срываются и самые умные расчеты, – нас утешит сознание, что в конце концов в накладе останутся одни бедняки, да и тем приход не даст умереть голодной смертью. Вот если бы ваша сестра тратила свои деньги на себя – тогда дело другое.
– Довольно, Мик! Молчите, ради бога, мой почтенный друг, – сказал Моубрей. – Все это так.
В черный день не найти советчика лучше вас – дюжина казуистов не могла бы так славно примирить совесть человека с его потребностями. Но поберегитесь, мой усердный исповедник и советник, не перестарайтесь! Смотрите, как бы ваши шуточки не отбили у меня всякую охоту к этому делу.
Давайте‑ка ваше послание, и я пойду с ним к Кларе, хотя, пожалуй, я предпочел бы сойтись с лучшим стрелком Британии на зеленой лужайке в десяти шагах.
С этими словами он вышел из комнаты.
Глава 11. БРАТСКАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ
Мой родич быть мне близок должен сердцем.
Когда я вижу, как играют дети
И как Уильям рвет цветы для Эллен,
А та ему для лески мушек ловит,
Не верю я, что минет лет десяток,
И алчность, подозренье, равнодушье
Навеки разорвут святые узы,
Связующие брата и сестру.
Неизвестный автор
Расставшись со своим зловредным советчиком, чтобы предпринять действия, которые тот, не очень расхваливая, все же подсказывал ему, Моубрей направился в маленькую гостиную, которую его сестра привыкла называть своей и где проводила почти все время. Комната была убрана тщательно и прихотливо и по своему изяществу и порядку представляла полный контраст другим помещениям старого и запущенного дома. На маленьком рабочем столике лежали предметы, говорившие о художественных склонностях обитательницы и в то же время намекавшие на неустойчивость характера. Там были неоконченные рисунки, ноты с помарками, вышивки всех родов и прочие мелочи, сделанные женскими руками. Видно было, что за них принимались со старанием, что над ними трудились со вкусом и умением и что их бросили, так и не доведя до конца.
Сама Клара сидела на низеньком диванчике у окна и читала книгу или только переворачивала страницы, делая вид, что читает. Увидев брата, она тотчас вскочила и с самой искренней радостью бросилась к нему.
– Добро пожаловать, дорогой Джон! Как мило, что ты навестил затворницу сестру! А я тут стараюсь приневолить свои глаза и мысли к чтению этой глупой книги – ведь говорят, будто мне нехорошо много думать. Не знаю, в чем дело – повесть скучна или я не умею сосредоточиться, но глаза мои лишь скользят по странице, словно во сне, когда снится, что читаешь, а ты не понимаешь ни слова. Поговори со мной, так будет лучше. Чем мне угостить тебя, чтобы доказать, как я рада тебе? Боюсь, что могу предложить тебе только чашку чая, а ты до него не большой охотник.
– Сейчас я с удовольствием выпью чашку, – сказал Моубрей. – Мне надо поговорить с тобой.
– Тогда Джесси быстро приготовит нам чаю, – сказала мисс Моубрей и, позвонив, отдала распоряжение горничной. – А за то ты не будь неблагодарным, Джон, и не мучь меня разговорами о церемониале своего празднества. «Довлеет дневи злоба его» – в свое время я выйду к гостям и для твоего удовольствия постараюсь сыграть свою роль как можно лучше. Но думать об этом заранее – голова и сердце разболятся. Так что, пожалуйста, пощади меня, не будем говорить об этом.
– Ах ты моя дикарочка! – сказал Моубрей. – С каждым днем ты все больше боишься встреч с людьми когда‑нибудь ты убежишь у нас в лес и одичаешь там, как принцесса Карабу. Нет, я постараюсь не мучить тебя. Если в этот великий день что‑нибудь пойдет вкривь и вкось – пусть бранят болвана, который не нашел себе в помощь советницы. Но я хотел поговорить с тобой, Клара, о более важном деле, о деле чрезвычайной важности.
– О каком деле? – воскликнула, вернее почти закричала Клара. – Господ» боже мой, что это? Ты сам не знаешь, как пугаешь меня!
– Да что тебе померещилось? – сказал брат. – В моем деле нет ничего необыкновенного. Право, это довольно обычная неприятность, и, насколько мне известно, она часто случается в жизни. Мне до зарезу нужны деньги.
– И это все? – спросила Клара.
По тону ее брат понял, что теперь, узнав, в чем суть, она склонна настолько же преуменьшать беду, насколько раньше, до его объяснения в страхе готова была преувеличить ее.