Он сидел, погрузясь в мрачную задумчивость, когда их течение нарушил приход услужливой хозяйки.
– Я надумала предложить вам чашку чая, мастер Фрэнси, – просто так, ради старого знакомства. Велю этой вертушке Бинни подать сюда чай и сама заварю его. Как! Вы еще не допили вино?
– Я больше не буду пить, миссис Додз, – ответил Тиррел, – и прошу вас забрать бутылку.
– Забрать бутылку, когда вы не выпили и половины! – сказала Мег, темнея лицом. – Вино‑то, надеюсь, здесь ни при чем, мистер Тиррел?
В ответ на этот вопрос, заданный почти во враждебном тоне, Тиррел стал смиренно уверять хозяйку, что кларет у нее «безупречный, даже превосходный».
– Так почему ж вы его не допили? – резко бросила Мег. – Незачем спрашивать вина больше, чем вам может пригодиться. Вы, верно, думаете, у нас тоже заведен такой «табльдот», как они там, внизу, называют свой новомодный общий стол? Мне сказывали, что все прокисшие остатки ставят у них в буфет: в бутылке вина на самом дне, а у каждой на горлышке привязана бумажка, чтобы знать, кто из постояльцев ее хозяин. Так они и стоят в ряд, словно докторские лекарства. И в самой полной из них вина не наберется на одну честную шотландскую мерку.
– Наверное, – заметил Тиррел, стараясь в угоду своей старой приятельнице поддержать ее предубеждения, – наверное, вино не так уж хорошо, чтобы хотелось выпить полную меру.
– Вот‑вот, дружок, а ведь те, что торгуют им, могли бы не скупиться. Они свое вино получают за бесценок, и оно наверняка не видывало ни французских, ни португальских виноградников. Так вот, говорю я вам, здесь у нас не новомодный отель, где бутылку оставляют на завтра, если гостю не под силу с ней справиться. Раз вино раскупорили – надо его пить, если оно, разумеется, пробкой не пахнет.
– Вполне с вами согласен, Мег, – сказал постоялец, – но я много проехал сегодня и разгорячен ездой. Лучше мне не доканчивать бутылку, а выпить чашку чаю, что вы мне посулили.
– Ну, тогда все, что я могу сделать, это отставить бутылку в сторону – для вас из этого вина получится завтра подливка к дикой утке. Вы как будто говорили, что останетесь здесь на денек‑другой?
– Вы не ошиблись, Мег, таково мое намерение, – ответил Тиррел.
– Хорошо, будь по‑вашему, – сказала миссис Додз. – Тогда хоть вино не пропадет, однако, можете мне поверить, дружок, такому кларету не часто приходится кипеть в кастрюльке. А помню я времена, когда вы, не боясь головной боли, вытягивали до дна целую бутылку, а то и две, если вам удавалось у меня выклянчить вторую. Впрочем, вам тогда мог пособить братец – ах, веселый был мальчик Вэлентайн Балмер! Вы тоже были лихим пареньком, мастер Фрэнси, Скольких хлопот стоило мне держать вас обоих в узде, когда вы, бывало, затеете что‑нибудь! Но вы‑то были чуточку поспокойней, чем Вэлентайн. И какой красивый был мальчишка! Глаза – прямо алмазы, щеки – что розовый цвет, волосы пышней, чем куст вереска. До него ни на ком не видела я бакенбард – впрочем, нынче всякий норовит обойти цирюльника. А смеялся он так, что мертвого поднимет! И бранили‑то его, и хохотали над ним, и ни на кого другого не глядели, когда этот Вэлентайн жил здесь. Как теперь поживает ваш братец Вэлентайн Балмер, мастер Фрэнси?
Тиррел опустил глаза и только вздохнул в ответ.
– Ах, вот что! – воскликнула Мег. – Неужели бедный мальчик так рано покинул наш горестный мир? Увы, всем нам идти одним путем: все мы – битые кувшины, рассохшиеся бочки, все мы – сосуды с течью, и не удержать нам в себе вина жизни, нет, где уж там! А этот бедный мальчик Балмер, не был ли он родом из Балмер‑Бэй, той гавани, где выгружают голландскую водку, как вы полагаете, мастер Фрэнси? Там еще и черным чаем торгуют… А чай‑то, что я вам приготовила, как он вам показался, мастер Фрэней?
– Чай превосходный, хозяюшка, – ответил Фрэнсис Тиррел.
Однако по тону, каким это было сказано, ей стало ясно, что она затронула в разговоре предмет, пробудивший в нем неприятные мысли.
– А когда же умер этот бедный юноша? – продолжала Мег, которой не были чужды свойства праматери Евы и которой поэтому захотелось узнать, что же так взволновало постояльца. Но, обманув ее ожидания, он повернулся к окну и, вглядываясь в отдаленные строения вокруг источника святого Ронана, постарался направить ее мысли в другую сторону. Словно впервые заметив эти новые дома, он равнодушно произнес:
– А у вас, однако, завелись веселые соседи, хозяйка.
– Соседи! – подхватила Мег, и гнев ее тотчас разгорелся, как случалось всегда, едва касались этого больного места. – Называйте их соседями, коли хотите, а для Мег Додз было бы легче, если б черт унес их всех подальше.
– Наверное, – сказал Тиррел, словно не замечая ее неудовольствия, – это тот отель Фокса, о котором мне рассказывали?
– Фоке, – сказала Мег, – как раз та самая лиса, что унесла всех моих гусей. Я давно бы прикрыла свое заведение, мастер Фрэнси, если б жила только с него. Ведь всех здешних помещиков я помню с пеленок и почти всех кормила пряниками и сахарным печеньем из собственных рук. А они предпочтут увидеть, как на доме моего отца провалится крыша и задавит меня, но не соберут по медной полушке, чтобы было чем подпереть ее. Зато каждый из них отвалил по пятидесяти фунтов на постройку отеля на ихних водах. И много же заработали они на нем! Ведь Сэнди Лоусон обанкротился и за целый год не отдал им и полпенни арендной платы.
– Знаете, хозяюшка, я считаю, что раз источник так славится своей целебной силой, здешним помещикам следовало бы предложить вам проповедовать его свойства.
– Мне, проповедовать! Я, право, не держусь квакерской веры, мастер Фрэнси, и не слыхивала, чтобы трактирщица принялась проповедовать – разве что матушка Бакен в западной стороне. А если б пришлось мне взяться за это дело, так ведь во мне шотландская кровь, и у меня хватило бы ума не читать проповедей в том самом помещении, где танцуют всю неделю каждый вечер, не исключая субботы, да еще до самой полночи. Нет, нет, мастер Фрэнси, пусть уж этим занимается мистер Саймон Четтерли – так, кажется, зовется юркий маленький попик, выписанный к ним из города. Он играет в карты, шесть дней в неделю танцует, а на седьмой читает вслух требник в бальном зале, и пьяный цирюльник Тэм Симеон помогает ему вместо причетника.
– Я уже, кажется, слыхал что‑то о мистере Четтерли, – сказал Тиррел.
– Вы, верно, вспомнили ту проповедь, что он напечатал, – сердито сказала хозяйка. – Этот безмозглый дурак, этот пустой болтун говорит, что его грязная, вонючая лужа – настоящая купель Вефизды.
Ему бы следовало знать, что слава про этот родник пошла в мрачные времена папизма. И хоть ключ окрестили именем святого Ронана, я никогда не поверю, чтобы этот добрый человек отвечал за такой источник. Мне говорили знающие люди, что он вовсе и не католик был, а просто талдей, или халдей, или вроде того. А не выпить ли вам еще чашечку чаю, мастер Фрэнси? С кусочком бисквита? Я его пеку на домашнем масле, а не на остатках кухонного жира, как все то, что продают внизу у кондитера. У него в печенье больше дохлых блох, чем тмину. Нечего сказать, кондитер! Пусть мне дадут на пенни ржаной муки, да еще на пенни патоки, да два‑три зернышка тмина, и я напеку сластей получше тех, что выходят из его печи.
– Ничуть не сомневаюсь, миссис Додз, – согласился постоялец. – Дивлюсь только, как удалось обосноваться здесь чужим людям, когда тут есть такая давнишняя и хорошо известная гостиница, как ваша. Все дело, вероятно, в минеральной воде. Но как случилось, хозяйка, что об этой воде вдруг заговорили?
– Не знаю, сэр.